the system.

Когда-то взрослые обещали, что будет совершенно по-другому. В школе во время уроков подготовки к церемонии определения предназначения говорили, что все должны сидеть со слегка опущенной головой, улыбаясь, ожидая, когда на весь зал раздастся их имя, выпадая из старых, но всё ещё работающих динамиков. Так полагается по этикету. Так должны вести себя взрослые члены общества. По факту же, только ступив в маленькую, забитую подростками комнату, Чонгук чувствует, как внутри зарождается огромная волна паники, которая грозится перерасти в цунами и накрыть его с головой. И не только его. Он осматривается вокруг, отмечает для себя самого, что спокойствием и умиротворением здесь, в этой комнате, в этом помещении, и не пахло. От каждого стула несёт отчаянием, слезами и предопределённостью, на каждой из четырёх стен видны царапины и имена (совсем новые — те, которые оставили еще дети со всем как напоминание, что они любили кого-то помимо предназначенного, как напоминание, что для того, чтобы найти своего человека необязательно обращаться к Системе), вычерченные с нереальным трудом, а после с феноменальной лёгкостью перечёркнутые. Над каждым сидящим здесь подростком словно нависает огромная свинцовая туча, грозящаяся вот-вот упасть на голову, похоронив под собой все мечты и надежды. Всё слишком сложно. Девочки реагируют по-разному: кто-то проливает реки слёз, наверное, впервые в своей жизни не беспокоясь о потёкшей туши и распухшем носе; а кто-то сидит, застыв, кажется, будто и не дышит вовсе. Парни же пытаются держать себя в руках. Пытаются до последнего, но не всегда успешно. Чонгук видит своего знакомого в дальнем углу комнаты, но подойти не решается: тот весь в слезах. Чонгук знает, как важно сохранить лицо в подобной ситуации, поэтому оставляет парня наедине с его переживаниями. Чонгук знает, что это за реакция. Ему об этом рассказывали. Это странно, правда, чертовски странно, но Чонгуку не страшно. Его немного подташнивает из-за установившегося настроения всеобщей паники, но ничего более. Чонгуку не страшно. Он смирился с тем, что влюбляться ему не положено, а партнёра ему подберёт программа, алгоритм действия которой рассчитали когда-то давно. Чонгук понимает, а понимание убивает страх. Чонгуку интересно, до дрожи в коленках интересно. Он знает, что ему придётся пройти кучу занудных тестов, медицинское обследование, а потом... Потом он получит несколько бумаг, в котором будут храниться данные о его будущем партнёре, о том, кого приписала ему программа. Бумажки, на которых будет выписана его судьба на ближайшую жизнь. Порой это кажется даже слишком глупым. Чонгук не считает подобный образ выбора спутника жизни правильным, но так принято в обществе, а он всего лишь часть этого самого общества. Приходится мириться. И Чонгук смиренно сидит и ждёт своей очереди. — Пак Хэджи, — разносится из-под потолка, и симпатичная девушка подымается со своего места, направляясь к заветной и пугающей двери. Чонгук отмечает, что знает её. Она учится в параллельном классе, и, кажется, у неё даже есть парень. Чонгук всегда считал, что это глупо — заводить отношения, когда ты даже понятия не имеешь, этот ли человек тебе предназначен, его ли определит для тебя программа. Чонгук лишь ухмыляется на заявления влюблённых сверстников, что они убегут, спрячутся, но никогда не расстанутся. «Дети, всё ещё слишком наивные дети», — то немногое, что думает о них Чонгук. Единственная же любовь для него — это рисование. Убегать по ночам из дому, но не на свидания, а на крыши домов или к старым заброшенным зданиям, дабы убить в этих местах несколько часов своей жизни и оставить за собой след, который скоро исчезнет — или его специально уничтожат, — это смысл его жизни. Некоторое время его рисунки ярким пятном будут выделяться в до боли надоевшей серости огромного города. Возможно, они заставят кого-то улыбнуться, и только от этой мысли ему становится тепло. Примерно через пол часа Пак Хэджи снова появляется перед ним — с полными слёз глазами, трясущимися руками и прокушенной до крови губой. Чонгук понимает сразу: не он. Не её парня определила для неё Система. Вот об этом он и говорил, об этом он предупреждал. Иногда кажется, что он слишком занудный для своего возраста, но в конце концов он всегда оказывается прав. Чон Чонгук — слишком умный, слишком рассудительный, слишком задумчивый в этот самый момент, настолько, что не сразу расслышал своё имя, эхом отразившееся от стен и заполнившее собой всю комнату. Он спокоен. Спокоен, как никогда. Он никого не впускал в свои сердце и душу. Нет никакой вероятности, что выданное программой чужое имя принесёт ему хоть какую-то боль или разочарование. Он никого не любит, он ничего не ожидает. Чонгук знает, Чонгук уверен. И только когда его рука уже поворачивает ручку двери, в голове у него совершенно неожиданно всплывает образ. Светловолосый, наглый, раздражающий, но до ужаса красивый, до пугающего его. Чонгук замирает на секунду, не решаясь зайти в комнату. — Нет, Чонгук, забудь. — Команда, отданная самому себе, воспринимается мгновенно. — Это не хорошо. Это не правильно. Слишком много раз он уже повторял себе эту фразу. Слишком сложно справиться с эмоциями, но у Чонгука получается. Чонгук научился справляться. Дверь за ним закрывается беззвучно. Пути назад больше нет. Единственное, что ему сейчас остаётся, — это успокоиться и отдать свою судьбу в руки машины. Неживой и бесчувственной. Чонгуку не страшно, ему интересно. *** Больше всего сейчас просто хочется хлопнуть дверью, как в детстве, когда ты споришь с родителями, понимая, что ты на самом-то деле прав, но ничего не можешь сделать в силу возраста, и тогда единственное, что остаётся, — это хлопнуть этой чёртовой дверью, демонстрируя своё несогласие. Чонгуку хочется продемонстрировать всю эмоциональную гамму, образовавшуюся внутри него. Непонимание, панику, потерянность и, если уж совсем честно, страх. Но вместо этого он, как культурный, взрослый и адекватный человек, только аккуратно закрывает за собой дверь и, стараясь не смотреть ни на кого конкретного, бредёт в сторону выхода. Ему не хочется ни с кем разговаривать, никого видеть. Не этого он ожидал от сегодняшнего дня. Чего угодно, но только не этого. — Чон Чонгук, — окликают его мягким женским голосом из-за стола неподалёку от выхода. Секретарь. А ведь так не хотелось ни с кем разговаривать. Но Чонгук вовремя вспоминает о правилах приличия. — Да. — Секунда — и на лице доброжелательная улыбка, вот так-то и не скажешь, что минуту назад у этого человека рухнул один из выстроенных внутри миров. Молодая девушка-секретарь подзывает его к себе, несколько минут ищет что-то в базе данных, после, найдя необходимое, распечатывает и протягивает небольшую стопку бумаг Чонгуку. — Это результаты вашего тестирования. Здесь указано имя вашего предназначения. Возьмите, пожалуйста. Результаты? Имя? Предназначение? Чонгуку хочется умереть прямо здесь и сейчас. — Чон Чонгук, — напоминает о своём существовании секретарь. — Да, конечно. Простите. Он забирает бумаги, но всё ещё не понимает, зачем они ему нужны. Это шутка такая или что? Бумаги тянут вниз неподъёмным грузом, и от них хочется избавиться. Оставить где-то и забыть, стереть из памяти всё произошедшее и жить себе спокойно, не задаваясь вопросом, кто именно сошёл с ума: он или мир вокруг него. И только стоя на автобусной остановке, он решается взглянуть, что таят в себе эти листы. Взгляд неожиданно расфокусирован, но даже это не мешает прочесть имя, написанное большими заглавными буквами. Ким Тэхён. Двадцать один год. Сеул. Смех рождается где-то глубоко внутри Чонгука, но окружающий мир так его и не услышит. Проявление эмоций сейчас - это слишком для него. — Ким Тэхён, почему же мне кажется, что ты будешь от этого не в восторге? — немой вопрос в пустоту, который так и останется без ответа. — Не думаю, что от этого будет какой-либо толк. Чонгук, не задумываясь, выбрасывает папку с бумагами в ближайшую мусорку. Они ему не нужны. Слишком хорошо он знает, кто такой Ким Тэхён. Первый, кто приходит в голову, — Юнги. Поехать к нему выпросить алкоголь, который ему самому не продадут еще года два, пожаловаться на несправедливость судьбы, обматерить и проклясть Систему — все это к нему. Больше некому. Юнги в жизни Чонгука появляется совершенно случайно, и сейчас Чонгук уверен, что это, наверное, единственная случайность в его жизни, которой он рад. Юнги старше на два года, ниже на полголовы, курит красные «Мальборо» и рисует так, что даже страшно представить, что позже его рисунки кто-то может осквернить. Они встретились два года назад, когда Чонгук только начинал, а Юнги уже оставил свой след на большинстве зданий города. Просто однажды после громкой ссоры с отцом Чонгук сваливает в одну из самых дальних и пугающих заброшек города. Настолько дальних, что не ожидал кого-то там увидеть, и он откровенно охреневает, когда видит лежащего посреди крыши человека. Сначала он предполагает страшное, а после оказывается, что кто-то просто устал и решил покурить, рассматривая звёзды. — И не страшно тебе, парень? — говорят медленно, лениво, и Чонгуку хочется ответить, что пиздец как страшно, можно я скроюсь тихонько, а ты продолжай дальше здесь лежать, окей? Это и оказывается Юнги — иногда ворчливый и матерящийся, но, в общем, весьма неплохой парень, который спустя пол года стал лучшим хеном, советником, идейным вдохновителем и едва ли не духовным наставником. Тогда они сидели на крыше до утра: Чонгуку домой не хочется, а Юнги и возвращаться было некуда. Тогда же Чонгук узнает, что Юнги из Тэгу, а здесь живёт у друга. Старший рассказывает о том, что посрались они знатно, и хуй его знает, сколько ещё ему ночей на этой крыше провести придётся. Чонгуку сначала хочется его к себе позвать, приютить на сколько угодно. Чонгуку ему сочувствует и хочется как-то утешить, хотя по Юнги и не скажешь, что ему слишком уж паршиво, — тот сидит и только всё новые и новые ругательства в сторону друга извергает, скорее для приличия, нежели от безграничной обиды. Чонгук просто удивляется, что половину из них он до этого не слышал, и заносит в свой цитатник, ну так, на всякий пожарный, может, пригодится когда-то. Пригодилось. Вот сейчас, когда они сидят, как и тогда, глубокой ночью на крыше, и Чонгук пытается во всех красках со всей глубиной испытываемых эмоций передать Юнги, что он об этом всём думает: о людях, о Системе, о Ким Тэхёне. Юнги слышит имя предназначения младшего, и лицо его вытягивается, демонстрируя наибольшую степень удивления, переходящую в откровенное охуевание. Мин Юнги довольно сложно развести на проявление эмоций. Чонгук — один из немногих, у кого это получается. — Тэхён? Серьёзно? — Юнги хмыкает и выбрасывает в сторону очередной окурок. — Это они подъебать тебя так решили? Если да, то чувство юмора у них откровенно хуёвое. Чонгуку не до шуток. Чонгуку убивать хочется. Ну или самому с крыши сброситься, но этого Юнги не позволит, поэтому Чонгуку только и остаётся, что сидеть на краю крыши очередной высотки, вперив взгляд в нависшее над городом тёмное небо. — Они хоть понимают, насколько тупо было позволить Системе сделать такой глюк. Чонгук уже думал об этом. — Это ж как собственными руками создать парадокс в этом дохуя правильном и гармоничном мире, — Юнги снова хмыкает, только сейчас злее, агрессивнее, Чонгук знает, что за этим последует. — Эти грёбаные Создатели. Они считаю себя богами, если не больше, какого хрена они лезут в нашу жизнь? Их же никто не просил, так какого, блять? Я сам себе пару, что ли, не найду? Или они считают, что я не смогу определиться, меня порвёт к хуям от неразделённой любви, и я пойду с моста прыгать? А не пойти ли вам на хуй, многоуважаемые господа Создатели? - кричит тот, обращаясь к ночному городу. Юнги в своей злости на Систему жесток и беспощаден. Юнги терпеть не может Систему и все её производные. Чонгук долго не мог понять, что стало причиной подобного гнева, а после старший проболтался, что нечисто что-то там с его предназначением. У них то ли взаимный игнор, то ли односторонний ярко выраженный посыл к ебеням. Юнги рассказывал как-то Чонгуку, что имя его предназначения он узнал не сразу — тот был младше Юнги. А позже он влюбился. С треском и безнадёжно. И всё, казалось бы, у Юнги хорошо: отношения там, в университет поступил, с родителями вот только посрался, — а так всё хорошо, всё замечательно, но спустя два года после его инициализации в Системе появляется имя его предназначения. Юнги его не знает, о нём никогда не слышал, и тогда, пока он смотрел на улыбающегося Хосока, ему хотелось развидеть это имя раз и навсегда. Хосоку он не говорит ничего, откладывая эту новость на потом, но тот узнаёт всё сам. Как? Юнги до сих пор, кажется, не в курсе, да вот только это ничего не меняет. Хосок не устраивает истерик, не рвёт волосы на голове, не проклинает Юнги и не требует от него никаких клятв и обещаний. Он просто спрашивает, что им с этим делать и стоит ли вообще что-то делать. Юнги хочется спросить, какого чёрта, но он только смотрит на Хосока и понимает, что тот так не сможет. Он не сможет жить, осознавая, что Юнги принадлежит ещё кому-то. Пусть сам Юнги так и не считает, пусть он разносит в пух и прах все принципы Системы, Хосок не такой. Юнги это знает, он понимает. Они расстаются, хотя Юнги даже не видел своего предназначенного, а после этого искать его отпадает какое-либо желание. Он понимает, что когда-то им придётся встретиться, и Юнги бегает от судьбы, стараясь предотвратить встречу всеми возможными способами. Чонгук всегда думал, что сложная ситуация — это случай Юнги, но сейчас почему-то отчетливо пованивает тем, что это Чонгука тут наебали наиболее жестко. Об этом он и говорит старшему. Тот лишь улыбается слегка. — Это нормально, — убеждает он. — У тебя действительно пиздец помасштабнее. Тут так просто не убежишь. И Чонгуку всё сильнее хочется спрыгнуть. Так, чтобы наверняка, так, чтобы не собрали. *** Домой Чонгук попадает уже под утро. Он заходит в квартиру как можно тише, стараясь не создавать лишнего шума, но напрасно. Мать ждёт его на кухне. Уставшая, с тёмными кругами под глазами, трясущимися руками подносит к губам чашку, но так и замирает, увидев в дверном проёме сына. — Пришёл, — тихо очень, безэмоционально. У Чонгука в груди простреливает чувством вины и стыда за причинённое матери беспокойство. Он понимает, что его мама этого не заслужила, кто угодно, но не мама, и его накрывает ещё большей волной вины. — Мам, ложись спать. — Чонгук подходит, присаживается рядом и берёт мамины руки в свои. — Я же просил не ждать меня. У Чонгука самого руки трясутся. Хочется рассказать маме, как ему сложно, как хреново на душе, но он молчит, терпит. Мать глаз на него не подымает, и у Чонгука ком в горле. — Неужели? Кого я вижу? Младшенький решил нас порадовать своим присутствием? Что-то ты рановато. Ещё даже не утро, а ты уже дома. Чонгук не услышал, когда он пришёл, да и не важно это. Он не будет смотреть на него, не будет реагировать на его слова. Всё, как раньше, ничего не поменялось. Пожалуйста, пусть всё будет, как раньше. — Тэхён, пожалуйста, не надо, — просит мать. Чонгуку не по себе. Возможно, из-за того, что спину прожигает наглый взгляд Тэхёна, или из-за неимоверной усталости, накатившей в один момент, Чонгук не знает точно. Единственное, в чем он уверен, так это то, что Тэхена видеть, а тем более разговаривать нет никакого желания.Но тот всё так же стоит сзади, и желания Чонгука игнорирует полностью и абсолютно. Чонгук догадывается насколько жалко он сейчас выглядит: помятый, уставший, с тёмными кругами под глазами, взъерошенными волосами и своей вовсе неуместной сейчас проблемой, но сделать что-либо, чтобы изменить ситуацию, нет ни сил, ни желания. — Чонгук-и, — звучит совсем рядом, голосом Тэхёна, — а ты точно мой брат? — Поверь, я бы сейчас душу продал, лишь бы не быть им, — голос Чонгука дрожит, но не от страха или волнения - от злости на себя, Тэхена, на эту блядскую судьбу, в конце-то концов. Тэхён смеётся громко, так, будто самую смешную в мире шутку только что услышал, и представить себе не может, насколько Чонгук в этот момент серьёзен. *** Если бы у Тэхёна спросили, как он относится к предназначению, он бы без паузы на раздумья ответил, что, откровенно говоря, никак. Тэхён из тех людей, которым похуй. И это единственное, что не меняется для окружающих. Но, как и бывает в таких случаях, Тэхёну нет. У него внутри после каждого ёбаного инцидента с предназначенными внутри разрывается что-то, разворачивая всю грудную клетку до самого основания, и в такие моменты действительно страшно. Тэхён уже было думает, что всё, ок, избавились от этого всего, сейчас пройдём всё, получим предназначение и заживём спокойно, но как-то нет. Тэхёновой пары нет в Системе: то ли помер уже, то ли ещё не дорос до совершеннолетия. Какими-то ещё не совсем откровенно истерящими участками мозга Тэхён для себя отмечает, что если чувак младше, то сам он хоть сверху будет; и всё, вот на этом моменте он понимает, что пиздец выглядит именно так. Тэхён как-то никогда и не задумывался, что его объявят неподходящим для продолжения рода и отрекомендуют, как парня, которого в красную категорию и подождите-ка пока система подберёт вам подходящего партнера. Ок, Тэхён ждёт, а дома все верят в легенду о полной гетеросексуальности Тэхёна. Он врёт так искусно, что и сам начинает в это верить, хотя затевалось всё лишь для того, чтобы родителей не волновать. Мама говорит, что скоро всё решится, нужно только немного подождать. Ок, Тэхён ждёт. Снова, ведь ему несложно. Он живёт, как и прежде, только теперь он приглядывается ко всем младшим более чем внимательно. Ко всем, кроме одного. Чонгука Тэхён серьёзно никогда не воспринимал. Не сказать, чтобы он его ненавидел, но и любви братской не испытывал. Чонгук для Тэхёна как первое детское разочарование, когда он просил у мамы щенка на Рождество, а вместо этого мать приносит в дом орущий свёрток, внутри которого что-то, что и человеком-то не назовёшь, орущее и требующее внимания. Тэхёну сообщают, что у него теперь есть младший брат, и он должен о нём заботиться. Тэхён в свои три года, ещё толком не понимая всей ситуации, бурчит, что лучше бы его на щенка поменяли, от чего мать впадает в лёгкий ступор, а новый папа, которого Тэхён ещё не совсем признаёт, заливисто смеётся, умиляясь детской глупости. Чонгук для Тэхёна — груз ответственности, который Тэхён тащит на себе. Нехотя, но тащит. Чонгук Тэхёна любит щенячьей любовью, смотрит огромными полными нежности глазами и всегда и везде с хёном, которого такое внимание младшего откровенно напрягает. Когда Тэхёну пятнадцать, у него самый пик переходного возраста, гормоны на максимуме, хочется приключений, адреналина в крови и почувствовать себя взрослым, но Чонгук под боком откровенно мешает, и "хён-хён-хён, я с тобой! хён, ты куда? хён, а зачем" и ещё одну бесконечность "хён-хён-хён", которое уже эхом у Тэхёна в голове; он пытается объяснить младшему, что такое личное пространство, но Чонгук не понимает, и снова "хё-о-о-н", и Тэхёну срывает предохранители из вежливости и ответственности старшего, он толкает Чонгука, грубит ему, едва ли не впервые за всю жизнь младшего. Чонгук от Тэхёна отстает, да так, что Тэхён чувствует поначалу, что чего-то не хватает. Оказывается,он привык к постоянному сопровождению младшего, сам того не подозревая. Но он отмахивается от этого лёгкого дискомфорта и уверяет себя, что пройдёт, и вообще — ему просто показалось. Чонгук от Тэхёна отстаёт, да так, что в свои двенадцать одно младший понимает слишком хорошо — Тэхён должен быть рядом с ним. Не сейчас, так немного после, но с ним. Должен принадлежать ему. Для Тэхёна Чонгук по определению мелкий, и, когда тот оказывается неожиданно выше, сильнее и шире в плечах, во вселенной Тэхёна гаснет солнце, а звёзды взрываются, врезаясь своими осколками в мозг. Тэхёну восемнадцать, а Чонгуку почти шестнадцать, и Тэхён не понимает, как в своём возрасте младший брат может выглядеть ТАК. Тэхён вспоминает себя шестнадцатилетнего и не понимает ещё больше, потому что он в свои шестнадцать был на полголовы ниже, тощим, с торчащими рёбрами и большими глазами на вытянутом лице. Чонгук выше, у Чонгука плечи в два раза шире Тэхёновских, у Чонгука крепкие руки, сильная хватка, и он зажимает Тэхёна у стены. — Прости, о порог запнулся. Тэхён лишь кивает и шумно сглатывает, потому что Чонгук действительно просто запнулся о порог и уже торопился встретиться лицом со стеной, но мимо очень вовремя проходил Тэхён. Это просто случайность, но Тэхёну хочется, чтобы нет. Тэхёну стыдно за такие мысли, и он ждёт того часа, когда программа выдаст имя предназначения, чтобы избавиться от Чонгука, от ненужных, неуместных и совершенно неприличных мыслей, потому что Чонгук — младший брат, Чонгука оберегать и воспитывать надо, а не дрочить на него в душе, когда никого нет дома, и просыпаться со стояком, потому что в снах Чонгук слишком напористый и Тэхёна у стены зажимает совершенно не случайно. Эти два года Тэхён молится на своё предназначение. Он сваливает, как только поступает в университет. Общежитие, конечно, не предел мечтаний, но так всё-таки лучше, чем каждый день дома пресекаться с младшим и постепенно сходить с ума. Тэхён заводит девушку. Реально заводит, потому что та словно щенок и чем-то похожа на Чонгука в детстве, когда тот постоянно за Тэхёном и "хён-хён-хён". Тэхён оправдывается перед самим собой, что она ему действительно нравится. Она, а не эта её схожесть с малолетним Чонгуком. На самом же деле Тэхён к ней испытает ровно ничего. Да, красивая, да, милая, да, мечта каждого первокурсника, но у Тэхёна всё так же погасшее солнце и неожиданно слишком широкие плечи. Чонгуку хочется сломать нос в ответ за сломанную идеальную модель жизни. Тэхён всё ещё надеется на предназначение, что вот в Системе появится его человек, Тэхён узнает имя, а дальше по общеизвестной системе — знакомство, симпатия, страсть, семья, счастливая старость, а Чонгук останется всего лишь младшим братом, кем он и должен бы быть всегда. Пожалуй, это единственный случай, когда Тэхёну просто необходимо знать, что там с его предназначением, потому что даже спустя год самостоятельной жизни, в которой полно веселья, алкоголя, друзей и всего, что в принципе нужно парню в возрасте Тэхёна, во сне всё так же чёрные глаза и неожиданно слишком широкие плечи. *** Тэхён так и живёт эти два года, как можно реже появляясь дома, а если и приходит, то старается не пересекаться с младшим. В этот раз он приходит и остаётся почти до утра. Чонгука нет ни в десять, ни в двенадцать, ни в два часа ночи. Тэхён волнуется, но мама говорит, что Чонгук часто не появляется дома ночами, что вызывает у Тэхёна только удивление: он всегда думал, что Чонгук относится к той категории детей, которые примерные всегда и во всём. Оказывается, нет. Тэхёну почему-то смешно, но волнение никто не отменял. Мать жалуется Тэхёну, что уже устала от подобных вылазок Чонгука в ночь, а Тэхён не знает, что ей на это ответить, просто отмалчивается, вливая в себя четвёртую кружку слишком крепкого для него кофе — он решил дождаться Чонгука и вправить тому мозги, но, когда младший появляется почти под утро, весь помятый, определённо уставший и какой-то слишком серьезный и измученный для своих восемнадцати, Тэхёна хватает только на несколько фраз, больше ему не хочется говорить ничего. Чонгук смотрит на него долго и пристально, и Тэхёну в этом взгляде видится неприкрытый вызов. Тэхёну это не нравится. Поведение Чонгука не нравится. Тэхён уезжает, как только начинает работать метро. Он ни с кем не прощается, просто захватывает свою куртку и вываливается в холодное утро. Мыслей в голове слишком много, но все они неизменно о Чонгуке. Тэхён понимает, что за год не удалось выстроить стену между ним и братом, хотя он и пытался. Чонгук всё ещё занимает все мысли Тэхёна, а он даже не уверен, что ему это не нравится. Он позволяет себе уснуть только к семи часам утра, после того как выпивает две бутылки пива, которые остались после последней вечеринки, устраиваемой Чимином, и сжигает яичницу, а в девять он просыпается от назойливого звона телефона. Кто-то звонит, да так, что понятно — не перестанут, пока Тэхён не ответит. Тэхёну сообщают, что сегодня он должен явиться в Центр определения предназначения для повторного прохождения тестов и окончательного определения результатов. У него давление подскакивает, руки потеют и трясутся, в горле — почти как в аду, только ещё немножко хуже, а напоказ же он взрослый, спокойный, уверенный. Он — человек, у которого вот сейчас в этот момент жизнь решается, и, пожалуйста, пусть хоть сейчас всё будет по-человечески, хоть раз не через жопу, просто потому что Тэхён заслужил, как никто другой. Тэхён делает всё, как сказали, он вообще всё всегда делает как надо, и после часу зависания в этом не совсем радушном месте, искусанных в кровь губ и побелевших от напряжения костяшек пальцев Тэхён, уже практически икая от нервного напряжения, всё же узнает имя своего предназначенного. Напротив него ещё несколько человек примерно такого же возраста, как и он сам. Тэхён знает, чего они ждут, ведь он ждёт того же — судьбу. Парень напротив советует не волноваться так, всё же в одинаковой ситуации, на что Тэхён только хмыкает. Не расскажешь ведь здесь и сейчас, в этой вот одинаковой ситуации, что Тэхён безбожно залипает на своего младшего брата, не объяснишь, что из-за существования этого же брата вскрыться хочется по сто раз на дню, что хочется его себе полностью и безраздельно, не как брата, а как что-то большее. Тэхёну хочется кого-то ударить — так, чтобы до крови и сломанной челюсти. Его просят забрать информацию о предназначенном, поздравляют с тем, что он всё же нашёл своего человека, и — Тэхёну кажется, что почти искренне — желают счастья и вообще всего-всего. Тэхён не знает, что он чувствует. Весь этот коктейль из счастья, надежды, облегчения, неуверенности и страха пережимает ему внутренности и давит на желудок так, что хочется пойти проблеваться, что ли, от накатившего отчаянья. Тэхён открывает бумаги на раз-два-три, потому что страшно, реально страшно. Он уже почти хочет попросить кого-то глянуть вместо него, а потом ему просто сказать, но в голове проносится, что не для этого он так долго ждал, не для этого три года просматривал все сводки новостей о предназначенных и всем, что с ними связано, не для того он бегал от Чонгука, дабы сейчас бояться своего человека. Тэхён уверен, что человек, указанный там, в бумажках, определённо его идеальная пара. Программа не ошибается, ещё ни разу не ошиблась, а если и было такое, то история этого не помнит. Тэхён одним резким движением открывает эту чёртову папку, и солнце в его вселенной гаснет снова, и в этот раз, кажется, навсегда. *** Когда Чонгуку пора выбирать, куда поступать после школы, он, долго не думая, выбирает один из сеульских университетов, смотря на название которого, мама отмечает, что там же учится и Тэхён. Чонгук делает удивлённый взгляд и "да вы что, серьёзно?". Чонгук знает. Чонгук про Тэхёна всё знает, и от этого отчаянно несёт сталкерством, но Чонгук игнорирует эту мысль в самом начале её зарождения. Он просто внимательный брат. Слишком внимательный. «Брат, который выпадает по предназначению», — в который раз замечает Юнги. И вот на этом моменте впервые в жизни Чонгуку хочется Юнги что-то сломать, потому что бесят уже все эти приколы с предназначением и чьим-то неодобрением. Чонгук забивает на это всё уже давно, сразу после того, как Система дала своё благословение, если это можно так назвать. Чонгук долго и настойчиво ищет информацию о вероятности допущения ошибки при вычислении предназначения и выясняет, что такая возможность практически сводится к нулю, что пар, которые бы не подошли, не существует. На одном из форумов он вычитывает, что такие пары просто убираются вышестоящими, но старается такие догадки игнорировать. Чонгук успокаивается. Перед глазами Тэхён. Снова Тэхён, и Чонгук понимает, что единственно правильный вариант есть — он перед самым носом, вот только Чонгук слишком любит себя накручивать, поэтому и не замечает его до последнего. Создатели свели их сами, просто взяли и столкнули нос к носу, и спустя месяц размышлений Чонгук не видит причин, по которым он от Тэхёна должен отказаться. Да, родители, возможно, не поймут, но выбора у них нет; да, друзья, возможно, отвернутся; да, общество, возможно, не примет. Сотни "возможно" всплывают в голове у Чонгука и только одно "А не похуй ли? Это твоя жизнь, и ты собираешься её сломать, лишь бы не тревожить устои этого сраного общества?", сказанное Юнги. И это становится последней каплей. Он понимает, и Чонгук ему за это благодарен невероятно. Он лучший хён, и Чонгук скрывать это от него не собирается. Юнги отмахивается, говорит, что бред всё это и не подлизывайся, мелкий, но Чонгук замечает, как щёки старшего краснеют, а губы расползаются в улыбке. Чонгук поступает с лёгкостью, не зря же он один из лучших учеников школы. Он долго советуется с Юнги, на кого же ему поступать (потому что все мысли его вплоть до этого момента были заняты Техеном и вот как в таких условиях можно думать еще о чем-то кроме?) и старший, недолго думая, предлагает архитектурный факультет. Чонгуку идея нравится, он соглашается и спустя два месяца прёт в институт как первокурсник факультета архитектуры, и он правда гордится собой и, кажется, почти счастлив. Только всё счастье рукой снимает, когда он сталкивается с Тэхёном. Это странно и смешно, вот так вот сразу в огромнейшем университетском кампусе, где бродят сотни студентов, столкнуться с тем, ради кого сюда и пришёл. Тэхён выглядит... Эм, нормально. Чонгуку стыдно признаться самому себе, но в глубине души он надеялся увидеть того исхудавшим, нервничающим, измученным, потому что не одному же Чонгуку страдать. Тэхён его не замечает, он проходит мимо, приобнимая какую-то девушку за талию. Нежно так приобнимая. Настолько, что Чонгуку хочется эту талию сломать к херам или руку Тэхёну, что более реально. Ревность появляется из ниоткуда. Просто берёт и просыпается, кряхтя что-то о том, что « а хули ты ожидал? Или ты думал, он будет хранить девственность специально для тебя?». Чонгук не ожидал, но всё равно неприятно. Чонгука давит изнутри чем-то неприятным. Он злится, ревнует, но решает не вмешиваться какое-то время, а просто быть рядом, наблюдать и понимать, что Тэхен вот тут, совсем рядом. Он же студент, к тому же первокурсник. Наслаждаться свободой от родительской опеки, прожигать молодость и дальше всё в том же духе. Мысли о Тэхёне никуда не уходят, но Чонгук пытается отодвинуть их как можно дальше. Когда у него получается не думать о старшем двадцать четыре на семь, он начинает осматриваться вокруг, и мир, оказывается, очень интересная штука. Даже если это всего лишь мир в пределах стен университета. Чонгук знакомится практически со всеми своими одногруппниками в первый же день. Те — ребята забавные, но неинтересные. Не для Чонгука. Единственный, за кого цепляется взгляд, — новоявленный староста Ким Намджун, который на несколько лет старше, и это странно, так как ни мозгами, ни деньгами он не обделён. А потом Намджун говорит, что это его второе образование, и всё сразу становится на свои места. Намджун классный, такой по-хёновски классный. Весь такой хён-хён, за которым в огонь и в воду, который сыпет налево и направо умными фразочками о жизни, что она одна и не стоит тратить её на то, что не нравится. Да, многие так говорят, но, в отличие от этих многих, Намджун следует своему же совету: не нравится ему препод — встал посреди пары и ускакал в неведомые дали; не нравится человек — сказал всё прямо в лицо и забил. И поступает он так со всем, что его каким-либо образом не устраивает. Намджун Чонгуку как хён нравится, но до уровня Юнги ему всё ещё далеко. Спустя неделю Чонгук понимает, что ему нравится и универ, и специальность (спасибо Юнги), и жизнь студенческая. И вообще, ему всё нравится, но Тэхён, сука этакая, одним своим видом выбивает почву из-под ног, выбивает и словно орёт, что эй, я здесь, блять, на меня смотри. И Чонгук смотрит и взгляд отвести не может, потому что Тэхён слишком идеальный, и вся эта ерунда с предназначением не кажется неправильной — и вообще это самая естественная вещь в этом мире. Чонгук Юнги жалуется, что Тэхён игнорит его безбожно и постоянно с бабой какой-то таскается. И на самом деле, Чонгуку не было бы столь хреново, если бы Тэхён баб менял, так нет, он только с одной и водится, приличное время уже водится, и от этого откровенно пованивает верностью, а вот это Чонгуку уже не нравится категорически. *** Повод для первой студенческой вечеринки придумать было вовсе не сложно, ведь появление в университете первокурсников ещё никто не отмечал, поэтому, когда на доске объявлений ярким пятном расцветает сообщение о том, что проходит набор номеров для концерта, Намджун, не теряя ни минуты, хватает Чонгука и несётся с ним в одну из аудиторий, которая больше напоминает звукозаписывающую студию. Чонгук до сих пор не понимает, зачем университету что-то подобное, но тогда это было не столь важно, потому что именно там он узнаёт, что Намджун талантлив до безобразия. Он пишет, он читает — и не просто читает, а так, что в голове картинки меняются словно в фильме кадр за кадром, и ты всё понимаешь, даже если раньше считал, что какие-то вещи тебе понять не суждено. Чонгуку нравится, и, когда он сообщает об этом Намджуну, тот лишь в ответ благодарно улыбается и безбожно краснеет. Чонгук не претендует на выступление или ещё что-то подобное, дабы прославить свою персону, но Намджун, кажется, считает совершенно иначе. — Ты же рисуешь, — говорит он, и Чонгуку хочется, чтобы Намджун не был столь внимательным. Несколько дней назад Чонгук принёс с собой папку, которую можно было назвать его самым большим секретом. Он просто забыл вытащить её после последней вылазки на крыши, а потом получилось так, что Намджун её заметил. И нет бы оставить это без внимания, как что-то само собой разумеющееся, но Намджун всё ещё следует своему правилу, а конкретно сейчас он хочет посмотреть, что же хранит Чонгук как зеницу ока. И, когда Намджун абсолютно не случайно цепляет рюкзак Чонгука и тот валится на пол, попутно выбрасывая из себя всё, что только возможно, на пол красивой россыпью падают рисунки. Портреты. Десятки портретов, с которых смотрит Тэхён. Это слишком смущает и слишком нехарактерно для Чонгука, чтобы хоть как-то реагировать, а Намджун лишь тянет что-то типа "оу, я думал ты по пейзажам", и это всё так странно и неловко. Чонгук не по пейзажам, и сейчас даже немножечко обидно, что нет. Чонгук по Тэхёну. Очень давно и очень прочно. Намджун слишком воспитан, поэтому с вопросами не лезет, но его взгляд выдаёт его с головой, и Чонгук уточняет: — Это мой брат. Со стороны Намджуна долетает только неловкое «Оу», и Чонгук ему очень благодарен, что только это. Всё оставшееся время до концерта Намджун Чонгука уже не дёргает с вариантами «а давай ты нарисуешь то, а давай ты нарисуешь это», и Чонгук всё своё свободное время посвящает учёбе. Сидит в библиотеке часами, а когда нет, то торчит у Намджуна всё в той же комнатке-студии, и наблюдает, как тот записывается или сочиняет, или по комнате мечется, когда не может найти удовлетворяющего его оформления мыслей, которые у него в голове появляются, в слова. А мыслей у Намджуна появляется много, иногда даже слишком много, настолько, что он и сам сбивается во время разговоров, перепрыгивая с одной темы на другую. Чонгук не понимал сначала, а теперь вот привык, и вот эти самые скачки сейчас только забавляют, но не более того. Да только сам Чонгук в последнее время всё больше и больше уходит в себя. Он может зависнуть слишком надолго, что даже Намджун, который обычно ничего не замечает, начинает его окликать и «Эй, Чон Чонгук, ты меня слышишь вообще, или нет?». Чонгук отнекивается и конечно, да, я весь — абсолютная концентрация и внимание, а сам пытается не корить себя от того, что Намджуну врать приходится. Чонгук всё время возвращается мыслями к Тэхёну. *** Всё больше Чонгук думает о том, что Тэхёна хочется себе. Вот так, как предполагает предназначение: быть рядом, иметь возможность прикоснуться, поговорить, просто спокойно смотреть в конце-то концов. Он думает о том, что было бы, не родись они у одной матери? Было бы проще или нет? Как бы всё могло сложиться? Тэхёна хочется как можно ближе и только для себя. За последний год старшего в жизни Чонгука слишком мало, а ведь хочется, чтобы было с точностью до наоборот. Чонгук устал только наблюдать, устал делать вид, что всё в порядке, никакого Ким Тэхёна не существует, а моего предназначения ещё нет в Системе. Периодически у Чонгука даже просыпается смелость и решительность для того, чтобы подойти к Тэхёну и сказать ему всё, высказать то, что внутри сидит и давит, давит, давит так, что и не избавиться. А потом он вспоминает Тэхёна, его вечно недовольный взгляд, постоянное игнорирование, и ему уже не хочется ничего, потому что а вдруг откажет, посмеётся, скажет, что Система ошиблась и его судьба не Чонгук вовсе, а вот та самая длинноногая, с которой он носится под ручку по университету. Чонгуку едва ли не впервые в жизни страшно, потому что это Тэхен — тот, кто одним только видом выбивает почву из-под ног и заставляет чувствовать слишко многое, тонуть в этих чувствах, умирать каждый раз по новой, и он решает подождать ещё немного. Он может сколько угодно повторять себе, что ответ Системы был ошибочным, но услышать от Тэхена будет слишком. Лучше мучаться неизвестностью, нежели безысходностью. Но Тэхёна всё ещё хочется себе до одури. *** Тэхёну страшно, у него паника, и всё это очень некстати, потому что он планировал в момент того, как он узнает, кто его предназначенный, порадоваться там или почувствовать облегчение как минимум. Потому что этот момент должен был стать для него побегом от Чонгука, перечеркнуть его в жизни Тэхёна. Точнее перечеркнуть всю ту неправильность чувств Тэхёна к Чонгуку. Да вот только предназначение не то, что перечёркивает, оно выделяет красным, выжигает на коже и впечатывается в сердце и мозг чёрным «Чон Чонгук». Тот, от кого он бегал половину своей жизни, по факту и есть вся его жизнь, и от этого страшно, нервозно и сложно. Хотя сложного и нет здесь ничего. Тэхён так и не решается поговорить с Чонгуком, хотя хочется этого до безумия, но он боится. По-детски так, глупо, наверное, всё это, но поделать он с собой не может ничего. В тот же день он звонит маме, узнаёт, как Чонгук. С младшим всё нормально, хотя Тэхён практически уверен, что про предназначение он знает и знал ещё тогда, когда в квартире родителей пресеклись, и Тэхёну страшно ещё больше становится, потому что Чонгук тогда был зол, агрессивен и «всё бы отдал, лишь бы не брат». Тэхён струсил и решил отгородиться от всего этого и выделить себе время на подумать. Он старается избегать свою девушку, потому что находиться с ней вместе всё труднее, и если раньше всё было хорошо, то теперь что-то неуловимо меняется, и от неё становится плохо. К себе хочется Чонгука, так, чтобы обнять, посадить рядом с собой и не отпускать, да только страшно всё ещё. Время на подумать затягивается до сентября, и тогда уже никого не поигноришь и на существование внешнего мира забить не получится, потому что сам этот внешний мир требует внимания Тэхёна, и тому остаётся только нацепить на себя своё любимое наиболее безразличное выражение лица и переться навстречу приключениям, а приключения начинаются сразу же, с того самого момента, как в одном из университетских коридоров он натыкается взглядом на Чонгука. В этом стыдно признаваться даже самому себе, но Тэхён от Чонгука прячется, избегает его всеми возможными и невозможными способами, потому что встретиться с братом лицом к лицу он всё ещё не готов. В глубине души он надеется, что Чонгук сам к нему подойдёт, первым заговорит, таким образом просто не оставив старшему выбора, и только тогда они и разберутся, потому что Тэхён сам не может. Он не готов. Он слишком переживает. Это же не то, от чего можно отмахнуться, что можно забыть, но Тэхён предпочитает думать, что судьба догонит его сама и стукнет по затылку, напоминая о своём присутствии. Что Чонгук его догонит и подпустит к себе. Да вот только Тэхён и не понимает, что судьба догнала его ещё тогда, когда в строке имя предназначения чёрным по белому было "Чон Чонгук", и с того самого момента ходит за Тэхёном по пятам, пытается достучаться до его мозга и сердца, пытается помочь Тэхёну принять наконец-то свои чувства. Тэхён и сам понимает, и одновременно опасается из-за этого своего понимания, потому что Чонгука хочется к себе поближе, чтобы его обнять можно было в любой момент и не бояться. Не бояться, что Чонгук его оттолкнёт, что родители не поймут, что общество воспротивится, но самый большой страх Тэхёна — это то, что в момент, когда он сделает первый шаг, если Чонгук его примет, если у них всё будет хорошо, если они начнут планировать будущее одно на двоих, в этот самый момент Система поменяет своё решение, скажет, что «нет, ребята, вы не друг для друга, расходитесь, концерт окончен, вот, Ким Тэхён, держи девочку, заводите семью, и Чонгуку тоже девочку-красавицу». Тэхён боится этого слишком сильно, он даже представить себе не может, как жить в таком случае, потому что это будет даже не удар в солнечное сплетение, это будет намного больнее. Это будет смертельно. И Тэхён бегает, прячется и пытается оттянуть тот момент, когда всё будет слишком хорошо, чтобы после просто умереть. *** На концерт, посвящённый первокурсникам, Тэхёна тащит Чимин — единственная причина относительно активной социальной жизни Тэхёна на протяжении последних полутора лет. Настаивает на том, что просто обязан показать ему какого-то своего слишком талантливого донсена, который танцует как бог, а возможно, и круче. Тэхён Чимину сопротивляться не умеет, и тот этим откровенно пользуется. О том, что на концерте, возможно, будет и Чонгук, Тэхён вспоминает слишком поздно. Очень слишком поздно, потому что вспоминает, когда натыкается на него взглядом в концертном зале. Младший весь какой-то напряжённый, по-счастливому напряжённый, смотрит по сторонам, на сцену, совершает сотню движений в секунду, и Тэхёну хочется только расплыться в улыбке, смотря на всё это. Тэхён не представляет даже, что могло послужить причинной перевозбуждения Чонгука, да и почему-то это не важно вовсе. Важно то, что вот он — в поле зрения Тэхёна, и можно не прятаться, а смотреть на того, кого тебе жизнь в качестве подарка принесла, без опасения быть пойманным. Тэхён смотрит не отрываясь, ведь слишком долго он не мог себе этого позволить, а потом Чимин толкает его несколько раз, и с почти таким же перевозбуждением, как и у Чонгука, начинает тыкать пальцами на сцену, и практически нечленораздельно кричать, что «вот он! Посмотри на него! Это мой донсен! Смотри, какой же он... а, всё я записываюсь в фан-клуб». Тэхён смотрит всё выступление этого самого донсена до конца, потому что тот действительно хорош. Когда его выступление заканчивается, Чимин орёт громче всех и доволен донельзя. И это всё действительно пованивает тем, что он запишется в неофициальный фанклуб своего обожаемого донсена, а если его нет, то обязательно сам станет инициатором его создания. Тэхён только ухмыляется своим мыслям и снова переносит всё своё внимание на Чонгука. Тот всё так же на взводе, вот только на сцену сейчас обращает всё своё внимание. Краем уха Тэхён слышит, как оглашают выступление какого-то Ар-Эма, и он бы даже внимание на это не обратил, вот только Чонгук в этот момент аж подпрыгивает и так и замирает, кажется, даже не дыша. На сцену выползает какой-то долговязый парень с высветленными волосами, читает текст за жизнь (слишком много смысла, слишком серьёзно для всего этого каламбура первокурсников), и Тэхёну он заранее не нравится. Потому что Чонгук смотрит на этого Ар-Эма точно так же, как Чимин смотрел на своего донсена. Тут и восхищение, и фан-клуб, и всё остальное. И если Чимин только умилял, то за такую реакцию Чонгука хочется убивать. Сначала Ар-Эма, а потом Чонгука. Или наоборот. Тэхён ревнует. Ревнует слишком громко и заметно, потому что Чимин рядом дёргается от того, что Тэхён бьёт кулаком о кресло. Ревность эта слишком острая, чтобы пропустить её мимо себя, и слишком сильно задевает, чтобы позволить повториться этому снова. У Тэхёна взгляд меняется, гром и молнии, вся испепеляющая мощь Везувия в одном только этом взгляде, вот только направление взгляда всё то же. То ли Чонгук чувствует, когда Тэхён злится, то ли просто совпадение, но он, младший, поворачивается и смотрит просто на него. Тот даже опешить успевает от того, насколько всё неожиданно, потому что он был уверен, что его не заметят. У Чонгука взгляд непонятый совсем, нечитаемый просто. Вот только то, что он удивлен заметно даже для Тэхена. *** Чонгук приходит на концерт в качестве группы поддержки для Намджуна. Тот долго настаивал, чтобы Чонгук пошел с ним за сцену и поддерживал его оттуда, но после заявления младшего о том, что триумф лучше наблюдать со зрительского места, краснеет безбожно и толкает Чонгука в сторону зрительского зала. Намджун выступает безупречно и Чонгук не может держать в себе весь этот восторг он вскакивает со своего места, отбивает себе ладони в аплодисментах, кричит и свистит в знак одобрения, и это все настолько правильно, настолько беззаботно, что ему хочется еще и снова. Он вспоминает, что он в зале не один и уже было оборачивается, чтобы проследить за реакцией других, когда натыкается взглядом на Тэхена. Злого, агрессивного и слишком красивого Тэхена. Чонгук смотрит на него несколько секунд, которые его внутренние часы определяют как столетие, смотрит и не может не, даже если к нему сзади с ножом подойдут. Тэхен здесь, ближе, чем до этого и он смотрит на него. Смотрит, не скрывая, не отводя взгляд. Чонгук наблюдает за тем, как эмоции на лице Тэхена меняются с практически разъярённого на растерянное, а после на нем и вовсе проскальзывает что-то отдаленно напоминающее страх. Он словно ужаленный подпрыгивает со своего места, подхватывает рюкзак и скоро пробирается к выходу, одновременно оттаптывая ноги невинных зрителей и извиняясь. Чонгуку хочется смеяться и плакать, потому что не такой реакции на себя самого он ожидал. Хотя, по правде говоря, он ничего не ожидал, он даже представить не мог, что Тэхен как-то на него отреагирует. А старший просто берёт и сваливает. Чонгук ему противен или даже ненавистен? Что происходит вообще? — Что ж ты, блять, делаешь, Ким Тэхен? — спрашивает скорее сам у себя и тоже срывается с места, оставляя после себя те же оттоптанные ноги и молчаливое осуждение пострадавших. Он только выходит из зала, как видит спину Тэхена, скрывающегося в другом коридоре. Как же Чонгук устал от этих вечных бегов. Как же он устал не понимать, что происходит с ним и с Тэхеном, как же он устал не иметь возможности просто, блять, посадить Тэхена к себе на колени и зацеловать, пометить, чтобы было видно, что старший принадлежит Чонгуку и только. Чонгук уже просто устал. Пора решать уже всё то, что происходит. Точнее то, чего не происходит. Чонгук переходит на бег и буквально через несколько секунд он заворачивает в тот же коридор и видит Тэхена, который бежит дальше, взлетая по лестнице. Серьёзно, это уже даже не смешно. Чонгук поднимается за ним, не отставая, а Тэхен бежит и бежит непонятно куда и отчего. Хотя так ли непонятно? Чонгук ухмыляется и понимает, что это он так Тэхена пугает, и вот в этот момент хочется остановиться, сползти по стенке и устроить истерику прямо здесь, так, чтобы слезы вперемешку со смехом и чтобы дать волю эмоциям, от которых его всего уже коробит. *** Тэхен бежит так, словно от смерти убегает, у которой глаза без дна и цвет непередаваемый, у которой волосы, в которых только пальцами тонуть и тянуть за них так, чтобы голова назад и шею под поцелуи подставлять, у этой смерти улыбка, за которую и сердце, и душу, и забирай всё, что захочешь, но улыбайся так только для меня. Смерть Тэхена — Чон Чонгук. Тэхен убегает, и сам же понимает, что так это всё по-детски глупо, что вот же он — момент, когда не он за Чонгуком из-за угла, а Чонгук на него смотрит. Даже не так. Чонгук не него СМОТРИТ. Прожигает, запоминает, окутывает его всего полностью. И Тэхену хорошо от этого взгляда, приятно так, хочется, чтобы ближе, ярче, всегда так. Но он всё равно убегает, давит внутри себя всю эту нежность. Но это только сейчас, когда позади него Чонгук, а впереди длинные университетские коридоры. Это позже, наедине с самим собой, он будет бережно перебирать в памяти эти секунды чонгукового взгляда, а пока — Чонгук идёт за ним, и то, что он хочет от Тэхена, то, что он хочет ему сказать, его пугает. Потому что младший, хоть и брат, а всё равно незнаком. Особенно сейчас, когда его хочется обнимать, целовать, да просто хочется себе. Да и он, блять, имеет на это право. Потому что Чонгук — его предназначенный. Чонгук — это человек, с которым ему напророчили долго и счастливо, рука об руку и до самой смерти. И это Система дала им пендель — или они ей, сейчас не так уж и важно, потому что Чонгук Тэхену нужен. Да вот только страшно, потому что Тэхее не уверен, что он нужен младшему. Он боится, что тот окончательно разобьёт всё то, что сейчас между ними. И Тэхен останавливается. Резко, почти утыкаясь носом в стену. Между. Ними. Ничего. Нет. Абсолютная пустота. Так что ж ему терять? Куда он бежит? Что ж он, блять, ведёт себя как маленький? Тэхен не успевает даже додумать все те мысли, которые у него в голове со скоростью света пролетают, потому что Чонгук догоняет и кладёт ему руку на плечо. — Мне кажется, нам нужно поговорить, — рука Чонгука на его плече не дрожит, в отличие от голоса, и Тэхен наконец-то понимает, что не ему одному страшно. — Хорошо, — Тэхен поворачивается лицом к младшему и молится всем богам этого и ещё парочке миров, только бы Чонгук не смотрел ему в глаза. А тот словно мысли читает и смотрит. Снова смотрит, так, как не смотрел никогда раньше, словно он увидел в Тэхене что-то новое, что-то, что раньше в глаза не бросалось, а сейчас просто орёт, размахивая транспарантами. Чонгук, кажется, умирает, потому что Тэхён — это грёбаное совершенство, с которым хочется не разговаривать, а целовать его хочется, сгрести себе на руки, закинуть на плечо, унести к себе и не выпускать. — Ты же понимаешь, о чём я хочу поговорить? Тэхён нервничает, он начинает кусать губы, и Чонгук вспоминает, что в детстве он всегда так делал, когда его отчитывали родители. Вот только в детстве эти действия не вызывали такой шквал чувств и эмоций, как сейчас. Тэхен кивает. — Честно, я не знаю, что я могу сказать, но я не хочу, чтобы ты от меня бегал. — Я и не бегаю, — ведёт плечом Тэхен и отворачивается к окну. — Просто наши траектории не особо пересекаются, да и вообще... — Да не вообще, — перебивает Чонгук, — не вообще, хен. И в голосе его столько грусти, столько тоски, что у Тэхена внутри что-то надламывается. — Это не «вообще»! Потому что мы, блять, предназначенные. Мы должны пересекаться, просто обязаны, а ты шарахаешься от меня и по углам прячешься. Вот скажи, почему ты сейчас как от смерти бежал? Что я тебе могу сделать, что ты меня избегаешь? Чонгук переходит на крик, у него в глазах появляются молнии и ... он Тэхена винит. И весь тот страх, всё то неловкое, что в Тэхене сидело, уступает место другому. — То есть ты вспомнил, да? — У Тэхена взгляд тяжёлый. — Ты вспомнил, что у нас с тобой предназначение, серьёзно? А что же ты раньше как-то этот факт пропускал мимо себя? Тэхен понимает, что если он не заткнётся сейчас, то выскажет всё, о чём он думал всё это время, всё то, что сидело в нём с того самого момента, как он узнал, что Чон Чонгук — его. — Что же ты раньше не подошёл? Что? Просто объясни мне, — Тэхен уже не говорит, а кричит, точно так же, как минутой ранее Чонгук. — О чём же ты хотел поговорить со мной? О чём? Чонгук молчит секунду, а после тихо совсем и как-то обиженно выдает: — Девушка твоя мне, блять, мешает. Тэхен охреневает и молчит, потому что младший дурак ещё совсем. И он ... ревнует? Эта мысль врезается в мозг и сердце Тэхёна слишком неожиданно, настолько, что Тэхён так и застывает. — И сейчас единственное, что тебя волнует, — это моя девушка? Серьёзно? Чонгук-и, так чтоли? Чонгук разом остывает. Он стоит и смотрит прямо на Тэхёна. Глаза в глаза, благо рост позволяет. Тэхёну неловко и тепло внутри, потому что Чонгук ревнует. Чонгук. Ревнует. Его. — Ты дурак, Чон Чонгук. Невыносимый мудак, которого я не просил. Я никогда не хотел на свою голову что-то подобное, но ты появился, и, знаешь, я даже представить не могу, какой бы была моя жизнь, если бы ты всё таки нет. — Тэхён улыбается, едва заметно, голос у него меняется, словно нежнее и ласковее. Чонгук этого не ожидал, потому что вот такой вот Тэхён — неогрызающийся, спокойный и красивый. Настолько красивый, что у Чонгука воздух вышибает каждый раз, как он на него смотрит. Тэхён молчит, взгляд так и не поднимает. Чонгук видит, как он улыбается, и он просто не может себя сдерживать, потому что Тэхён перед ним слишком его, слишком похож на того хёна, которому четырнадцать и за которым хвостиком везде и «хён-хён-хён, ты такой классный, хё-о-о-н». Тэхён чувствует, как пальцы Чонгука касаются его подбородка и своим давлением заставляют Тэхёна поднять голову и смотреть прямо на младшего. И Тэхён смотрит, и смотрел бы, даже если бы стена за спиной начала распадаться на части. Потому что Чонгук изменился. Не столько внешне, сколько чем-то другим, тем, что обычно и не увидишь, тем, что необходимо почувствовать. И Тэхён чувствует, всем своим существом чувствует, потому что иначе и нельзя. Они словно две половины, и то, что происходит внутри у одного, так или иначе найдёт отклик у другого. Чонгук вырос, он мужчина, он совсем уже не тот, кто вместо щенка, скорее тот, кто Цербером будет охранять Тэхёна от каких-либо посягательств. Тэхён представляет себе это и на губах его невольно появляется улыбка, потому что как бы он не обманывал самого себя, а любви Чонгуковой ему хочется больше всего. Так, чтобы Чонгук только для него и всё время, чтобы раствориться в нём, уйти под воду и не вернуться, чтобы потеряться в созвездиях, которые в глазах Чонгука отображаются. Тэхёну сейчас больше и не надо, но Чонгук делает. Чонгук целует Тэхёна мягко, аккуратно, словно он и сам боится (и позже Тэхён понимает, что он действительно боялся). Он мажет по губам, проводит языком по нижней губе Тэхёна, а у того от этой нехитрой манипуляции мурашки по спине и стекло в груди, потому что не бывает настолько приятно от одного только поцелуя. Чонгук отстраняется и снова накрывает губы Тэхёна. Он кусает всё ту же нижнюю, и Тэхён в удивлении приоткрывает рот, давая Чонгуку полную свободу действий. Чонгук смелеет, забывает о недавнем страхе, злости, даже агрессии, и единственное, чего ему действительно хочется, — это целовать до невозможного долго, без возможности остановиться, без потребности вдыхать кислород и стоять вот так вечно — с закрытыми глазами и своими губами на тэхёновских. Всё в этом поцелуе настолько правильно и естественно, настолько их и для них, что конкретно в эти секунды вся эта ерунда с замедлением хода времени и замиранием вселеной кажется чистой правдой, и именно сейчас они чувствуют это на себе слишком ярко и отчётливо. Когда оцепенение с Тэхёна спадает, он сам зарывается руками в волосы Чонгука, прижимается ближе — настолько, что чувствует, как сердце Чонгука бьётся с бешеной скоростью — и улыбается в поцелуй, потому что его сердце отбивает точно такой же ритм. Чонгук отстраняется нехотя и смотрит на покрасневшего и совершенно потерянного Тэхёна. У старшего глаза блестят, губы покраснели, и Чонгук готов отдать всё, что у него есть, и всё, что у него будет, только бы видеть такую картину, такого Тэхёна каждый день. Тэхён же смотрит на Чонгука, и ему хочется потеряться в нём, так, чтобы и не вытащили, утонуть, чтобы не спасли. И Чонгук позволяет Тэхёну, потому что обнимает, сгребает его в охапку и прижимает к себе. Они так и стоят: биение сердца одного отдаётся эхом в груди другого, Тэхён утыкается носом в шею Чонгука и дышит, дышит, дышит до помутнения, потому что надышаться невозможно. От Чонгука исходит аромат совершенно непередаваемый, и Тэхён обещает самому себе, что обязательно разберёт его на составляющие. А Чонгук не верит, прижимает к себе ближе, потому как боится, что Тэхён может исчезнуть, испариться, словно мираж, и единственное, что ему останется, — это перебирать воспоминания, оставаясь наедине с собой. Но Тэхён не испаряется, не убегает, только сам смыкает руки за спиной Чонгука в замок и говорит: — Я не думал, что всё настолько просто. Я думал, что ты меня ненавидишь, думаешь, что я жизнь тебе сломал, а ты... Голос у Тэхёна снова дрожит, только сейчас у Чонгука это вызывает улыбку. — Хён, я не могу тебя ненавидеть. И жизнь ты мне сломал, если бы сейчас меня отверг, — последняя фраза звучит приглушённо, потому что Чонгук зарывается лицом в волосы Тэхёна. — Я, наверное, слишком трус и никогда бы к тебе не подошёл. Но, хён, я люблю тебя, правда. Тэхён слушает и не верит, потому что это Чонгук, его Чонгук, и он говорит, что он трус, а потом, что он любит. Что он его, Тэхёна, любит. И старший думает, что это он настоящий трус, потому что сам Чонгуку он этого не сказал бы. — Ты можешь мне и не отвечать, — словно читая мысли, говорит младший, — но, пожалуйста, не отталкивай меня. Просто постой вот так со мной, хотя бы сейчас. Тэхёну от такой искренности Чонгука плохо, потому что себя он чувствует отвратительно. До ужасного глупым и маленьким, тем, кто не может признаться даже самому себе, не то что Чонгуку. Он рад, действительно рад, что всё получилось вот так, что Чимин потащил его на этот концерт, что Чонгук вот такой вот сильный и ни разу не трус, как сам он думает, и что он, Тэхён, сейчас стоит в кольце рук Чонгука, и он готов стоять так вечно, он душу отдаст, сердце, да всего себя полностью на блюдечке преподнесёт судьбе, лишь бы вот так вот стоять ближайшую вечность. — Чонгук, — почти шёпотом, — не отпускай меня, пожалуйста, никогда не отпускай. Даже если я сам буду убегать и вырываться, держи меня покрепче. Хорошо? У Чонгука в глазах все огни ночного Сеула и губы складываются в улыбку, потому что Тэхён сам попросил о том, о чём Чонгук мечтал слишком долго. Тэхён теперь его, как и должно было быть изначально, и Чонгук не отпустит, потому что сам бегал слишком долго, убегая, а теперь вот Тэхён, и вот Чонгук, и мироздание должно бы радоваться вместе с ними, потому что сейчас не важно, были ли создатели всей этой Системы предназначения гениями, пророками или величайшими махинаторами, но конкретно сейчас, в эту минуту Тэхён принадлежит ему, а он прерадлежит Тэхёну, и, даже если позже кто-то назовет это ошибкой, скажет о каком-то сбое в работе Системы, ничего не изменится, позже будет слишком поздно. Уже слишком поздно. Чонгук Тэхёна не отпустит, даже если Тэхён сам будет убегать, даже если Тэхёна у него попытаются отобрать, Чонгук не позволит. Никому и никогда. — Я никогда тебя не отпущу, хён. Никогда, — почти шёпотом, а через секунду снова заставляет Тэхёна посмотреть себе в глаза и говорит увереннее, громче: — И ты сам дал мне на это право. Так что помни об этом. В этот раз целует Тэхён, потому что иначе все те эмоции, которые рождаются у него внутри от слов Чонгука, от его голоса, взгляда и присутствия грозятся разорвать на части, оставить умирать прямо здесь, у ног Чонгука. *** Позже Тэхён подумает о том, что им предстоит поговорить о многом, столкнуться с определёнными проблемами и недопониманиями в лице общества, родителей и, возможно, ещё кого-то, но щитом для них останется всё та же Система, решения которой не обсуждаются и обжалованию не подлежат. Та Система, которую кто-то проклинает и ненавидит, для них будет оружием и защитой, но это всё будет потом, а сейчас они настолько друг в друге, что отвлечь их не сможет даже толпа студентов вывалившихся в коридоры после окончания концерта, потому что они нашли то, что искали слишком долго. Они нашли друг друга. Они получили, вцепились и не отпустят.