Улыбка любви

- Да провались всё в Тартар! – очаровательный пухленький младенец с золотыми крылышками в мгновение ока превратился в высокого, мускулистого юношу с черными кудрями, рассыпанными по обнаженным плечам, и сердитыми черными глазами. Легким движением он преломил о колено золотой лук, потом колчан с золотыми же стрелами и, отбросив обломки в сторону, шагнул прямо в облака, окружающие вершину Олимпа. Сказать, что Эрот был сердит, значит, не сказать ничего. Он был так разъярен, что рычал громче тех львиц, которые вскормили его своим молоком. Капризы легкомысленной матери, заботящейся лишь о своей внешности, одержимость кровавыми битвами, ни на миг не отпускающая отца, бестолковые братья, над которыми потешается весь Олимп, весь этот сонм безалаберных и сексуально озабоченных дядюшек и тетушек, которые только и знают, что есть, пить и развлекаться! И так день за днем, век за веком. И всё бы ничего, если бы не постоянные придирки и претензии, предъявляемые сыну и посланнику богини любви. “Эрот, я хочу, чтобы он страдал, помоги! Малыш, пусть она мучается! Эрот, убери ее от меня! Мой мальчик, я хочу его наказать, сделай, как я прошу! Эрот!!! Эрот! Эрот…” И так ежедневно. Он лишь выполнял волю богов, пуская свои стрелы в избранные ими жертвы, но жестоким и бессердечным называли почему-то именно его. Эрот горько усмехнулся и поплотнее запахнул темный плащ, пробираясь сквозь густые заросли. Понять куда его занесло, никак не получалось: в гневе он мчался, не разбирая дороги, и вот теперь никак не мог выбраться на открытое место и, наконец-то, сориентироваться. Раздавшиеся неподалеку голоса заставили Эрота застыть и прислушаться. - Отец, не надо! Пощадите… - Молчи, щенок! Звук хлестких пощечин напомнил богу, как совсем недавно он сам получил увесистую оплеуху из хрупких рук разгневанной мамочки, что и заставило его взбунтоваться и сбежать с Олимпа. Эрот тяжело сглотнул и помотал головой, спеша избавиться от тягостных воспоминаний. - Отец, не позорьте наш род! - Ты его уже опозорил. Так принеси, по крайней мере, выгоду от своего смазливого личика! - Отец!… Отчаяние, прозвучавшее в голосе юноши, заставило покрыться мурашками кожу на спине Эрота, но абсолютно не подействовало на того, кого молили о пощаде и понимании. - Хватит! С тебя не убудет, а царь останется доволен. И надень новые украшения, которые я купил сегодня, Филипп любит красивые зрелища. Тяжелым, размеренным шагом старший собеседник удалился, а младший сполз спиной по стволу огромного кипариса и, уткнувшись лицом в ладони, глухо и безнадежно зарыдал. Эрот смотрел на ссутулившиеся, беспомощно опущенные плечи, скорчившуюся в тени фигурку, сотрясаемую судорогой отчаяния, и невольно вспоминал… Тяжелое тело, придавившее его к ложу, потные руки, слепо и жадно шарящие по беспомощно бьющейся жертве, хриплое, возбужденное дыхание, слюнявые поцелуи, переходящие в засосы и укусы… и шепот, сбивчиво, но настойчиво уговаривающий не сопротивляться, уступить, подчиниться воле громовержца. Шепот, забивающий уши, проникающий в мозг и отупляющий, прогоняющий любую мысль о возражении. Шепот, напрочь подавивший волю, справиться с которым смогла лишь боль. Не просто отрезвляющая, а распинающая на кресте мУки и отвращения… Боль, которая часто возвращалась во снах. Боль, которая раз и навсегда лишила его иллюзий, надежд и желаний. С тех пор стрелы пухлощекого младенца стали еще беспощаднее, а черноглазый, юный бог разучился смеяться. Волна тошноты, накрывающая с головой и не дающая ни дышать, ни мыслить, ни жить, грозила вновь поглотить разум и затянуть в водоворот воспоминаний. Сколько веков уже прошло с той ночи, а стоит чуть ослабить самоконтроль, и кошмар вновь вырывается на волю, затопляя всё вокруг не тускнеющими красками ужаса. И не важно, что он жестоко и изощренно отомстил – Гера до сих пор не простила мужу внебрачного сыночка-героя и частенько шпыняет божественного супруга, припоминая и ему, и получившему бессмертие Гераклу свои обиды. Не важно, что у насильника нет счастья ни в семейной жизни, ни с одной из многочисленных подружек – стрелы Эрота бьют без промаха… Месть лишь немного утешает оскорбленное самолюбие, но не лечит ран на молча кровоточащем сердце. Горестные всхлипы, доносящиеся из-под дерева, постепенно затихли, и юноша встал, привлекая внимание запутавшегося в клейкой паутине прошлого бога. Совершенно по-детски размазал слезы по щекам, отбросил назад темные длинные волосы и шагнул вперед. Тень кипариса, укрывавшая его до сих пор, выпустила его на волю, и Эрот невольно расширил глаза, увидев лицо юноши. Ни рдеющие на щеках следы тяжелой длани отца, ни растрепанные, спутавшиеся волосы, ни горько-презрительная усмешка на красиво очерченном большом рте не могли испортить, украсть его красоту. Да, он был не просто красив, он был прекрасен, этот уже не мальчик, но еще не муж! И тем страшнее, чужероднее казался взгляд прозрачных, каких-то пронзительно светлых, широко распахнутых глаз. Взгляд, устремленный куда-то внутрь себя, и в то же время не отпускающий и манящий любого, кому не повезло отвернуться вовремя. Вот этот-то взгляд и не понравился Эроту: не должно быть таких глаз у таких мальчиков. Юноша медленно и как-то чересчур спокойно, походкой всё для себя решившего человека, направился вслед ушедшему отцу. Плечи его расправились, голова гордо и даже слегка надменно приподнялась. Верхняя губа чуть подрагивала в презрительной гримаске. Если бы не следы пощечин, никто бы даже не подумал о том, что у этого молодого красавца могут быть какие-то горести или проблемы. Эрот, не раздумывая ни секунды, направился следом за юношей. *** Легкие, стремительно взмывающие ввысь беломраморные колонны роскошного дворца, казалось, разгоняли своим сиянием темноту ночи. Юноша поднялся по ступеням и, не останавливаясь, прошел по террасе, опоясывающей весь дворец по периметру. Его глаза всё так же невидяще были устремлены вперед, а рука машинально касалась душистых розовых соцветий, обвивающих колонны. Он остановился возле одной из дверей, чьи створки были приглашающе распахнуты, и склонился к вишневым цветкам, клонящимся под собственной тяжестью. Тонкие пальцы нежно ласкали изящные, благоухающие бутоны, перебирали бархатистые лепестки. Вдохнув пьянящий аромат, юноша на миг коснулся самой сердцевины розы губами, а потом безжалостно смял, растерзал прекрасный цветок сильной рукой и медленно, по одному ссыпал на пол темно-красные лепестки. Шаловливый ветерок подхватил останки красоты и живописно разбросал их вокруг молодого человека. - Словно капли крови, - прошептал юноша и немного истерично хихикнул: - А смерть иногда тоже бывает красивой… Если повезет. Легкие занавеси вспорхнули, словно крылья огромной птицы, и вновь бессильно обвисли. На террасе никого не было, кроме никому не видимого Эрота, внимательно наблюдавшего всю эту сценку. *** Кассандр сидел в купальне и всматривался в свое отражение в воде. Обнаженное тело было вымыто и умащено восточными благовониями, волосы расчесаны до шелкового блеска и скреплены тяжелым золотым обручем, клонящим голову чуть не до земли. Запястья и лодыжки обхватывают широкие, парные золотые браслеты, а стройную шею ласкает ожерелье, богато изукрашенное драгоценными камнями. Сияние камней и блеск золота слепит глаза и прямо-таки кричит о богатстве… Только почему же вся эта красота наводит на мысли о кандалах, цепко удерживающих беспомощного узника? Кассандр отвернулся от воды, не в силах вынести этой бесстыдной в своей чувственности картины и в который раз проклял свое лицо и фигуру, ставшие причиной его позора и мучений. И в который раз возроптал на судьбу, именно его наградившую неуемной жаждой власти, которая и привела его в объятия Филиппа. И тут же вслед за обидой привычно появилась её вечная спутница – зависть. Не раз и не два задавался Кассандр вопросом: почему этому выскочке – Гефестиону так повезло, и он стал другом, наперсником и возлюбленным Александра? Почему именно этому, напрочь лишенному честолюбия мальчишке, посчастливилось получить всё то, о чем он, Кассандр, может только мечтать? Иногда, в самый глухой час бессонной ночи, он пытался представить, как могла бы сложиться его жизнь, если бы ему, а не Гефестиону подарил Александр свою дружбу и любовь. Впрочем, Кассандр никогда не обманывался на этот счет. Даже привязанность принца не спасла бы его от похоти царя. Если уж Филипп родного сына не пощадил, на что можно надеяться сыну придворного? Кассандр сглотнул едкую горечь, поднявшуюся из самых глубин души, и помотал головой, отгоняя воспоминания о той ночи, когда кошмар был поделен на двоих. Юный принц попытался воззвать к благородству и разуму отца и оказался вовлечен в водоворот его жутких развлечений. А в результате о позоре сына Антипатра узнал еще и филэ принца и теперь Кассандр вынужден был молча сносить жалостливые взгляды ненавистного выскочки. Взгляд юноши вновь упал на собственное отражение, заставив его вздрогнуть. - И это развратное создание, само воплощение похоти, и есть Я? – удар кулака разбил отражение, разорвал водную гладь и пустил круги, достигшие дальнего края бассейна. Но не стер из памяти юноши виденную картину. Кассандр со вздохом закрыл глаза и вспомнил первого кабана, убитого им на охоте. Как давно это было: поместье отца, беззаботное детство, нетерпение и самолюбие, заставлявшие его торопить каждый новый рассвет, приближающий его к поездке в столицу, и счастье и гордость, затопившие всё его существо, когда он смог один на один завалить секача, не побоялся схватиться с матерым зверем, опередил взрослых охотников и, с восторгом глядя в синее небо, понял, что заслужил звание настоящего мужчины. Как давно это было! И где теперь тот наивный мальчик, грезивший о славе и величии и упивающийся своим мужеством? Кассандр горько усмехнулся своим воспоминаниям, пошарил в складках пурпурной ткани, небрежно брошенной на бортик бассейна, и вынул кинжал, подаренный матерью в тот далекий день в честь его славной победы. Остро заточенная сталь оружия отбрасывала блики на стены купальни и успокоившуюся воду и завораживала своей изящной простотой. Вот оно, столь желанное избавление! Скоро, уже скоро он будет, наконец, свободен. От похоти царя, жалости принца и его филэ, жестокости отца… и от собственной унизительной беспомощности. Свободен от этой непрекращающейся боли и никчемной жизни! Кассандр гибким движением скользнул в теплую воду, двумя резкими взмахами полоснул по тонким запястьям точно возле тяжелых браслетов и со вздохом облегчения уронил голову на бортик бассейна. Еще несколько минут и Аид примет его в свои объятия… Голубые глаза закрылись, а с красивых губ сошла, наконец, горькая и жестокая усмешка. *** Эрот склонился над потерявшим сознание юношей и пристально вгляделся в спокойное и умиротворенное лицо. - Нет, мой маленький, ты слишком юн и слишком красив, чтобы умереть. Тем более, я не хочу расставаться с тобой: впервые за много веков моё сердце забилось сильнее. И ты думаешь, что я позволю тебе уйти? Тебе, заставившему меня вновь почувствовать жажду жизни! – черные, беспощадные глаза смягчились и улыбнулись, делая прекрасное лицо живым и человечным. Эрот коснулся окровавленных запястий юноши и жизнь, покидавшая хрупкое тело капля за каплей, замедлила свой бег в Лету. Да, он успел вовремя! Неумолимые Мойры еще не определили судьбу этого смертного: не записала еще Атропос гибель его в свиток, не оборвала Клото нить его жизни, не вынула Лахесис его жребий. А значит у него, бога любви, еще есть шанс! Эрот стремительно покинул купальню и отправился на поиски того, кто чуть не стал погибелью для тронувшего его сердце человека. *** Филипп, царь Македонии, ужинал сегодня в своих покоях почти в одиночестве. Единственным его сотрапезником был Аттал, ставший с некоторых пор постоянным спутником и наперсником Филиппа. Обильная трапеза и вино, льющееся рекой, привели царя в благодушное настроение. А еще большую радость доставляло осознание того, что в личной купальне его дожидается красивый и, наконец-то, усмиренный наложник. Он потратил много времени, чтобы вышколить глупого мальчишку, и по прошествии нескольких лет тот научился доставлять повелителю наслаждение. - Мой царь, я вижу, что вы сегодня в прекрасном настроении? – раболепие Аттала грозило затопить всё вокруг, но Филиппу оно доставляло удовольствие. - Да, друг мой Аттал, я доволен. Сегодня Антипатр вернулся, наконец, ко двору. И привез с собой сына! Царь и его сотрапезник обменялись одинаково похотливыми улыбками. Филиппу не было нужды скрывать свои желания от кого бы то ни было – он был повелителем Македонии. И уж тем более ни к чему было таиться от Аттала, бывшего постоянным участником развлечений царя. Эрот, стоя в дверях, слушал этот разговор, и отвращение наполняло его душу. Он давно привычным движением потянулся вынуть стрелу из колчана и выругался про себя – его оружие осталось на Олимпе. Придется возвращаться! *** Розоперстая Эос уже совсем было собралась окрашивать облака своим нежным светом, когда Эрот нашел сломанные лук и стрелы. Тяжкие раздумья прочертили горестную складку на высоком челе взбунтовавшегося бога. Всего одну ночь был он свободен от опостылевших обязанностей посланника богини любви, одну ночь был самим собой, но за эти несколько жалких часов обрел надежду на счастье и согласен заплатить за него любую цену. И если эта плата – ненавистный облик белокурого младенца, покорно выполняющего все прихоти богов, то так тому и быть! Он подобрал обломки и помчался за помощью. Сначала к Гефесту – хромой кузнец, на себе испытавший жестокость олимпийцев, всегда понимал Эрота и сочувствовал ему, он с радостью починит оружие. А потом придется нанести еще один визит. *** - Быстро же ты пресытился независимостью! – Арес возлежал под раскидистой лозой в любимой роще в компании любимого дракона и презрительно щурился на младшего сына. - А скажи мне, Арес, что ты думаешь про македонского принца, Александра? – Эрот проигнорировал насмешку отца и уселся рядом, прислонившись к раскидистой оливе. - Мальчишка меня развлекает. Возможно, я и продолжу ему покровительствовать. Если он не начнет предаваться вакханалиям, как его отец и бегать за каждой юбкой, - бог войны пригубил свою чашу, а потом, спохватившись, поинтересовался: - А с чего вдруг такое внимание к моим делам? - Как оказалось, у меня свой интерес к этому смертному, - улыбка Эрота полностью копировала улыбку его матери, когда Афродита задумывала какую-нибудь шалость, - Может, заключим сделку? - И что ты можешь предложить за этого мальчишку? – Арес развеселился, представляя, как сын начнет клянчить у него новую игрушку. - За Александра? Ты не так меня понял, отец, лично мне он не нужен. Я хочу, чтобы ты отправил его на войну. И как можно скорее. А я в свою очередь сделаю так, чтобы он не отвлекался на любовные интрижки. Более того, я награжу твоего любимца взаимностью в любви, которую он пронесет через всю жизнь! – Эрот демонстративно вынул из колчана золотую стрелу и принялся поигрывать ею на глазах у изумленного Ареса. - А тебе-то это зачем? - О-о-о… всё очень просто! Македонскому принцу нужна личная гвардия. В нее набирают юношей из знатных семей. Я хочу, чтобы один такой юноша покинул Пеллу как можно скорее. Значит, мне нужна война, в которой примет участие Александр. Вот и всё! – юный бог пожал плечами и с вызовом посмотрел в глаза отцу. - Интриги плетешь? – расхохотался Арес. - В любви, как и на войне – все средства хороши! Ты сам меня этому учил. Да и мамочка тоже. - Да, похоже, ты усвоил эту науку! Но скажи-ка, сын, а мне какой интерес в твоем предложении? Ты уберешь из Пеллы своего загадочного смертного. Александр станет полководцем, да еще и обретет любовь. И где здесь моя выгода? – привставший было бог войны, вновь откинулся на траву и сделал большой глоток из чаши. - Тебе мало того, что одна из твоих игрушек продолжит забавлять тебя? Ну, что ж… а если ты получишь возможность спокойно вернуться домой и наслаждаться отдыхом на своем ложе вместо того, чтобы прятаться в этой роще от разбушевавшейся супруги? - Эрот лукаво улыбнулся и вновь покрутил стрелу перед носом ошарашенного Ареса. - Ты сможешь сделать так, чтобы Афродита успокоилась, наконец? - Я выполню ее желание, и в наш дом вернется покой. Но ты отправишь Александра на войну! Или я покину Олимп и разбирайся с мамочкой сам. – Юный и вечно беспечный бог неожиданно серьезно и твердо воззрился на отца. “А мальчик-то вырос!” – восхитился про себя Арес. И, естественно, принял условия сделки. *** Нежный, но властный поцелуй заставил Кассандра открыть глаза. Душистое облако черных кудрей накрыло его и никак не давало рассмотреть того, кто пробудил его к жизни, а ласковые губы продолжали куда-то звать и что-то обещать. Пробудил к жизни? К жизни? Юноша отстранился и с ужасом вгляделся в лицо лежащего рядом человека. - Аид? Молодой черноглазый красавец расхохотался: - Ты так торопишься увидеться с повелителем царства мертвых? Напрасно! Он никогда не встречает вновь прибывших поцелуями, поверь мне! Так что, наслаждайся жизнью, пока есть возможность. Кассандр застонал и спрятал лицо в ладонях. - Так я жив? - Да, мой милый, ты жив. И впереди у тебя еще много лет, наполненных приключениями и свершениями, - загадочный незнакомец отвел руки Кассандра от его лица и улыбнулся. От этой улыбки сердце юноши забилось быстрее, а душу наполнило ощущение счастья и покоя. Но воспоминания тут же накрыли его удушающей волной страха и безысходности. - Уходи! Если Филипп застанет тебя здесь, то ты горько пожалеешь об этой встрече! Да и мне не поздоровится… - Не бойся, ему теперь не до тебя! Надеюсь, ты не очень огорчишься, потеряв звание царского фаворита? – ласковые пальцы очертили абрис щеки, скользнули в спутанные, влажные волосы и притянули Кассандра в новый поцелуй. Волна неизведанных доселе ощущений поглотила Кассандра. Он с восторгом принимал первый в своей жизни поцелуй, подаренный ему с нежностью и любовью. Никто и никогда не ласкал его губы, облизывая их шаловливым язычком, чуть ощутимо прикусывая и тут же обдувая припухшую плоть прохладным по сравнению с разгоряченным телом дыханием. Впервые Кассандру не хотелось отвернуться, наоборот, он с нетерпением подставил губы под очередной поцелуй, когда незнакомец приподнял голову и ласково усмехнулся: - Какой горячий! Тебе нравится? Скажи мне, маленький, что еще ты любишь? Кассандр поморгал, пытаясь сосредоточиться, и вновь вгляделся в черные глаза, блестящие, как две звездочки на ночном небе. Он никогда не встречал этого юношу, хотя прожил несколько лет при дворе македонского царя. - Кто ты? Новый любовник Филиппа? И где это мы находимся? – Кассандр только сейчас заметил, что лежит не возле бассейна в личной купальне царя, а на душистой и мягкой траве в окружении густых зарослей жасмина, усыпанных цветами. - Мы в саду. Мне показалось, что тебе не терпелось покинуть купальню. И ты совершенно прав, здесь гораздо лучше. Но ты так и не ответил мне, мой хороший, что еще тебе нравится, кроме поцелуев? – Чернокудрый соблазнитель начисто проигнорировал вопрос о своем имени и, улыбнувшись, принялся исследовать раскинувшееся перед ним тело. - Ты любишь, когда тебя поглаживают? – ласковая теплая ладонь прошлась точно по середине груди Кассандра, не задевая соски, огладила бока, заставив юношу вздрогнуть, спустилась на плоский живот и свернула на мускулистое бедро, вызвав вздох облегчения. Кассандр не любил интимных прикосновений – они несли с собой боль. - Ну, так что? А, может, ты замурлычешь, как сытый котенок, если тебя пощекотать за ушком? – Не дав Кассандру ни секунды передышки, незнакомец склонился над ним и, откинув тяжелые пряди чуть вьющихся волос, лизнул сначала мочку изящного ушка, а потом прочертил влажную дорожку по шее. Когда он наткнулся на нежданное препятствие в виде тяжелого ожерелья, то яростное рычание вырвалось из широкой груди, а глаза полыхнули неукротимым бешенством: - Тебе это ни к чему, клянусь мечом Ареса! – В мгновение ока украшения, сверкнув на прощание гранями драгоценных камней, улетели далеко в заросли. - Отец выложил за них уйму денег, - попытался возразить Кассандр, представив реакцию Антипатра на пропажу украшений. Но в душе он был рад расстаться с ними, слишком уж напоминали все эти браслеты и ожерелья рабские кандалы и ошейники. - Что ж! Пусть сам их и носит. А ты, мой маленький, не нуждаешься в украшениях! Ты и есть самая большая драгоценность в этом мире. И естественная красота твоя гораздо милее в обрамлении зелени трав и лепестков цветов, нежели скрытая саркофагом блестящего металла и камней! – Закончив тираду, незнакомец впился страстным поцелуем в послушно раскрывшиеся губы. - О небеса! Ты меня с ума сведешь! – простонал он и принялся покрывать поцелуями дрожащего от непонятных ощущений Кассандра. Юноша не мог понять что он чувствует. Он одновременно дрожал как от холода и мучился от непонятного жара, разгорающегося в груди. Ему было и страшно продолжать и невозможно прерваться. Но больше всего Кассандр боялся, что этот красивый незнакомец грубо набросится на него, как обычно делал Филипп, и жестокостью и болью разрушит то волшебство, которое сам же и создал. Властные губы сместились на шею, отдали должное ключицам, которые были удивительно хрупкими и придавали трогательно беспомощный вид крепкому и гармонично развитому телу Кассандра. Не успел он понять, что происходит, как мучитель уже добрался до темно-розовых сосков и, всосав один, принялся поглаживать и потирать подушечкой большого пальца другой. Дыхания всё больше не хватало, и Кассандр порадовался тому, что его рот свободен от ненасытных губ, дразнящих и ласкающих его грудь и постепенно спускающихся к животу. А когда шаловливый язычок лизнул впадинку пупка, которую тут же обожгло огненное дыхание, он и вовсе задохнулся от острых и ни разу доселе не изведанных ощущений. Кассандр не был так уж наивен, да и невозможно это было – оставаться невинным после стольких лет в обществе Филиппа, и прекрасно понял, что все эти ласки, такие нежные и такие страстные, доставляющие столько наслаждения, ни что иное, как прелюдия к соитию. У него просто в голове не укладывалось как нечто, столь прекрасное, может предшествовать всей той боли, грязи и ужасу, которые непременно наступят, стоит незнакомцу распалиться как следует. “Но ведь этот юноша не царь. И не принц. Значит, не может заставить его подчиняться! По крайней мере, добровольно он больше не отдастся!” - И с этой мыслью, каким-то чудом еще державшейся в голове, он попытался вывернуться из-под навалившегося на него тела, избавиться от рук, которые, казалось, успевали ласкать его повсюду. В тот же миг эти вездесущие руки скользнули под ягодицы Кассандра, чуть приподняли его бедра, и его полуэрегированный фаллос оказался в плену у настойчивых и страстных губ. Никогда за всю свою жизнь не испытывал он ничего подобного! До царя он оставался невинным, а Филиппу и в голову не пришло дарить такие ласки своему наложнику. Сам повелитель Македонии мог подолгу наслаждаться ротиком своей игрушки, но никогда не утруждал себя хоть какой-то ответной лаской. Кассандр даже представить не мог, насколько сладостные ощущения доставляют подобные действия. Все мысли о сопротивлении вылетели из мечущейся по траве головы гораздо быстрее, чем возбуждение достигло своего пика. Да и много ли надо семнадцатилетнему юноше, впервые познавшему сладость любви, подаренной с нежностью! Не прошло и нескольких минут, как он излился прямо в умелый рот, высосавший всё до капли и продолживший свои ласки до тех пор, пока последняя судорога наслаждения не оставила прекрасное юное тело. Кассандр перестал дрожать и открыл глаза – необыкновенная легкость разлилась по его телу и почти прогнала страх. Темноволосый искуситель поднял голову и довольно улыбнулся. - Ты так стонал, мой хороший, что мне даже не нужно спрашивать понравилось ли тебе! Последняя предрассветная звезда осветила его лицо, и Кассандр заметил, как на лукаво изогнутых губах поблескивают перламутровые капельки. С некоторым смущением понял он, что это такое. А когда, проследив его взгляд, незнакомец медленно и с наслаждением облизнулся, почувствовал некоторое сожаление – лучше бы он поцеловал его! Уж очень хотелось самому слизнуть эти росинки страсти с чувственных и манящих губ. Незнакомец рассмеялся: - Не жадничай, маленький! Ты получишь столько, сколько захочешь, обещаю. Но в этот раз я просто не смог избежать искушения. Ты знаешь, что ты - чистый соблазн? Если бы тебя увидела Афродита, то мгновенно позабыла бы беднягу Адониса! Но она не получит тебя! Никто не получит, отныне ты мой, только мой. Клянусь Олимпом! Властный, уверенный голос и грозно сверкнувшие глаза вновь напомнили Кассандру о его решении не сдаваться на милость этого человека, и никогда более не попадать в зависимость от кого бы то ни было. - Откуда такая смелость – заявлять права не меня? Я не игрушка! Никогда больше! – Кассандр с силой вырвался и отпрянул от этого загадочного и непостижимого красавца, который с каждой минутой очаровывал его всё сильнее и сильнее. - Тише, мой хороший, успокойся. Не надо меня бояться, я никогда не причиню тебе вреда! Более того, я не позволю этого никому! Ты больше никогда не будешь плакать и страдать, никогда боль и разочарование не коснутся тебя… не надо, всё уже кончилось, отныне ты будешь счастлив. Я обещаю! – незнакомец потянулся за Кассандром. Теперь они стояли друг против друга на коленях. Свет утренних звезд сменился робким румянцем Эос, окрасившим гладкую, шелковистую кожу обоих собеседников персиковым оттенком и сделавшим их еще более соблазнительными. Шаловливый ветерок стряхнул цветки жасмина прямо на разметавшиеся волосы и украсил и черноволосую и темно-русую головы белоснежными, душистыми снежинками. Замолчав, они, не отрываясь, во все глаза смотрели, впитывали красоту друг друга. Более смуглые, более мускулистые руки с невыразимой нежностью притянули русую голову на такое сильное, надежное плечо и бесконечно ласково погладили бунтаря по спине. - Я не собираюсь тебя неволить, не бойся. Мне не нужна покорность, вызванная страхом. Всё, что я приму от тебя, ты дашь мне по своей воле и с радостью. Иначе мне ничего от тебя не надо! Кассандр поднял голову и прямо ответил на ждущий, напряженный взгляд. Он почему-то сразу поверил незнакомцу и перестал бояться этих необычных, завораживающе черных глаз, в которых совсем не видно было зрачков и казалось, что два омута засасывают тебя, лишая воли и сил к сопротивлению. Но сейчас, решившись и открыв свою душу, он вдруг увидел неуверенность в глубине этих омутов. А на самом дне была еще и боль. Очень похожая на ту, которая терзала его самого столько времени. Кассандр и сам не понял, где взял смелость, чтобы самому, добровольно прильнуть к горячему, зовущему телу и попытаться робкими, неумелыми движениями языка приоткрыть, смягчить эти сурово сжатые губы. Ему совсем не нравилось такое их выражение! Гораздо лучше, когда они изгибаются в лукавой усмешке или, широко открывшись, выпускают на волю беззаботный смех. А еще лучше, если они обжигают огненным дыханием и дарят ослепительное счастье поцелуев. Сильные, горячие руки сомкнулись на талии Кассандра и окончательно соединили их в одно целое, вплавляя податливое тело юноши в твердую, жаждущую плоть соблазнителя. “Что ж, попробую воспользоваться языком. Хоть какая-то польза от общения с Филиппом!” – промелькнула ехидная мысль в кружащейся от вседозволенности голове. Стиснутые в жесткую линию губы поддались ласковым уговорам и раздвинулись, впустили желанного гостя. А гость, еще раз лизнув мягкий, уже расслабляющийся в улыбке рот, растерялся и застыл в ужасе сделать что-нибудь не так и испортить очарование момента. - Что с тобой, мой хороший? Почему ты остановился? – незнакомец приподнял склонившуюся к нему на плечо голову и заглянул в зарумянившееся лицо. - Я… я… я не умею целоваться, - едва слышно прошептал Кассандр и, всхлипнув, снова уткнулся носом в стройную шею. - Не умеешь? – хихикнул черноглазый. – А что же, по-твоему, ты делал только что? Поцелуй – это не физическое упражнение, выполняемое в палестре, это ласка, идущая из глубины души и подаренная добровольно, с радостью. Вот так… - он вновь запрокинул голову Кассандра и принялся делиться наслаждением. Возбужденная плоть незнакомца давно уже требовательно упиралась в живот юноше, но тут он с огромным удивлением почувствовал собственное желание. Это было настолько необычно, что глаза его распахнулись, и он попытался отстраниться. Жгуче-черные, видящие, кажется, насквозь глаза вопросительно всматривались в испуганные голубые, пытаясь понять причину сопротивления. Кассандр был в смятении: как, ну как объяснить этому человеку, что для него испытывать возбуждение во время занятий любовью – это нечто странное? Да, он несколько лет делил ложе с Филиппом. Но ни разу за всё это время не только не испытал оргазма, но и даже малейшего желания у него не возникало. Царю было безразлично отсутствие эрекции у наложника, на его собственном удовольствии это не сказывалось, а у юноши были другие заботы, более насущные, чтобы беспокоиться еще и о таком пустяке, как полное отсутствие сексуального желания. Именно поэтому оргазм, вызванный нежными и страстными ласками незнакомца, был таким потрясением для Кассандра: он был первым за много лет! Но еще большее смятение вызвал тот факт, что возбуждение вернулось практически сразу же, достаточно было нескольких прикосновений и одного поцелуя. И вот теперь нужно как-то объяснить свой страх, свою неумелость… Но как?!!! Не дождавшись ответа на свой немой вопрос, незнакомец решил его озвучить: - Тебе нравится меня дразнить? - Нет! Нет! Я вовсе не дразню тебя. Просто я не знаю… не знаю, что тебе нравится, и боюсь ошибиться, - Кассандр нашел более-менее правдивую отговорку и вздохнул с облегчением. Гораздо проще отдать бразды правления этому ласковому красавцу и нежиться в умелых руках, чем постоянно бояться сделать что-нибудь не так и разрушить сказку, в которую его занесло неизвестно каким ветром. - А почему бы тебе не попробовать выполнить собственные желания? – черноглазый прилег на траву и притянул Кассандра к себе поближе. Именно этого он и боялся! Собственные желания! Что он знал о них? Кассандр сглотнул сухой, царапающий горло ком и попытался прислушаться к себе. Ему было приятно, когда теплая, самоуверенная рука гладила его тело. Может и этому парню понравится? А если нет? Но он не узнает, если не попробует. Кассандр в очередной раз проклял Филиппа, собственную глупость и собственную судьбу. А потом, вздохнув и зажмурившись, положил подрагивающую ладонь на широкую, загорелую грудь незнакомца. Тот улыбнулся, взял руку, не сводя пристального взгляда с покрасневшего любовника, поцеловал запястье и вернул ее на место. Восприняв этот поцелуй как одобрение, Кассандр погладил гладкую кожу груди, рельефные мускулы на плечах и руках, прошелся пальцем по ключицам, шее и упрямому подбородку, снова вернулся на грудь и спустился к животу, поделенному на ровные квадратики пресса. Совершенное тело атлета! Как оно красиво! И насколько мощнее смотрится на фоне довольно долговязого, худощавого, еще не до конца сформировавшегося его собственного тела! При желании этот человек запросто свернет ему шею. Странно, он никогда не боялся, что Филипп от злости или по неосторожности прикончит его, наоборот, иногда даже надеялся на это. А тут вдруг, захотел жить! Мало того! Захотел доставить удовольствие этому красавцу. Кассандр посмотрел на возбужденный фаллос, гордо вздымающийся из черных волос. Приоткрывшаяся головка сочилась и подрагивала от нетерпения. Удивительный человек! Филипп в таком состоянии давно бы уже повалил его наземь и взял, не обращая внимания на окружение и не желая терпеть муки неутоленной страсти. А этот лишь стискивает кулаки, да скрипит зубами! Неизвестно откуда взявшаяся нежность окутала душу Кассандра и растянула его губы в ласковой улыбке. Ну, с этим-то он справится! Что-что, а пользоваться ртом он умеет. Юноша, не переставая улыбаться, склонился к истомленному желанием фаллосу и полностью, до основания впустил его в рот. Сжал губы и несколько раз качнул головой, то заглатывая его до конца, то почти целиком выпуская на свободу. Только головка не покидала гостеприимного пристанища и пользовалась особым вниманием. Умелый язычок то гладил ее по кругу, то шаловливо щекотал, то пытался проникнуть в отверстие, из которого уже не переставая сочилась предоргазменная жидкость. Руки Кассандра блуждали по мускулистым бедрам, подрагивающим от наслаждения, гладили судорожно втягивающийся живот, щекотали поджавшиеся яички… Юноша поймал себя на мысли, что впервые в жизни ему нравится дарить наслаждение партнеру, приятно прикасаться к его телу. А стоны и содрогания человека, раскинувшегося перед ним, могут означать не только близкое окончание очередного раунда утомительного постельного действа и возможность хоть немного передохнуть, но и доставляют гордость и радость от осознания собственного умения. Оказывается, ласкать кого-то может быть очень приятно! Незнакомец застонал и резко вывернулся из плена умелых рук и губ. - Нет, мой маленький! Твой ротик слишком сладок, чтобы я вытерпел еще хоть немного. В другой раз я с благодарностью и наслаждением приму такую ласку, но сейчас я хочу другого. В наш первый раз я хочу тебя целиком. Ты позволишь мне? – он склонился к припухшим малиновым губам и нежно приласкал, не углубляя поцелуй, а лишь смакуя собственный вкус, смешанный со вкусом этого манящего ротика. “Он мог бы без проблем взять меня, и я бы при всём желании не сумел противостоять ему. У меня просто не хватило бы сил справиться с ним. Но он спрашивает моего разрешения! Неужели ему действительно важно мое согласие? Неужели нашелся, наконец, человек, для которого я хоть что-то значу?!!!” – глаза предательски защипало и Кассандр впервые за много лет не смог сдержать слезы. Чтобы скрыть их, он выдал самую свою сияющую улыбку. - Да, ты можешь взять меня. Я сделаю всё, чтобы доставить тебе удовольствие, - с голосом справиться всё же не удалось, вместо нежных, чарующих звуков получился сдавленный шепот и, пытаясь спрятать смущение, юноша прильнул к любовнику всем телом и лизнул ему шею в том месте, где она плавно переходит в плечо. - Нет, сладкий! Удовольствие получим мы оба, я тебе обещаю. Пора и тебе, наконец, познать радость любви, - незнакомец осторожно уложил Кассандра на спину и вновь принялся покрывать его поцелуями. А руки блуждали по всему телу, уже не сдерживаясь, и всё больше возбуждая юношу интимными прикосновениями. Когда, возносящий его прямиком на Елисейские поля рот достиг уже полностью возбужденного фаллоса, Кассандр стонал в голос, даже не пытаясь сдерживаться. Но когда соблазняющий и чарующий язычок, скользнув по всей длине, спустился ниже и пощекотал яички, а потом нашел какую-то волшебную точку за ними и надавил на нее, вот тут он не выдержал и закричал, впервые ощутив, что беспомощность в руках другого человека может быть столь прекрасна. - Ш-ш-ш-ш… Какой ты страстный, какой нетерпеливый, моя радость, и как сладко тебя любить. Потерпи еще чуть-чуть и будет совсем хорошо, - мучитель приподнялся, сорвал томный поцелуй с губ Кассандра, приглушив его крики, и вновь опустил голову между его ног. Юноше казалось, что ничего прекраснее быть уже не может, но, почувствовав, как всё тот же настойчивый и обольщающий язычок вылизывает его между ягодиц, Кассандр окончательно потерял голову. Ощущения были столь необычны, что он кое-как собрался с силами и спросил: - Что ты делаешь? - Ничего особенного, просто готовлю тебя. Я не хочу, чтобы ты испытывал боль, принимая меня, - черные глаза лукаво улыбались, а на щеках искусителя заиграли шаловливые ямочки, - Не хочешь мне помочь? - Помочь? Как? Вряд ли я смогу изогнуться так, чтобы достать до… - Кассандр не успел договорить, а его любовник уже свалился на него в приступе хохота. - Ох, маленький, какой же ты еще наивный и неискушенный, даже не верится! – немного отдышавшись, незнакомец ласково поцеловал насупившегося Кассандра и пояснил: - Тебя я подготовил, насколько смог. Но ты мог бы подготовить меня. И, отвечая на удивленный взгляд Кассандра, скользнувший по его полностью возбужденному фаллосу, продолжил: - Обычно влюбленные пользуются какой-нибудь смазкой, но раз у нас ничего нет под рукой, то мы можем облегчить наше соединение слюной, теперь понимаешь? - Да, теперь понимаю, - Кассандр притянул любовника за бедра к себе поближе и так порочно-соблазнительно облизнул припухшие губы, что его партнер застонал: - Не увлекайся, милый, а то я могу и не выдержать! Через несколько минут сладкой пытки, которой Кассандр занимался с увлечением и старанием, черноглазый красавец с полувздохом-полустоном отстранился: - Достаточно! Ложись. - Как? – вскинул на него мутные от возбуждения глаза Кассандр. - А как ты хочешь? - Я хочу, чтобы ты целовал меня в тот миг, когда возьмешь. - Значит, на спину, - улыбнулся юноше побледневший от еле сдерживаемого желания возлюбленный. Кассандр послушно откинулся назад и развел ноги. Эта доверчивая покорность едва не заставила его партнера потерять остатки самообладания. Он еще раз склонился и быстро лизнул анус юноши и, поднявшись, приник к его устам долгим, сводящим с ума поцелуем. Когда Кассандр полностью расслабился и потерялся в неге и ласке, черноглазый соблазнитель начал медленно входить в него. Даже минимальная подготовка привела к желаемому результату – он овладел юношей без проблем. Полностью войдя в податливую, горячую тесноту, незнакомец оторвался от губ Кассандра и подождал, пока тот немного очнется. - Вот видишь, мой хороший, для чего нужна подготовка? Кассандр попытался сообразить, о чем ему толкует этот соблазнитель, но понял в чем дело лишь когда тот чуть качнул бедрами. Голубые удивленные глаза распахнулись так широко, что любовник увидел в них отражение утренних облаков. А потом счастливая улыбка юноши всё-таки свела искусителя с ума и он, забыв об осторожности, начал исступленно покрывать поцелуями запрокинутое лицо Кассандра и яростно двигаться внутри него. Его желание было слишком сильным, наслаждение, которое доставлял ему этот ласковый и нежный юноша, слишком острым, а отклик любовника слишком страстным, чтобы радость единения могла длиться долго. Спустя несколько минут утренние звезды, уже покинувшие небосклон, вновь засияли: сначала в глазах Кассандра, а потом и в глазах его любовника. *** Кассандр лежал расслабившись и бездумно поглаживая влажную спину этого красивого и ласкового незнакомца, подарившего ему счастье взаимной любви. Он улыбнулся про себя, думая, что иногда и с тяжелым, навалившимся телом партнера, совсем не хочется расставаться. Повернув голову, он нежно прильнул губами к солоноватой от пота шее любовника. Тот завозился и приподнялся. - Я тебя раздавил, маленький? – в хриплом от еще не остывшей страсти голосе звучала искренняя забота. - Нет, со мной всё в порядке! Ты вовсе не тяжелый, - ослепительная улыбка осветила красивое юное лицо и вновь заставила сильнее забиться сердце Эрота. Он понял, что никогда не сможет расстаться с этим юношей. И горе тому, кто встанет у него на пути! Эрот с сожалением, но всё-таки сдвинулся и прилег рядом со своим возлюбленным, обвив его ногой и поглаживая грудь и плечи. Юноша со счастливым вздохом запустил руку в густые, блестящие в первых лучах солнца кудри любовника и принялся разбирать спутанные прядки. Солнечные зайчики скользнули сквозь листики жасминовых кустов и погладили разгоряченную кожу Эрота, напоминая, что ночь уже кончилась и пора возвращаться. “Сделка – есть сделка”, - вздохнул про себя бог любви. Появление Гелиоса заставило его заняться насущными проблемами. И самой главной сейчас было выяснить имя его возлюбленного. Эрот повернул голову к юноше и почти утонул в сиянии обожающих его голубых глаз. - Малыш, а ведь ты так и не сказал мне своего имени! - А ты и не спрашивал, - хихикнул Кассандр, а потом вдруг посерьезнел и нахмурился, - Зато я спрашивал кто ты. Но ты предпочел отмолчаться. - Значит, пора исправить эту оплошность, - Эрот чмокнул сморщенный от любопытства нос любимого, протянул руку и, пошарив в скомканном плаще, вытащил скрепляющую его фибулу. В солнечных лучах ярко засияли крохотные, но искусно сделанные лук и колчан со стрелами. Бог любви вложил застежку в руку юноши и сжал его пальцы вокруг украшения. - Это мне? – Кассандр не привык получать подарки и был в восторге от того, что его возлюбленный оказался не только ласковым, но еще и щедрым. - Да, отныне она твоя. Если тебе понадобится моя помощь, или ты просто захочешь меня видеть, прикоснись к фибуле и подумай обо мне, - Эрот поднялся на ноги, притянул к себе улыбающегося юношу и, накинув ему на плечи свой плащ, скрепил его своим подарком. Потом крепко обнял и впился в послушно раскрывшиеся губы. Когда у обоих закружилась голова от наслаждения и нехватки воздуха, он оторвался от такого желанного ротика, и снова спросил: - Так как тебя зовут, радость моя? - Кассандр, сын Антипатра, - пролепетал юноша, цепляясь за плечи Эрота, чтобы не упасть. - Ка-а-асса-а-андр, - нараспев произнес бог любви, словно бы пытаясь распробовать имя любимого, и улыбнулся, - Красивое имя для красивого юноши. Оно тебе подходит, сладкий мой. Кассандр покраснел от смущения и подумал, что впервые за много лет ему доставляет радость осознание собственной красоты. Его соблазнитель нехотя отодвинулся и снова улыбнулся. На этот раз печально и немного виновато: - Мне пора уходить. Кассандр встрепенулся и потянулся за незнакомцем: - Но ты так и не сказал мне своего имени! Вместо ответа тот отошел еще на пару шагов. Его окутало ослепительное сияние, а когда Кассандр сумел проморгаться, то на месте черноглазого, мускулистого атлета в воздухе порхал златокудрый младенец с луком и колчаном за спиной. - Эрот! – неверяще ахнул Кассандр. Бог любви заразительно рассмеялся и послал юноше воздушный поцелуй. Потом сделал сальто в воздухе и, собрался уж было исчезнуть, как Кассандр очнулся от шока и с мольбой протянул руки к человеку… нет, богу, которого полюбил: - Ты вернешься? Хоть когда-нибудь? Еще одна вспышка ослепила юношу, и он вновь ощутил, как ставшие такими родными и желанными руки любимого стискивают его до боли. - Не искушай меня, маленький и учись терпению! До вечера совсем недалеко, - властные губы обожгли его страстью, на миг закружили в вихре счастья, а потом нежно шепнули: - И ничего не бойся! Я ведь обещал, что отныне ты не будешь страдать. А я свои обещания привык выполнять! Когда Кассандр смог восстановить дыхание и открыть глаза, на лужайке никого кроме него не было. Продолжая блаженно улыбаться, он сорвал веточку жасмина, и подумал, что с сегодняшнего дня это будет его любимый цветок. Запахнув поплотнее плащ, он направился во дворец, размышляя как объяснить Филиппу свое отсутствие в купальне. Босые ноги бесшумно несли его по террасе дворца. Оставалось прошмыгнуть мимо дверей, ведущих в личные покои царя, и тогда есть шанс, переодевшись, на весь день сбежать куда-нибудь, где не будет ни вечно недовольного отца, ни жестокого царя, вообще никого. Кассандр почти миновал опасное место, когда из-за легких занавесей раздался пьяный рык Филиппа: - Я кому сказал, иди сюда! Юноша замер. Отчаяние и безнадежность быстро окутывали его своими сетями. Он сделал шаг непослушными ногами, но тут раздался еще один голос: - Мой царь, что с вами? Я сейчас пойду, разыщу кого-нибудь, кто сможет вас развлечь. Кассандр узнал голос Аттала. Вот только нотки паники и почти осязаемого ужаса были как-то непривычны и не вязались с образом этого вельможи. - Вот ты и развлечешь меня! В чем дело Аттал? Ты собрался перечить своему повелителю? - голос Филиппа глумливо подрагивал. Кассандр мгновенно представил похабную усмешку, кривившую его губы. - Мой царь, но не можете же вы… - робкие увещевания Аттала потонули в разъяренном реве македонского царя. - Я все могу!!!! Кассандр почти не дыша заглянул сквозь занавеси. Вельможный сановник был распростерт прямо на столе, посередине разлитого вина и разбросанных закусок. Его повелитель одним движением разорвал на нем хитон и пригвоздил вяло сопротивляющиеся руки к столешнице. Картина была столь знакомая, что Кассандра затошнило от ужаса и отвращения. А потом он вспомнил слова Эрота про сдержанные обещания. Так вот что он имел в виду, говоря, что ему, Кассандру больше нечего бояться! Филипп нашел себе новую игрушку, а, значит, старая получила свободу!!! Кассандр погладил фибулу, а потом, проглотив невольные слезы, поцеловал ее. - Спасибо, любовь моя! Расправив плечи, юноша пружинистой походкой направился в свою комнату. На губах его блуждала сияющая улыбка, а рука нежно поглаживала крошечный лук со стрелами. Где-то высоко в облаках златокудрый младенец, спешащий выполнить очередной каприз своенравной мамочки, почувствовал поцелуй любимых губ и рассмеялся так счастливо, как не смеялся уже много веков. КОНЕЦ