Падение

Тонери вовсе не любит Хинату. Это чувство, скорее, связанно с желанием обладать столь чистым и непорочным человеком. Иметь под рукой некое подобие ангела. И потому это - не любовь и даже не страсть. Это нечто куда более приземлённей и отвратительней. Это как грех. В мыслях Тонери она будет боготворить его, почитать, как господина, что подарил ей свободу от оков земной привязанности к одному солнечному мальчишке. Тонери бесит лишь одна мысль о нём. Мысль о том, что ангел с солнечным именем «Хината» не смотрит на своего будущего господина с таким же обожанием, как на этого низкосортного выродка. Тонери бесится, скрипит острыми зубами и скалится, подобно голодному зверю. Он ненавидит-презирает-мечтает убить его всем своим пустым сердцем, что так старательно и рьяно пытается заполнить "не-до-любовью" к Принцессе Бьякугана. И Тонери сделает её своей. И даже Удзумаки Наруто, герой всея мира шиноби, ему не помеха. Тонери верит, что Хината переполнена любовью-светом-надеждой, ведь она так легко дарит эти чувства другим. Ее не заботит то, что в ответ ей чаще посылают гнев и ярость. Хината щедра к людям на веру и прощение, а они к ней — на отвращение и ненависть. Но Тонери смотрит в смущенные глаза Хинаты и пьет ее любовь к миру, утопая в ней по колено, и даже не ищет в себе силы на спасение. Оно ему не требуется. Ведь Хината — ангел, а омут ее чувств — спасение от тьмы прошлого Лунного Принца. Тонери ищет уединение в просторных залах небесного дворца, прячась от своей одержимости к Принцессе Бьякугана. Его трясет, когда в сознании возникает ее манящий образ и тонкие пальцы сжимают белые простыни. Нагая Хината еще соблазнительней, чем он мог себе представить. Плавные изгибы тела, длинные шелковистые волосы, бледная кожа и туманные глаза, полные желания. А главное — желания к Тонери. И Лунный Принц ликует. Если даже во снах Принцесса Бьякугана вожделеет своего суженного, значит, и в реальности она падет перед ним и его величием. Впрочем, как и все остальные. Но для Тонери самое главное, чтобы взгляд Хинаты во снах материализовался в реальности. Тонери был по-детски глуп и наивен, когда посчитал, что при первой же встрече с Хинатой та бросится к нему в объятия, моля о любви и спасении от цепей чувств. Ее хрупкие пальцы будет цепляться за ворот его распахнутого плаща, как за спасательный круг, а мутные глаза заполняться хрустальными горячими слезами отчаяния. Они найдут свою волю на ее заледенелых щеках, скатятся к подбородку, опаляя кожу. Хината будет умолять его, ползать на коленях, стирая последние в кровь. Но Тонери вовсе не будет испытывать отвращение или жалость. Ведь Хината — ангел, а эти светлые создания заслуживают спасения. Лунный Принц должен прощать и защищать тех, кто молит о снисхождении. А Тонери станет Лунным Королем, и он должен быть тем, кого любят, и в чьей обители ищут забвения. А значит, и Хината полюбит его. В этом ее долг перед родом, ее наследие. Однако, их первая встреча — казус. И в доказательство этому десятки сломанных слуг и искусанные в кровь губы Лунного Принца. И алый как пламя шарф, вернее, его обрывок. Тонери тянется к куску ткани и сжимает его сильнее в заледенелых пальцах, пытаясь спастись от холода своего же дворца. Однако, бесполезная вещь совсем не дарила тепла, которым Хината ее щедро наградила. Ведь это тепло принадлежало другому, мальчишке-герою с солнечными волосами и яркой улыбкой, что слепит глаза. Тонери сжимает ткань сильнее, разрывая толстые шерстяные алые нити. Он не позволит этой вещице дарить связь этим двум. Никогда нить не будет тянутся от нежного тонкого безымянного пальца Хинаты к пальцам в шрамах Удзумаки. Тонери не позволит этому быть во славу Хамуры и всего клана Ооцуцуки. Он клянется. Тонери знает. Получить Хинату, а после и весь мир, он сможет только с отсутствующей с самого детства деталью — глазами. Слепец почти от рождения — клеймо, что не смывалось с годами. А слуги, оставшиеся ему как проклятое наследие родителей, напоминали о смерти всего клана, не могли заменить мечты видеть и подчинять взглядом любого. А главное Хинату, его невесту-жену-судьбу. И Тонери находит решения в туманных глазах холодной Хьюго младшей. Маленькая Ханаби слаба и беспомощна перед ним. Она совсем не похожа на Хинату, пусть и кровь ее крови. И Тонери с легкостью отнимает у нее то, что предначертано принадлежать ему — глаза, а вместе с ними и Бьякуган. И слепая теперь малышка в объятьях его холодного замка, беспомощная и молящая во снах сестру о спасении. Ту сестру, что ненавидела и презирала. И Тонери знает, что Хината придет за ней. Он на это и ставил карты, выиграв. Тонери смотрит в хрустальный шар глазами Ханаби и ловит себя на смущении. Хината оголяет спину, даже не подозревая о немом свидетеле. Бьякуган видит все на триста шестьдесят градусов и может заметить взмахи крыльев цикады во мраке ночи. А бьякуган Хинаты еще сильнее. И девушка вдруг вздрагивает, оборачивается, ощущая на себе взгляд голодных глаз, вглядывается в темноту едва освещенной комнаты, пытаясь отыскать то, что секунду назад глядело на нее. Но комната пуста, а стены пахнут сыростью. Бьякуган видит все, и Тонери пугает это. Ведь его бьякуган ему не принадлежит и горит в глазницах адским пламенем. Тонери ликует. Хината падает в его объятия, пусть и с отстраненным взглядом и безжизненными глазами. Тонери это вовсе не заботит и даже не смущает. Ведь теперь столь долгожданный объект вожделений и грязных желаний у подола его кимоно, у изголовья трона, на шелковых простынях постели. Однако, Хината не спешит подставлять свою шею под его жаркие поцелуи, а ноги раздвигать перед его горячим естеством. И даже больше. Тонери вдруг понимает, что презрение, пусть и слабое, и скрытое, исходящее из глубин ее глаз, било морозной плетью вовсе не из-за бьякугана, а из-за неприязни к нему и ненависти, боязни перед ним. И Лунный Принц чувствует себя оскорбленным-униженным-преклоненным перед ней. Озлобленный и разбитый желаниями и принципами Ооцуцуки теряет последние остатки человечности, обращаясь в зверя, важнейшая цель которого теперь не преклонение всего мира к его ногам, а преклонение самой Хинаты перед ним. Ведь во многом смысле она стала для него этим миром. Тонери вонзает в полную грудь Принцессы ледяной хрустальный мертвый шар, заменяя им горячее сердце, полное жизни. Полная его мыслей и образов сфера запечатывает волю и свободу мыслей Хинаты, и девушка теряет эмоции, обращаясь в фарфоровую прекрасную куклу. Куклу без чувств и стремлений, куклу, что подчиняется воле своего хозяина. И Тонери, что стал так давно величать себя тем хозяином, наслаждается этим зрелищем. Зрелищем преображения его Принцессы Бьякугана в Королеву Луны. Тонери любуется Хинатой. За тонкой гранью стеклянного зеркала его кукла выглядит совершенной. Он спешит скорее покорить этот бренный мир и разделить все свое вечное время правления с ней и ее прекрасным телом. И Тонери тянет к ней руки, впиваясь пальцами в тонкие запястья, оставляет алые печати, словно метки ее принадлежности ему. И почти разрушенный старый и покоренный новый мир станут свидетелями коронации новых правителей. Однако Тонери не успевает надеть свою корону и тем более короновать свою Принцессу. В его лунное королевство, подобно морской волне, врывается голубоглазый "не-до-герой" со своими бурлящими амбициями. И этот ублюдок утягивает в свою пучину его молодую деву. Тонкие бледные пальцы Тонери тянутся к собственному отражению в мутном разбитом зеркале. Его цельный образ расколот на сотни частей, как и сама поверхность стекла, как и его самообладание над собственными чувствами к Хинате. Он смотрит в отражение глаз и видит в них Принцессу, а вернее, ее любовь к нему, которой в реальности нет. Он тянется рукой к ней, ее блеклому образу в этом зазеркалье, пьет этот нектар несуществующих чувств, омывает свое грязное-темное-гнилое прошлое. Переплетает свои холодные пальцы с ее теплыми и чувствует покой. Тянется к горячим живым губам, прислоняясь своими, почти мертвыми от одиночества, к тонкой грани стекла, разделяющей его и… его. Его безумие-наваждение-одержимость. Тонери кричит, подобно раненому зверю, и тянет руки к не существующему спасению. Отмороженные пальцы касаются тонкого стекла и не находят в его отражении теплоты столь желанной Принцессы. Хриплый крик разрывает горло, а тело вдруг сотрясает истома и боль в каждой мышце. Мужчина оступается, роняет мутное зеркало на деревянный пол комнаты, теряя его целостность окончательно-бесповоротно-невозвратимо. Хрупкая резная рама выпускает из своих оков сотни осколков, обращая их в тысячи. И Тонери оступается вновь, выбирая неверный шаг. Теперь даже в одном из множества частей разбитого зеркала нет даже слабого силуэта его будущей невесты. Тонери хватается за каждый осколок, как за надежду. Собирает из тысячи единое. Острые края впиваются в мраморную кожу, оставляя порезы, глубже которых есть только на сердце будущего Короля. Пальцы, ладони, запястья — все окропляет-опаляет-очерчивает алая кровь, создавая иллюзию цепей. Тонери с дрожью смотрит на свои руки… Он ненавидит красный. И доказательство тому обрывок красных нитей, что когда-то были целым шарфом; в клочья разорванные алые шторы, что позже слуги заменили на зеленые; худые руки, скованные цепью густой крови. Тонери с остервенением трет их о свое кимоно. И белая, как снег, чистая, как сама Хината, ткань впитывает в себя безобразные узоры. И вот он — прекрасный Принц, почти Король Луны, измученный-истерзанный-обезличенный. Тонери боится красного. И в доказательство тому болезненный взгляд в отражении сотни почти единых осколков зеркала. Где в его мутном зазеркалье отражается слабый Принц Луны, в глазах которого был лишь страх. Тонери видит кошмары. Пустота мира тянет его ко дну, затягивает подобно водовороту. И цвет у этого водоворота — красный. Как разорванный шарф, как израненные руки Тонери, как символ того наглого мальчишки, что украл взгляд его невесты… И он понимает, что если не поспешить, то этот водоворот затянет ее, не даст дышать и стать подле трона своего мужа, Короля Луны. Тонери спасет ее, ту, что предначертана ему. Он не даст ей уйти от судьбы и окунуться-утонуть-захлебнуться. Только не в водовороте, что носил столь солнечное имя. Тонери теряется в отражении сотни тысяч зеркал. Он скитается среди собственных лик, каждое из которых по-своему обезображено. Изуродованный-кривой-больной образ блуждает в собственных сновидениях, пытаясь отыскать свет Хинаты среди этих лабиринтов. Однако, он слышит лишь ее смех. Тихий, слегка хрипловатый, но ласковый и полный любви. И Тонери понимает, что этот смех разносится где-то над его головой, над высокими лабиринтами из зеркал. Он тянет кверху оледенелые руки, притупленный взгляд и свое сердце в ладонях, словно принося его в дар хозяйке того смеха. Но Хината не спешит принять его и спасти Тонери. Он падает в пропасть, и тьма с радостью принимает своего сына в объятия. Тонери цепляется за каждый взгляд Хинаты. Ищет в отблесках ее серебряных глаз каплю светлых чувств к себе. Однако, он не находит столь желанной любви, которая тогда, буквально мгновения назад, пробирала до костей в отражении зеркал. До тех кошмарных снов, что становились все реальней. Тонери находит в глазах Принцессы только жалость и снисхождение к собственному безумию. Хината готова простить его каждый блудный-голодный-вожделеющий взгляд, готова отпустить каждый грех. А Тонери щедр на грехи: Гордыня — в наследии прошлого, Зависть — в мыслях, Гнев — в сердце, Отчаяние — в будущем, Жадность — в руках, Алчность — на устах и Похоть — в глазах. Но даже со столь пышным букетом недостатков, Хината готова идти к нему на встречу, протянуть ему руку помощи и спасения. Готова тянуть его из той тьмы, которая принимала Тонери с любовью. Тонери слабеет. Его не спасают даже мысли о непорочной и чистой Хинате. Холод замка давит, замораживает. Обездвиживает. Десятки слуг смотрят на своего хозяина, как единое целое, но ни в одном из этих взглядов он не чувствует спасительного тепла. Весь его свет этого мира в глазах Хинаты. А она ушла, прихватив с собой пару серебряных очей сестры, которые принадлежали той по праву. И его сердце в придачу. Как дар и как проклятье Хината обещает, что будет ценить его чувства, сжимать в ладонях с трепетом и почти любовью. Однако Тонери не чувствует ничего, кроме стальной хватки голубоглазого возлюбленного девушки. Наруто сжимает ее маленькие ладони своими огромными, ладони, в которых покоилось хрустальное-заледенелое-пустое сердце почти Лунного Бога. Вернее, наследного Принца. Вернее, просто Тонери. Тонери замирает. Слышится треск хрусталя. Тонери отпускает всякую надежду. Хината разрушает мир его мечтаний с горьким взглядом, с его болезненными криками, с глазами в своей ладони. Хината рушит самого Тонери и его устои-правила-принципы. Оставляет его умирать на холодной Луне, а сама возвращается к теплому Солнцу. Хината отрекается от имени Бога, а значит, и от Тонери, его чувств, его "не-до-любви". И в итоге всего он понимает, что даже из пустых глазниц могут течь слезы, пусть и вперемешку с кровью. Тонери умирает. По крайней мере, ему так кажется. Свет улыбки Хинаты больше не греет его заледенелое тело, не отогревает застывшие мысли, не дарит спасения от тьмы собственной слепоты. Тьма пожирает его: то проглатывает целиком, даже не замечая странноватого привкуса страха; то пережевывает, перекусывая каждую косточку, разрывая каждую мышцу и глотая неистово хлынувшую кровь. Но Тонери не имеет права кричать или просить остановиться. Ведь теперь он не Лунный Бог и даже не Принц. Он просто Тонери, потерявший право носить фамилию великой семьи Ооцуцуки. Его великий мертвый клан не примет такого позора, как он, даже если бы был жив. Тонери засыпает. Он находит покой в забвении у изголовья монолита могилы своего клана. У усыпальницы его родных. Тонери засыпает. Без кошмаров и страхов во снах, без боли и той сильной тяги к одной Лунной Принцессе, так и не ставшей его Королевой. Засыпает непробудным-нерушимым-вечным сном. Теперь уже навсегда… …и даже во сне он слышит заливистый смех Солнечной Королевы и улыбается, продолжая любить.