Пиратка

В ее медовых волосах блестят соленые капли, а позолоченная легким загаром кожа пахнет ветром и почему-то розами. Тонкая рубашка трепещет на ветру, делая ее похожей на белокрылого ангела. Запястье небрежно обмотано тряпкой — след ранения в бою. Дорогая, позолоченная сабля болтается на боку, мешая при ходьбе и заставляет меня усмехаться, когда она сквозь зубы ругается, в который раз поправляя свое оружие. Она лишь бросает едкие, полные злобы взгляды в мою сторону, когда я вскользь замечаю что-то о несовместимости оружия и женщин. Ее глаза… Темно-карие, с золотыми вкраплениями, обрамленные густыми ресницами, кажутся особенно теплыми, когда она подходит вплотную и цедит мне в лицо: «забыл, Кто тут король?» Она стоит так близко, что можно увидеть несколько веснушек, проступивших на тонком носу. Растягиваю губы в самодовольной улыбке, которая так выводит ее из себя и спрашиваю, глядя сверху вниз, дразня пиратку: «а что ты сделаешь, цыпа?» Стоит и сверлит меня взглядом, неотрывно глядя прямо в мои усмехающиеся глаза, и вдруг на нежном лице расцветает улыбка победительницы, она хитро прищуривается, как кошка, и придвигается ко мне, легко толкая к мачте. Прижавшись грудью ко мне, кладет руки на плечи. Тонкие пальцы крепко держат меня, но я даже не пытаюсь вырваться из плена ее рук. «Что я сделаю?», — она внимательно смотрит прямо в глаза, и коварно улыбается, — «Я поцелую тебя, капитан». Сердце стучит где-то в горле, а дыхание сбивается, когда она рывком притягивает меня ближе за воротник рубашки и стоит в миллиметре от меня, такая прекрасная и опасная. Ее теплое дыхание обжигает щеку, а нос щекочет запах ее волос. Обнимает за шею и нежно касается моих губ. Это похоже на фейерверк, который я видел в Гонконге: ты рассыпаешься миллионами ярких, цветных искр, слепящих глаза. Как десятки молний одновременно, как… Ночное небо. Вот что я ощущал, страстно целуя ее мягкие, податливые губы. Притянул ее к себе за талию, сокращая и без того крошечное расстояние. Запускает руки мне в волосы, и прикусывает край губы. Воздуха не хватает, но я яростно терзаю ее рот, пытаюсь насытится и не могу, словно мучимый жаждой путник, которому протянули кувшин воды. Она прерывает поцелуй, немного отстраняется и смотрит прямо в глаза, тяжело дыша. Закатное солнце окрашивает ее лицо в нежно-персиковый цвет, и превращает волосы в жидкое золото. Она все еще обнимает меня за шею и поднимает взгляд карих, таких невероятно любимых и родных глаз: «Почему же я так люблю тебя, Джек Воробей?» Ее негромкие слова, произнесенные с таким явным недоумением, и в то же время так искренне, заставляют сердце замереть в грудной клетке и крепко обнять ее худые плечи, прижимая к себе. Впервые в жизни я не поправляю ее.