История волка

Он гнался за мной долго. Год, может, полтора, а то и больше. Я уже сбился со счёту. Я убегал от него днём, а он настигал меня уже к ночи. Не помню даже, когда последний раз спал спокойно. Какими путями он находил мои убежища, как он вычислял, где я — этого мне не понять. Если у него звериный нюх, то пусть он потеряет это невероятное чутьё, если он видит сквозь стены, то пусть ослепнет, если это его интуиция.… То пусть он уже сдохнет! Его конь быстр, как ветер, и вынослив. Он несёт своего седока вперёд, не снижая скорости. Я слышу позади себя стук копыт и чувствую, как страх овладевает всем моим существом. Как только я закрываю глаза, вижу его. И свою смерть. Он пускает в меня пулю. Или же его вороной конь топчет меня своими огромными копытами, или я попадаю в капкан, или его гончие перегрызают мне глотку. Мне кажется, будто наша вражда длится бесконечно долго. А с чего она началась? Эх, вспомнить бы… Моё детство прошло среди высоких деревьев и ласкающей подушечки лап зелёной травы. Моя стая была самой большой в лесу, самой сильной. Мать-волчица говорила, что даже зимой у них хватает дичи, чтобы всех прокормить. Стая, к которой я принадлежал, несомненно, стояла выше других. Я родился в середине весны, когда в наших тёплых краях уже сошёл снег и из почек начали проклёвываться молодые зелёные листья. Прекрасная пора для рождения волчат! У меня было два брата и сестра. Мои братья пошли в отца — они были самыми крупными среди всех волчат, родившихся в ту прекрасную пору. У обоих была темно-серая шерсть и большие крепкие шеи, с рождения они были резвыми и сильными, благодаря этому они не подпускали к молоку нас с сестрой. Мать-волчица часто ругала их, но мои братья чувствовали, что члены стаи уделяют им большее внимание, чем нам. Мы с сестрой всё время держались в стороне. Моя маленькая беленькая сестричка при рождении чуть не умерла, но мать-волчица всё-таки сумела её выходить. Но сестричка так и осталась маленькой и худенькой, такой хрупкой. Она была не в силах бороться с братьями, которые в два раза превосходили её по размерам. Я тоже был довольно мал для будущего охотника стаи и защитника своей семьи. Да и лапы у меня были коротковаты для прыжков на добычу, я даже ходить научился не сразу. Мой отец был одним из лучших охотников в стае, он часто вместо вожака вёл волков на охоту. Я всегда восхищался им, он был большой и сильный, красивый. Я стремился быть похожим на него. Но отец не замечал ни меня, ни мою к нему любовь и восхищение. Временами мне становилось одиноко, отец очень близко общался с моими братьями, тогда как меня в знак приветствия он даже не обнюхивал. Мою мать больше заботили два строптивых волчонка и слабенькая дочь, цветом шерсти так похожая на неё. Я всегда издалека наблюдал, как моя семья вместе отдыхала, слышал, как отец говорил, что шерсть матери-волчицы так похожа на снег. Я видел всё это, но мне не было места в этой прекрасной семье. Ну, или я так думал. У подруги моей матери-волчицы тоже родились волчата: одна тёмно-бурая девочка и три мальчика со светло-серой шерстью. Отец часто водил нас поиграть с ними. Маленькая волчица с тёмно-бурой шерстью сразу стала всюду ходить с моими братьями; она тоже обещала стать сильной охотницей. Сыновья подруги моей матери-волчицы всегда держались особняком, никого к себе не подпускали и сами не подходили. Они не особенно выделялись на фоне других волчат, но и не терялись среди них — слабаками, такими как я, например, они не были. Я ни разу не видел, чтобы они гонялись за жуками или бегали друг за другом — с самого детства три брата были не по годам умны и серьёзны. Когда мои братья играли с маленькой волчицей, сестрёнка всегда держалась близко к матери, потому что знала, что та будет оберегать её ценой своей жизни. Ну, в те времена выражение «ценой своей жизни» для нас ничего не значило, ведь мы не знали, что ожидает волчат по истечении им шести лун. Шесть месяцев с нашего рождения пролетели быстро, словно резвая косуля пронеслась мимо хромого волка. Наступила середина осени, но в наших тёплых краях всё ещё стояла неестественная для этого времени года жара. Мать в тот день разбудила нас рано. Солнце только-только стало подниматься, а мы уже шли к вожаку. Он ждал нас посреди поляны, весь из себя сильный и важный. Я прежде не сталкивался с вожаком, лишь пару раз издалека наблюдал за тем, как он стоит на вершине каменной гряды и смотрит вдаль. Эта картина вызывала во мне противоречивые чувства. — Поклонитесь вожаку, волчата. Мать-волчица тихо отдала нам приказ и сама опустила голову. Братья и сестра наклонили морды до самой земли, я видел в их глазах восхищение и трепет. Я нехотя кивнул несинхронно со всеми. К шести лунам я стал крепче, сильнее и главное — умнее. Во мне взыграла строптивая волчья кровь, я чувствовал, что предоставлен сам себе и поэтому делал, что хотел: часто уходил далеко от семьи и один проводил время. Добычи мне всегда доставалось мало, поэтому я научился ловить маленьких птиц, которые весело скакали по поляне. Они были быстрые и в момент могли вспорхнуть с земли, так что приходилось изрядно потрудиться, чтобы поймать их. Но лишь это спасало меня от голода, других вариантов не было. Вожак долго говорил что-то, но я не слушал его, в моей голове было полно своих мыслей насчёт этого «испытания». Родители не вправе были рассказывать своим волчатам о том испытании, которое ждёт их. А мать-волчица и не упоминала об этом, я услышал о нём от волков-старейшин. Наш лагерь защищала от ветра каменная гряда и несколько огромных неровных валунов, старики часто забирались на горячие камни, чтобы погреть косточки после холодной ночи, и разговаривали. Много и не по делу. Я тоже часто ошивался возле этих валунов, ловил птичек и «охотился» на гонимые ветром огромные листья. А иногда, когда в стае происходило какое-нибудь грандиозное событие, я прятался в щелях между ними и слушал, о чём болтали волки. Из этих разговоров я много чего узнал. Вожак закончил говорить, лишь когда некоторые волки уже начали вылезать из своих убежищ. Заметив это, вожак шепнул что-то моей матери, и мы тут же отправились в лес. Мне казалось, что сердце перестало биться. Волчатам до испытания запрещено выходить из лагеря стаи, поэтому мы ещё ни разу не были снаружи. Всё, что я видел прежде — утоптанная волками поляна и макушки деревьев. В лесу же мне предстояло увидеть совсем иное. Мы шли среди высокой травы, меня почти полностью скрыло, временами моя шерсть за что-то зацеплялась, и мне приходилось с силой продираться вперёд. Вожак и мать-волчица чувствовали себя более уверенно, но и моя сестра, похоже, не испытывала особых проблем. Только в лесу среди высокой травы я заметил, насколько длинными стали её лапы. Она всё ещё оставалась тощей и хрупкой на вид, но это только на вид. Ноги у неё были длинные, так что она стала даже выше братьев и почти догнала в росте мать, и сильные, она уверенно держалась при беге трусцой по мягкой почве. Мои братья были коренастыми, но не высокими. Их тела пышели здоровьем и силой, но рост у них был меньше, чем у сестры. Братья будут хорошо прыгать по холмам и скалам, а сестрица сможет догнать самого быстрого оленя. Но мне не было особого дела до будущих заслуг своих братьев и сестры. Я восхищался большими корнями деревьев, чудными плодами небольших кустов и мягкой и влажной землёй под лапами. Я чувствовал себя по-настоящему свободным, истинным волком. Мне казалось, что я способен на всё. Я долго рассматривал местность, но вскоре мы побежали быстрее и мне пришлось отвлечься. Вот оно — «испытание». Старики говорили, что много волков будет наблюдать за испытанием, но я пока не заметил ни одного из них. «Нюхай! Ты не увидишь их, балбес!» Я втянул носом влажный утренний воздух. Повернул голову вправо — парочка стариков засела между щелями в камнях, ещё один волк за большим кустом с маленькими красными ягодками; повернул голову влево — волчица прямо в траве недалеко от нас, в нескольких метрах также засел ещё один волк. Но ещё один… я чувствую его запах, он где-то сверху, где-то… «Да подними же голову, дубина ты стоеросовая!» Я резко поднял голову к небу. И увидел небольших размеров волка, он лежал на широкой ветке возле самого ствола и с интересом наблюдал за происходящим. Насколько я мог определить, этот волк был не намного больше меня, он был даже меньше матери-волчицы. Как же он тогда, интересно, заслужил место в стае? Да ему ещё и разрешили наблюдать за испытанием, а это доступно только избранным. Маленький волк до этого смотрел вперёд, на мою мать и вожака, но тут вдруг опустил голову вниз и заметил, что я смотрю прямо на него. Он удивлённо наклонил голову и дёрнул ухом. Я тоже непроизвольно дёрнул ухом, будто бы в ответ ему. Отчего-то разозлившись, я сморщил морду и опустил голову, не желая больше на него смотреть. Но через короткое время, когда мы довольно далеко отошли от дерева, на котором он сидел, я услышал сверху скрежет когтей и скрип. Снова вздёрнув голову к небу, я увидел… Чтобы убедиться, что это действительно так, я помотал головой из стороны в сторону, закрыл глаза, потом снова открыл, но ничего не изменилось. Маленький волк уверенно перескакивал с одной широкой ветки на другую, деревья росли совсем рядом, так что временами он просто перешагивал и садился на широкую ветку возле самого ствола. Я разинул пасть от удивления. Его мастерство поражало. Он точно специально находился возле самого ствола, чтобы перестраховаться, если ветка всё-таки окажется не такой крепкой, как он предполагал. Но такого просто не могло быть! Он точно выбирал самые прочные ветки, даже если между ними было большое расстояние, он с уверенностью прыгал и всегда приземлялся так, чтобы не свалиться. Но в это раз он всё же проскрежетал когтями по ветке. Как только волк уселся возле ствола, устремил взгляд своих жёлтых глаз на меня. Я подёргал ушами, мол, это было немного громко. Он тоже пару раз дёрнул ухом в ответ. И тут я заметил, что отстал от остальных, слишком долго пялился на эту «волкобелку». Я ускорился и вскоре нагнал двух братьев — они, вывалив языки, тяжело бежали вверх по склону за длинноногой сестричкой. Не знаю, чего они так устали, даже я свободно чувствовал себя, пока бежал по этому склону, хоть он и был довольно крутой. Завидев меня рядом, братья оскалились, а я не выдержал и рявкнул на них в ответ. Вот только моё рычание, кажется, услышали. — Кто это там зубоскалит? Голос вожака прогремел над высокой травой и бухнулся мне на голову, с деревьев вспорхнула пара птичек, которых я любил ловить на поляне в лагере. Не хочется признавать, но мне стало немного боязно. Всё-таки, вожак будет решать мою судьбу, а не какие-то глупые братья, с которыми я в который раз решил поругаться. Я через силу заставил себя не припадать в земле, когда наша процессия остановилась, и вожак развернулся к нам мордой. Меня было почти не видно за высокой травой, но я чувствовал, что вожак уже заметил маленького неказистого волчонка, то есть меня. Я поднял голову, но на деревьях волкобелку не увидел, и от этого мне почему-то стало ещё страшнее. Я врос ногами в землю, ни одна моя мускула не смела пошевелиться, я старался сохранять спокойствие. — Ты, — произнёс вожак. Я краем глаза заметил, как оба моих брата переглянулись, их хвосты уже давно были между ног. — Как его зовут, волчица? Мать неуверенно взглянула на меня, потом снова на вожака. Она смущённо опустила голову и прижала уши, но всё же ответила: — У него нет имени, вожак. Кажется, большой чёрный волк был немного удивлён. Но он быстро совладал со своими чувствами и в негодовании рявкнул на мать-волчицу: — Как такое может быть? Ты не дала своему сыну имени? Моя мать-волчица припала к земле и ещё сильнее прижала уши. Она и сама не знала, почему не дала мне имени. Я был обижен на неё, мою грудь буравила ярость, я чувствовал, что сейчас там точно появится огромная дыра. Но всё же мне её было немного жалко — так ничтожно было оправдываться перед вожаком за то, что не дала своему сыну имени. — Хорошо, тогда я сам дам ему имя. — Вожак уверенно рассекал лапами жёсткую высокую траву, подходя ко мне. Я не двигался с места. Я чувствовал, насколько вожак может быть страшен, но уши мои смело держались торчком, а хвост даже был немного приподнят. Старики говорили, что так ведёт себя волк на охоте, когда гонится за какой-нибудь резвой живностью, и адреналин плещет через край. В том разговоре они вспоминали свою молодость, то, как гоняли оленей и косуль, ловили барсуков и белок, протыкали лапы иглами ежей, не специально, конечно. Почему-то мне думалось, что я пытаюсь выловить что-то в вожаке, но было это довольно глупо и неразумно. В голову лезли совсем не те мысли, но когда вожак подошёл ко мне, всё мои мышцы расслабились. Я стал чувствовать себя так легко и раскованно, будто мы равны. Это было странно. За спиной вожака на меня в ужасе смотрела мать, сестра от страха тоже припала к земле. — У тебя в самом деле нет имени, волчонок? — Да, мать-волчица не дала мне имени, — эти слова вылетели из моей пасти так легко и быстро, что я и не заметил. Во мне снова кровь забурлила от ярости, и я нагло выкрикнул прямо в морду вожаку: — А если даже она мне его дала, то никогда не звала меня им! Я чертыхнулся и сморщил морду. Сверху кто-то громко и удивлённо выдохнул. Я вздёрнул голову и снова увидел прыгуна по деревьям. Его морда вытянулась, он огромными от удивления и страха глазами смотрел на меня. Эти взгляды. Как же я ненавижу, когда на меня так смотрят! До сих пор ненавижу этот взгляд: удивление, смешанное со страхом и непониманием. — Что вы вылупились, чёртовы ежи?! Я оскалился. Я. Оскалился. На. Вожака. Мать подскочила ко мне, схватила за шкирку и отбросила в сторону. Я больно ударился спиной о корни деревьев, но ярость всё ещё полыхала во мне неистовым огнём. — Что ты делаешь, волчица?! Вожак ринулся к матери. Мне даже показалось, он попытался отобрать меня у неё. Но мать-волчица со скоростью стрелы кинулась прочь, держа меня в зубах. Она схватила меня не за загривок, а уже там, где начиналась спина. Я выскальзывал у неё изо рта, и она прокусила мою шкуру. Я оглушительно завизжал. — Волчица! Сзади я слышал топот, рычание, но никто так и не догонял нас. Мать-волчица резко свернула влево, и мы оказались в темноте. Здесь ужасно чем-то воняло, но я так и не понял, что это за запах. — Чёртова лисья нора! — выругалась мать-волчица. Она с силой швырнула меня о стену норы. Я завизжал, ударившись спиной и упав на пол, прокушенная спина пульсировала, я еле мог двигаться от боли. Я так и застыл, скуля. Мать-волчица нависла надо мной. — Тебе нельзя давать имя, — рычала она, снова и снова швыряя меня в стену. Я обмяк и больше не сопротивлялся. Что мог сделать я, маленький шестимесячный волчонок, первый раз оказавшийся в лесу, против большой и сильной волчицы. — Чудовище! Ты — чудовище! Мать разинула пасть. В сумраке сверкнули острые клыки. Мои глаза и без того уже почти закатились, я готов был потерять сознание. Я ждал контрольного укуса в шею. Сделать что-то было не в моих силах, оставалось только умереть от зубов своей собственной матери-волчицы. Это было как-то неправильно, противоестественно и глупо. Это противоречило всему, о чём говорили старики, лёжа на нагретых солнцем горячих валунах в нашем лагере. Я думал, что мне нечего будет вспомнить перед смертью. Но перед глазами пронёсся вожак, который, как мне показалось, ринулся тогда на мою защиту. В те секунды он показался мне добрым защитником, я бы даже назвал его отцом. Потом я увидел стариков, которые незаметно скидывали со своих валунов красивые жёлтые листья, которые мне нравилось ловить. Я увидел маленького волка, который скакал по деревьям, он дёргал ушами мне в ответ. Вот маленькие волчата, родившиеся пол-луны назад. Они только научились ходить и впервые выбежали погулять. Они сказали, что моя шерсть очень красивая и мягкая, даже лучше, чем у их мамы. Я тогда только отмахнулся от них, но воспоминания о том, что кто-то сделал мне комплимент, грели душу. Но всё это отошло на второй план, когда я услышал громкий визг, рычание и чей-то голос. Перед глазами всё плыло, во рту я почувствовал вкус крови. — Пошла вон, мразь! — Как ты посмела, волчица?! Это недостойно матери! — Это жестоко! — Что ты сотворила со своим волчонком! — Ты хотела убить его! Но неожиданно все голоса стихли. И перед тем, как оказаться во мраке, я услышал тихий, но твёрдый голос вожака: — Ты изгнана.

***

Я очнулся лишь на следующий день. Чей-то язык зализывал раны на моей спине, я почувствовал прилив благодарности, хотя это было не очень приятно. Но потом меня с головой накрыл страх. Я вспомнил мать. Я вскочил на ноги и боль пронзила мою «дырявую» спину, да и задняя лапа почему-то обмякла и застыла под странным углом, я с визгом плюхнулся на пол. Я прижал уши и, зажмурившись, пополз назад, пока не уткнулся в стену. — О-о-о, стой… э-э-э… я не страшный… я, э-э-э… Я в страхе взглянул на волка перед собой и вжал голову в плечи. — Постой, — он медленно поднялся с места. Передо мной промелькнула мать, готовая перегрызть мне глотку. — Не бойся, я тебя не… Постой! Я со всех лап рванул к свету. Бежать было трудно, в груди будто застрял камень, я с хрипом вдыхал воздух и озирался по сторонам. Мать. Перед глазами стояла мать с окровавленной пастью, с её клыков стекала свежая кровь. Красная. Ужасно пахнет кровью… везде кровь… я задыхаюсь! — Волчонок, подожди! Много голосов окликало меня, но я метался по поляне, хрипя и волоча за собой заднюю лапу. Но тут кто-то прибил меня лапой к земле, спина отозвалась болью, я почувствовал, как что-то стекает у меня по бокам и с визгом начал вырываться. Мать! Это мать-волчица! Она убьёт! Она перегрызёт мне глотку! — Перестань, я тебя умоляю. Я резко перестал вырываться и обмяк, будто мёртвая птичка в зубах волка. Нет сил. Всё тело ломит, конечности ноют от боли и усталости, в голове туман. — Что ж ты делаешь? Не нужно так больше поступать, хорошо? Чья-то морда оказалась под моим животом. Меня подняли на лапы, но стоять не было сил. Я начал падать, но кто-то снова удержал меня и осторожной уложил на бок. — Не убегай, пожалуйста. Я волнуюсь за тебя. Я повернул морду на голос. Впервые я видел волкобелку так близко. Он улыбался мне, его жёлтые глаза внимательно на меня смотрели. Он дёрнул ухом. И я тоже подёргал ушами в ответ. В моих глазах застыли слёзы. — Чёртова волкобелка, — я закрыл глаза и почувствовал, как по моим щекам побежали слёзы. Меня взяли за шкирку и отнесли нору. Маленький волк уложил меня на пол и лёг рядом, свернувшись в клубок вокруг меня. Тепло. Как же тепло. Я никогда ничего подобного не чувствовал. Никогда никто не грел меня вот так, не отдавал мне своё тепло. — Я Галахад. — Волкобелка положил свою голову мне на макушку. — А тебя зовут Зон. Запомнил? — Нет, конечно, что за нелепое имя? — из моих глаз снова брызнули слёзы, и я посильнее прижался к Галахаду. — Тебе не нравится? — удивлённо спросил он и приподнял голову. Таких добрых волкобелок больше я никогда в жизни не встречал. И таких глупых. Конечно же, мне понравилось это имя. Я до сих пор храню его в своей памяти, как твой подарок, Галахад. Мою мать-волчицу изгнали из стаи. Никто не знает, куда она пошла, жива ли она или давно умерла. А никому, собственно, и не интересно. Никто не знает, за что она меня так ненавидела, даже отец, которого вожак долго допрашивал. Испытание мы так и не прошли. Все о нём забыли как-то. Думаю, это даже к лучшему, ведь кого-то из нас могли бы бросить на территории другой стаи, то есть изгнать за неспособность делать что-либо. Меня отдали на воспитание Галахаду, он же стал моим наставником, другом. Разница в возрасте у нас с ним всего шесть месяцев, он ещё молодой и ужасный весельчак, но и учитель из него хороший. Благодаря Галахаду я полюбил свою стаю, волков, этот лагерь с нагретыми солнцем валунами и утоптанной поляной, полюбил лес, животных, жизнь. Какие деньки настали! Ни минуты отдыха, ни минуты промедления! Вперёд, не будем терять время! После этого происшествия я ещё месяц провалялся в норе, меня лечили, откармливали. Никогда я не был таким счастливым и таким сытым. Я вовсе не стал центром внимания, но про меня хотя бы иногда вспоминали. Когда я немного окреп, а мою ногу вправили, то разрешили выходить на поляну. Я по привычке шёл к горячим валунам и слушал разговоры стариков, которые, хрипло хохоча, ссыпали на меня гору жёлтых и красных листьев. — Тупые старики, я весь в листьях! Что вы творите, а?! Как-то Галахад сказал мне, что я слишком эмоциональный. Но мне это не особенно мешало. Не все одобряли то, что я так дерзко разговариваю, но я чужое мнение слушать не привык. Пусть думают, что хотят, мне всегда на это было плевать. Но большинство посмеивалось над моим строптивым характером. — Они видят в тебе волка с доброй душой. — Галахад всегда говорил так, а потом толкал меня и орал: — Вот и не выделывайся тут! Моя лапа восстановилась не полностью, врачеватель сказал, что она навсегда останется немного кривой. Все жалели меня и говорили, что я не смогу охотиться, не смогу бегать и драться. Но я смог! Я доказал этим чёртовым нытикам, что я не слабак какой-то! Да, я долго учился бегать, прыгать, плавать. Снова, как в детстве, но на этот раз рядом со мной был надёжный друг — Галахад. И его труды не прошли напрасно! Я один из самых быстрых волков в стае и охочусь так, что косули, завидев одного меня, разбегаются кто куда! А уж о группе охотников и говорить нечего! Жизнь текла своим чередом. Ничто не напоминало мне о матери. Кроме братьев, сестры и отца. Братья тоже стали хорошими охотниками, сестра быстро бегает, а отец всё также часто вместо вожака водит стаю на охоту. Но меня с ним не отпускают. Как только стая собирается на охоту под руководством моего отца, вожак отправляет меня и Галахада идти за травами вместе с врачевателем. Даже обидно немного. Я долго старался не думать об этом. Но однажды ночью я проснулся от звуков битвы. Прошло больше года с того происшествия с матерью. Я выбежал из своей норы и увидел, как вожак и мой отец дерутся. Я спросонья не сразу понял, кто побеждает, но вскоре вожак завалил отца на спину. Что ж, это было предсказуемо. — Зачем ты напал на меня, Клок? — в который раз спрашивал вожак, но ответа не было. Отец стоял, низко опустив голову, и тяжёло дышал, из рваных ран сочилась кровь. — Ты совершил ужасную ошибку… Ты оставил его! — все взгляды обратились на меня. Мне стало не по себе. Снова все эти взгляды и не важно, что они выражают, — на меня снова смотрят. Но тут к моему боку кто-то прижался. Я повернул голову и увидел Галахада. — Меня это не волнует, — хотелось бы мне, чтобы так и было. — Отстать, мелкий, у меня бок замёрз. Я с благодарностью взглянул на Галахада. Но всё же… но… Пора уже было отречься от этого сожаления! От этого страха! — Ты не смеешь оспаривать решения вожака, кусок мышиного помёта! Кто вы вообще такой, чтобы говорить ему, что он ошибся, а?! Ты чёртов предатель! По поляне прошёлся удивлённый гул, волки зашептались. Отец удивлённо на меня воззрился, я ответил ему яростным взглядом. Пора избавиться от страха и сожалений! Пора уже! Море волнуется — раз. — Да как ты смеешь… — отец заикался и задыхался, он в шоке раскрыл пасть. — Как ты смеешь… на отца… По поляне снова прошёлся ропот. Море волнуется — два. — Ты мне не отец, чёртов кусок дерьма! Я клацал зубами, рычал, рвался к нему, глаза застилала пелена злобы. Поляна всё больше наполнялась волками. После моего выкрика все снова ожили, слышались обрывки фраз: «…действительно, верно он сказал…», «…вот наглец, отца по крови…», «…это с какой стороны посмотреть…», «…они сейчас сцепятся, держите их!..», «…хоть и наглый, но добряк же, а…». Море волнуется — три! — Замри! Вся поляна будто окаменела, все головы были повёрнуты к вожаку, воцарилась гробовая тишина, лишь я громко пыхтел от негодования. Как они там говорили? «Отец по крови»?! — Прости уж, Клок, ты был отличным волком, — на миг в глазах вожака мелькнуло сожаление, но он в момент подавил все своим эмоции, — но твоя волчица плохо на тебя повлияла. Ты изгнан. — Что-о-о?! — все пребывали в шоковом состоянии, но единственным, кто решился выразить своё недовольство, был крепкий бурый волк. — Ты не можешь так поступить. — Зон. — В ушах у меня шумело. — Зон, белка тебя дери, заткни пасть. Молчи, умоляю тебя, молчи. Но я не мог молчать. Раз вожак молчит, то скажу я! — Не. Смей. Оспаривать. Решения. Вожака. — Я вышел вперёд. Из моей оскаленной пасти текли слюни, глаза горели неистовым огнём. Ох, и начудил я тогда! Бурый волк сделал шаг назад. Он, кажется, струхнул, паршивый кролик! Но у меня не было сил терпеть. — Не смей! Я с рыком бросился на него. Мы сцепились, и я сразу ощутил, что бурый волк гораздо массивнее меня. Он прижал меня своим весом к земле и хотел цапнуть за глотку. Я замолотил ногами и разодрал ему брюхо. Взвыв, он отскочил. Мы отошли и, разбежавшись, вцепились друг в друга. Но бурый волк прокололся, и его зубы соскользнули с моего плеча. Рывок — я разодрал его плечо до мяса. Кровь. Кровь залила мне морду, глаза щипет, ничего не вижу. Мой противник понял, почему я ничего не предпринимаю и схватил меня за загривок, и отбросил в сторону, кинулся на меня. Я не дал ему снова прижать себя к земле, прокусив ему переднюю лапу. В ответ он другой лапой шарахнул меня по голове. Перед глазами поплыло, тяжёлый у него удар. Но нужно подняться! Нужно подняться! Кровь перестала заливать мне глаза, и я ринулся на него, но он увернулся. Я схватил его за хвост! Я успел схватить его за хвост, во рту оказался пушистый конец его позвоночника! Я прокусил его хвост, бурый волк взвыл и с силой рванул вперёд. У него получилось вырваться. Я почувствовал, что мне не хватает воздуха, нужно перевести дух. Нужна передышка. Нет, я же сражаюсь! Вот же чёртов кролик, он нападает! Я увернулся. Теперь нападаю на него, пока он в замешательстве. Да, получилось завалить его! Приставил лапу к горлу. — Сдавайся, — задыхаясь, прорычал я. Он изумлённо на меня уставился. — Да… я сдаюсь. Ты победил. Нас оттащили друг от друга. Галахад отвёл меня в нору и принялся зализывать раны. Я без сил валялся на боку, дыхание всё ещё сбитое, в горле пересохло. — Зон. Всё, я нарвался. — Зон, — я скосил взгляд на Галахада, он был абсолютно серьёзен, — знаешь ли ты, почему тебя оставили? Почему защищали? Ты хоть догадываешься? — Ты о чём? — я лёг на живот и начал зализывать раны на лапе. Галахад пугал меня, он никогда не был настолько серьёзен. В его взгляде даже сквозила… жестокость? — Значит, не догадываешься. — Он тяжёло вздохнул и отвёл взгляд. — Вожак сказал, что в будущем ты должен повести стаю за собой. Он увидел знамение. — Что ты хочешь сказать… что… это значит? — я был в абсолютном замешательстве. Голова после моей первой схватки с волком работала плохо. Я упивался своей победой, но Галахад решил спустить меня с небес на землю. — Ты избран, чтобы стать вожаком! — Галахад с горечью взглянул на меня. Я застыл. До меня дошло, что означают его слова, только когда он выбежал из норы. Я ринулся за ним. Но никогда Галахад не бежал так быстро, а я не бежал так медленно. Мы пронеслись по поляне, всё ещё запруженной встревоженными волками и разбуженными волчатами. Они проводили нас удивлёнными взглядами. Галахад запрыгнул на валун и, перепрыгнув ров между ним и лесной землёй, которая уже не являлась нашим лагерем, оказался в лесу. У меня не хватило духу запрыгнуть на валун и последовать за ним. — Ты бросаешь меня, чёртов ублюдок?! Я истошно вопил, опершись лбом о холодный камень, но никто не отозвался мне. Солнце начало вставать, а я всё ещё не мог принять происходящее. Волки собрались на охоту. А я так и остался валяться возле валуна. Из моих ран от перенапряжения начала хвостать кровь, но я ничего не замечал, мне было всё равно. От потери крови перед глазами начало плыть, пелена ложилась на сознание. Последнее, что я увидел, перед тем как грохнуться в обморок, было обеспокоенное лицо старика. Ах, кажется, он собирался звать на помощь. Да плевать, поскорее бы отключиться…

***

Вся моя жизнь медленно шла под откос. С Галахадом мы больше не разговаривали. Я давно перестал быть мелким волчонком, так что тренироваться мог сам, но отсутствие в моей жизни этой глупой волкобелки приносило мне огромную боль. Просить помощи у вожака я не решался, надеялся, что он заметит мои страдания и даст совет. Но небеса были глухи к моим мольбам. Вскоре наступила зима. В наши тёплые края она пришла гораздо раньше, чем мы ожидали. В середине осени нас уже начало засыпать снегом. Территория нашей стаи была самой обширной, волков в нашей стае было достаточно, казалось, добычи нам будет хватать, а подготовка к зиме — которая так и не была завершена — может подождать. Да и вообще, возможно, снег ещё растает! Но это были пустые надежды. Снег шёл и шёл, пора было заканчивать подготовку нор к зиме, но лап не хватало. Несколько волков слегли с болезнью. Мне было некогда думать ни о том, кем я должен стать, ни о том, почему Галахада это так заботит, ни тащить за собой груз одиночества. Мы охотились почти круглосуточно, дичи почему-то было гораздо меньше, чем прошлой зимой. Ещё несколько волков слегло, некоторые умерли от болезни. Началась эпидемия. Паника с каждым днём всё больше и больше завладевала сердцами волков, они готовы были воровать дичь у других стай, только бы помочь своим родственникам и спасти свои шкуры. Как же велика была их жажда жизни! Вожак бездействовал. Вскоре выяснилось, что наши соседи, стая горных волков, ворует у нас дичь. Разжёгся конфликт. Волки из нашей стаи всё чаще вступали в схватки с охотниками с гор. Мы терпели одинаковые потери, но наша стая была ослаблена болезнью. Мы распадались на группы, сила единства стаи крошилась. Вскоре в схватке из-за дичи погибли двое моих братьев. Они храбро сражались, чтобы отстоять стадо оленей, за которым по нашей территории гнались волки с гор, но наш отряд был в два раза меньше. Зима затянулась. Уже должна была наступить весна, время надежды, но холода не отступали. Развязалась настоящая война. Мы целыми полчищами шли на маленькие отряды горных волков. «Побеждает сильнейший», — так, кажется, говорят. Но мы уже не были сильны, нас убивали и убивали, но мы всё ещё бросались в самую гущу битвы. Я тоже множество раз дрался. Я потерял ухо, глаз, получил огромный шрам, идущий от самого носа до хвоста. Горные волки были на удивление искусными бойцами. К началу оттепели нас стало в три раза меньше. Дичь, похоже, снова вернулась в горы, и наши враги ушли. Мы были разбиты, потеряны и жаждали смерти тех, кто нам мешает. Вскоре в стае начались междоусобицы. Волки сбивались в кучки и тихо ненавидели других, подобных себе. Вожак всё ещё бездействовал. Я не знал, что делать, как поступать, как склонить их всех к мирной жизни. Но война с другими ожесточила сердца некогда добрых и прекрасных волков. Их тела, испещрённые шрамами, несли в себе тяжёлое прошлое, воспоминания об умерших друзьях и родственниках, боль и ненависть. На войне ненависть есть всегда. Нет ничего противоестественного в том, что ты ненавидишь своих врагов и желаешь одолеть их, ты борешься за жизнь. Но после войны оказалось трудно отпустить эту ненависть, мы привыкли к ней, будто она — наши лапы и голова. Некоторые отказались от ненависти по своей воле, некоторых же принудили это сделать; одни оставили ненависть себе, потому что не могли избавиться от неё — такие боятся своих собственных чувств, потому что не способны ими управлять. Но были и те, кто приручил свою ненависть — они страшны больше, чем кто-либо. Ненависть двигала их вперёд, заставляла биться, несмотря ни на что. Они запросто перегрызут глотку своим товарищам и ничего при этом не почувствуют. Соседние стаи прекрасно знали о нашем плачевном положении и решили, что настал момент расширить свою территорию. Они объединялись или, наоборот, разделялись, чтобы достичь своей цели. Война между волками поглотила весь лес. Никогда в битвах мы ещё не заходили так далеко. Наша нескладная стая терпела колоссальные потери, но война длилась так долго, что волчата уже успели вырасти. Их тренировали, обучали тактике и ненависти. Поколение ненавистников растило подобных себе, воинов, рвущихся к победе за счёт ненависти. Всё происходящее приводило меня в смятение, моё волчье сердце было неспокойно. Хотелось убежать далеко-далеко, настолько далеко, чтобы потом невозможно было найти дорогу назад. И однажды мне представилась такая возможность. Я со своим маленьким отрядом оказался на самой окраине леса. Там стена деревьев постепенно редела и взору представлялась равнина, заросшая вереском. Нас преследовал большой отряд волков, мы убегали от них со всех лап. Наша группа состоял всего из восьми волков: я, моя длинноногая сестрица, Галахад, наш глашатай, его сын, мой друг Варрик и ещё парочка отчаянных воинов из нашей стаи. — Там конец леса! — выкрикнул кто-то. — Что нам делать, Зон? Мы довольно плохи на равнинах. — Даже не думай о том, чтобы покинуть лес! — воскликнула сестрица. — Мы резко свернём вон там, после того огромного камня, и помчимся вдоль границы леса! Мы будем бежать так быстро, словно ветер! В той стороне должен быть ещё один наш отряд. Нужно объединиться и сразиться вместе. Тогда у нас получится победить! — Шакира, ты думаешь, другой наш отряд просто так застрял на окраине леса? — моя сестрица насторожилась от слов глашатая. — Что ты хочешь сказать? — Их тоже загнали на окраины. Нас хотят изгнать из леса! Либо мы принимает бой и умираем, либо сбегаем из леса — оба варианта плохи для нас и хороши для наших врагов. — Идеально спланировано, — тихо произнесла сестрица, её глаза сверкали от ярости. — Но из двух зол я бы выбрал меньшее, — произнёс сын глашатая. Кажется, его звали Твиг. Я бы не сказал, что Твиг был трусом или слабаком. Для своего возраста — а ему всего-то год — Твиг был невероятно силён и умён. — Я согласен, — сестрица шокировано уставилась на меня. — Что? Если мы выйдем из леса, за нами не погонятся и не убьют. — Я обернулся и взглянул на следующих за мной волков. Больше всего меня беспокоил Галахад, он значительно замедлился из-за своей раненой ноги, да ещё и из его бока не переставая текла кровь. — Мы устали, оглодали и ранены. У нас нет шансов против них. Я кивнул назад, и все обернулись. Меж деревьев уже показались самые быстрые волки из отряда наших врагов. — Стойте, шавки паршивые, мы не дадим вам уйти! Предводитель этого отряда в ярости клацал зубами, он знал, что из этой схватки мы не выйдем победителями. Никакая сила воли или желание победить не спасёт нас. — Мы уходим на равнины, — произнёс я и ускорился, — держитесь ближе. Галахад, Варрик, вы посередине, так мы сможем дотянуть вас как можно дальше. Шакира, мы бежим впереди, на равнинах ветер силён. Нам повезёт, если он будет попутный. Если же нет, придётся менять ведущих. Вперёд! Ослушаться моего приказа было бы очень глупо. — Хорошо, предводитель. Мы постепенно выходили из леса и ветер усиливался. К несчастью для нас, он был встречным. — Отлично, выстраиваемся! Как я и сказал, впереди оказались мы с сестрой, посередине — раненый Галахад и измотанный бегом Варрик, у которого лучше получается сражаться, чем убегать. Глашатай и его сын встали справа, другие двое — слева. Получилось некоторое подобие кокона, так что бегущим посередине было легче, потому что мы с сестрицей закрывали их от ветра, разрезая воздух впереди своими мордами. Место посередине всегда отдавали раненым и измотанным бегом, там сопротивление воздуха меньше, так что они могли отдохнуть, прилагая к бегу меньше усилий. В наше время очень редко использовали подобные построения, да о них и забыли вовсе, ведь до той лютой зимы конфликтов между стаями давно не назревало. Все жили в мире и сытости, даже не вспоминая о своих соседях. Вот только, когда наш вожак только выучился и стал охотиться со всеми, две соседние стаи повздорили из-за табуна диких лошадей и втянули в войну всех соседей. Война длилась недолго, потому что наша стая была тогда в самом расцвете сил и быстро разрешила конфликт. Вожак говорил, что территория одной из стай менее всего заросла деревьями и, воюя на их территории, приходилось частенько прибегать к такому построению, чтобы сберечь силы. Не знаю, зачем он рассказал мне это, но пригодилось же! Всё-таки он не просто трепач, каким иногда мне казался. Но, на самом деле, вожак давно мёртв. Вот только никто из стаи кроме меня и глашатая об этом не знает. Узнай стая о том, что их вожак умер, началась бы паника, борьба за место на каменной гряде, тогда мы бы точно не протянули так долго. Жалеть вожака у меня не было ни времени, ни сил. С его смертью я смирился слишком быстро, даже не по себе как-то. — Жалкие трусы! — слова предводителя преследующего нас отряда летели нам в спину. — Трусы! Бегите так далеко, чтобы я вас больше никогда не увидел! — этот волк явно храбрился, ветер доносил до меня запах страха. — Вы не волки, а простые собаки! Шавки! Шавки! Сестрица оскалилась и хотела было обернуться и крикнуть ему что-то, но я её остановил. — Нет, — она зло на меня посмотрела. — Ты собьёшь дыхание, если будешь огрызаться с победителем. Какого чёрта вы пошли со мной на равнины, если так жаждали сдохнуть в бессмысленной битве, а?! — воцарилось молчание, лишь ветер в ушах свистел. Сестрица в отчаянии опустила голову, из её глаз лились злые слёзы. — Мы знаем, где находится предел наших возможностей, потому и убегаем. Вы думаете, это подло? Мы бросаем своих товарищей и убегаем от сражения, в котором не смогли бы одержать победу. Но мы волки, мы — воплощение всех пороков. Так примите же наконец свою сущность и двигайтесь вперёд, чёртовы тупые белки! Мы бежали и бежали, я не видел тех, кто позади, но точно знал — они ни разу не оглянулись. Вскоре крик наших врагов стало невозможно расслышать, но мы всё бежали и бежали. Впереди я не видел ничего, кроме бесконечно длинной равнины, но у нас не было выбора. Сейчас был полдень и если эта равнина действительно настолько длинная, насколько я думаю, нельзя останавливаться. К вечеру мы должны преодолеть это море вереска, а потом нам предстояло найти себе безопасное место для ночлега и поймать хоть немного дичи. У меня не было особого плана, но я знал, что нельзя отступать. Все мы бросили дорогих себе волков ради спасения собственных шкур. И это подло. Но, как я уже говорил, мы волки! Поэтому будем делать то, что не сделает никто другой. Волки сбиваются в стаи, потому что трудно выживать по одиночке. Каждый ищет выгоды, вступая в стаю. Мы все ищем выгоды.

***

Как я и говорил, к закату мы достигли конца равнины. В конце был небольшой лесок. Оттуда доносился запах сытой и не распуганной никем дичи. Мы устроились в берлоге, брошенной медведем много лун назад, поймали много дичи и хорошо наелись. Но я видел, что моему отряду кусок в глотку не лезет. От них исходили волны сожаления, разочарования, страха. Они ели через силу, и я тоже так делал. На следующий день мы снова отправились в путь. Мы бежали по редкому лесу в гору, до самой высокой точки. А когда взобрались, увидели поселение. Я боялся, что мы встретим именно людей, в их деревнях много охотников, а убить нас, уставших и разбитых, не составит никакого труда. — Что же нам делать? Это, похоже, большой город. Посмотри, какие там высокие дома стоят. Казалось бы, мы не должны знать о людях, ведь живём за много километров от их жилья. Но люди, на самом деле, часто захаживают на территорию одной стаи. Тогда, по давно установленному соглашению, волки этой стаи разбрасываются по соседним стаям и живут там, пока люди не уйдут с их территории. Галахад рассказывал, что однажды пару волков забросило и к ним. Волки из этой стаи меньше, чем остальные, это помогает им прятаться и выскакивать на добычу, заходя с подветренной стороны. У них территория совсем не такая, как у нас, но Галахад сказал, что их навыки охоты просто великолепны. Они прятались за деревьями и выскакивали на добычу так неожиданно, что она даже пискнуть не успевала, уже была мертва. Но, по правде, гонять косуль у них получалось плохо. Им недоставало манёвренности, чтобы бегать по корням среди близко расположенных друг к другу деревьев, нужно было вилять среди стволов и осторожно перепрыгивать корни. При мыслях о территории нашей стаи меня всего трясло. Трудно было признать, но это больше была не наша территория. Той стаи, к которой мы принадлежали, и не существовало теперь вовсе. Теперь мы были просто одиночками, сбившимися в небольшую кучку. В этот раз мы обошли город стороной и отправились в горы. Мы шли долго, в пути двое из нас погибли, упав в ущелье. Первым свалился в эту чёрную бездну сын глашатая. Его отец долго убивался, но нужно было идти, и мы, поддерживая его, продолжили пробираться вперёд, борясь со стихией. Вторым стал Маоса, большой, просто невероятно огромных размеров волк. Мы шли вдоль бурной горной реки по узкой тропинке. Маоса поскользнулся и упал прямо на торчащие из реки камни. Я с ужасом смотрел на его изувеченное тело, но вскоре его подхватил бурный поток и унёс далеко в горы. Мы были в отчаянии. Вскоре от нас ушёл и глашатай. Я считал его сильным, волевым волком, но, видимо, ошибся. Он сказал, что больше не хочет мучить себя, больше не хочет куда-то стремиться, у него не было сил идти. Он сказал, что найдёт себе где-нибудь пристанище или же присоединится к другой стае. Я знал, что после такого заявления мы больше не можем его уговаривать. Галахад, кажется, после этих слов тоже пал духом. Я помню, когда он рассказывал мне о тех двух волках из другой стаи, которых они на время приютили, он был очень грустным. В конце я спросил у него, собрались ли маленькие волки снова. Он ответил, что не все. — Один так и не вернулся в свою стаю. — Почему? Он умер? — Нет, он просто маленький паршивый предатель. Меня всегда обуревали сомнения. Галахад говорил, что те волки маленького роста и прыгают они хорошо. Когда я представлял себе этих маленьких попрыгунчиков, то, почему-то, они всегда были похожи именно на Галахада. «Маленький паршивый предатель», - так он сказал, да? Мы шли через горы долго. Но небеса вознаградили нас за труд. Мы снова попали в лес. Там, конечно, не было таких огромных деревьев с вылезающими наружу корнями. Лишь маленькие стройные деревца. У них были красивые развесистые ветви и странные стволы — белого цвета с рваными чёрными полосами. Я диву давался, оказавшись в таком необычном месте. Так прекрасно было прилечь на пожухлую траву под таким маленьким деревом и вдохнуть приятный запах осени. Из этого прекрасного леса я вышел один. Остальные присоединились к живущей там стае. Она была всего одна, так что весь лес принадлежал им. Вожак у них был добрый и справедливый, как мне на первый взгляд показалось, а волки — весёлые и такие безрассудные! Моим сородичам понравилось проводить с ними время. На их фоне мы выглядели потрепанными старпёрами, ветеранами войны, которых волчата побаивались. Я, конечно, выглядел более жутко, чем мои собратья. У меня были в клочья разодраны уши, от моего пушистого хвоста осталась лишь одна половина, да и мутный белый глаз, который время от времени закатывался вверх, выглядел жутко. Я был весь в ужасных шрамах, кое-где были проплешины от выдранной с мясом шерсти. Да и буйный характер заставлял других обходить меня стороной. — Вы, наверное, голодны. Мы поделимся с вами добычей. Так сказал вожак стаи и улыбнулся нам. Все волки в этой стае от ушей до хвоста состояли из решений, которые они принимали с неимоверной скоростью, и безрассудной решимости, которая помогала им принимать эти решения. — Не хочешь чего-нибудь поесть? — спросил меня один из волков. — Ты такой маленький и худой. Долго же вы, наверное, шли. Из далёких краёв, да? — Я маленький с самого рождения, ясно, а?! — воцарилось какое-то неловкое молчание, так всегда случалось, когда я открывал пасть. — И мне не нужны ваши подачки! Волки неуверенно переглядывались и шептались. Снова эта игра. Море волнуется — раз. — Ох, простите его, пожалуйста, — сестрица неуклюже поклонилась озадаченному вожаку. — Наш предводитель всегда такой… э-э-э… он на самом деле добрый… просто характер такой у него, строптивый, пылкий. Волки на поляне начали шептаться, их вожак не спешил отвечать. Море волнуется — два. — Невежливо так отвечать, когда тебе предлагают еду и ночлег! Какой-то старик возмущённо фыркнул. Он, кажется, тоже не был особенно дружелюбным. — Точно, точно! Мог бы просто сказать, что не хочешь есть, — как обычно, молодые волки в каждой бочке затычка. Как же бесит. — Этот дяденька-волк страшный, мама! Море волнуется — три. Нет уж, хватит с меня, я сам прекращу это безумие. Их вожак слишком любит наслаждаться зрелищами, чтобы остановить свою стаю. Он будет смотреть и ждать, пока ситуация не примет серьёзный оборот. Он хитрец, самый настоящий лис! Я видел это по его глазам, по манере говорить. Он слащавый, хитрый ублюдок. — Замри-и-и-и-и!!! Люблю тишину. Люблю, когда вокруг тишина, когда только ты и природа. Тогда-то я и понял, в чём моё заключалось моё предназначение. Почему Галахад назвал меня следующим вожаком. Вот это то, что мне нужно! То, чего я хочу! Хочу быть впереди, хочу быть там, где тихо! Я хочу быть вожаком! Моё яростное намерение стать вожаком не знало границ. Моё желание бурным потоком наполняло мои жилы решимостью, я желал этого, как будто от этого зависело всё моё существование. Вожак поистине свободен, волен принимать решения и отменять их. Я не понимал истины, желал покоя, тишины, находясь впереди всех. Но моё понимание предназначения вожака было ошибочно, тогда я не понимал, что вожак закован в такие цепи, в которые не закован ни один волк. Моё желание несло мои ноги вперёд, заставляло дышать. Я чувствовал себя живым! Я устал от войны, устал от приказов, от крови и визга. Мне будто что-то долбануло в голову, я просто обезумел. Я собрал свою стаю. Волки, которых я подбирал и тянул за собой, были моей силой. Лишь когда нас стало больше пятнадцати, я осознал, что быть вожаком — это не та свобода, которой я желал. Но отступать было некуда. Сильные волки и их волчицы шли за мной. Волчата, которые потеряли своих родственников, без раздумий присоединялись ко мне. Нас становилось всё больше, мы становились сильнее. Все брошенные сплотились, все сильные стали единым целым. Мне удалось создать из них настоящую стаю. Я отполировал их до блеска. Моя стая сильна. Все вместе мы — сила! Пока я работал, не покладая лап, то понял, что хоть эта и не та свобода, которой я желал, но такая свобода мне тоже по душе. Нет, она нравится мне даже больше! Мы странствовали. Обычно, волки находят себе место в каком-нибудь лесу, в горах или на равнинах, чтобы жить там. Они присваивали эту территорию себе и защищали от других. Но мы, как никто другой, желали свободы. Наши крепкие лапы несли нас вперёд. Мы не желали останавливаться, не желали видеть одно и то же каждый день! Желание чувствовать себя живыми заставляло нас биться! Это было прекрасно! Хотелось сохранить это чувство в своём сердце навсегда. Мы действовали так, словно были единым механизмом. Мгновенные решения были у нас в крови! Наша сила в свободе! Я чувствовал это под кожей, ветер нёс меня вперёд, словно у меня есть крылья. И я думаю… Нет, я знаю, что вся моя стая чувствовала это. Но мне пришлось покинуть свою стаю. Я понял это, лишь когда один из нас погиб. Это всё из-за меня, это всё произошло из-за меня! Я знаю, что совершил ошибку, отправившись туда в одиночку. Я пошёл на охоту совершенно один. Три наших волчицы вдруг одновременно решили родить. Что за шутка такая?! Из-за этого несколько волков остались с ними, чтобы защитить в случае нападения, другие разошлись в стороны для этой же цели, ещё волков шесть пошли за водой. На поиски ночлега также отправилось довольно много волков, потому что по четыре стороны от нас местность резко менялась, нужно было подобрать более безопасное место. Охотиться пошли всего четверо. Если бы они рожали по очереди, то всё было бы гораздо проще. Чёрт, эти волчицы! Я отправился на равнины один. — Послушай, Зон, нельзя идти одному! На тебя могут напасть! Пошли вместе. — Верно, идём, Зон! Прут велел нам беречь вожака. Все они были так серьёзны, что я просто… смог им отказать без каких-либо проблем. — Простите, ребята, я хочу один испробовать свои силы. — Но!.. Я не дал им договорить и со всех лап рванул к равнинам, что виднелись впереди. Я скакал, будто волчонок. Энергия била ключом! — Гра-а-а! Мне надоели ваши сопли! Хочу нестись по полю словно очумелый, гра-а-а!!! Они прекрасно понимали моё стремление бежать. Поэтому никто за мной не последовал. За прошедшие восемь лет я не стал смиренным, даже наоборот, я ожесточился и освободился от всех оков! Сдерживаться не было смысла! Мой характер оттолкнёт от меня лишь тех, кто не выдержит того, что выдержал я! А мне рядом такие волки не нужны! Упиваясь быстрым бегом и свистящим в ушах ветром, я и не заметил человеческую женщину. Я врезался в неё совершенно случайно, когда гнался за зайцем. Моя добыча почувствовала человека и резко вильнула в сторону, меня же занесло на повороте. Я боком врезался в её ногу и повалил на землю, сам тоже перекувыркнулся. Я никогда не убивал людей и не собирался. Только в целях самозащиты, если они первыми нападут на меня. Человеческая женщина воняла страхом за километр. — Да такими темпами меньше надо в лес мотаться, чёрт тебя дери! — я встал и отряхнулся. Женщина меня более не интересовала. — Из-за тебя я упустил свою до… Кровь, а! Женщина не двигалась. Из её головы текла кровь. Она упала головой на острый камень, он проломил ей череп. Она умерла. — Джина! Человек. Мужчина. И с ружьём! Воняло порохом и железом, я чувствовал, что мужчина близко. Но где? Кровь перебивала его запах, а непостоянный ветер всё менял направление. Его слабый запах налетал на меня то с одной стороны, то с другой. — Джи…на. Джина! Вот он! Я и не заметил, как он появился позади меня. Я отскочил в сторону, не желая попасть под горячую руку. Мужчина опустился на колени и взял в руки бездыханное тело своей женщины. Снова страх. Пахнет страхом и отчаянием. Какой же отвратительный запах. Но почему-то я не мог сдвинуться с места, мои лапы будто приросли к земле. Я так и смотрел, как мужчина всё крепче сжимал свою женщину в объятьях и звал по имени. Я не понимаю, почему так стоял, почему скорее не убежал, ведь он был вооружён. За это я и расплатился. Он обратил на меня внимание. В его глазах застыла ужасающая ненависть. Та ненависть, от которой я желал избавить своих сородичей. — Волк… С того дня и началась наша вражда. Сначала я не хотел рассказывать своей стае, что случилось в тот день, но пришлось. После моего рассказа все преисполнились решимостью уйти от этого человека и вновь радоваться свободе, наполняющей жизнью наши тела и души. Некоторое время у нас это получалось. Но потом он неожиданно, словно по волшебству, оказался впереди нас. До сих пор помню, как он выскочил перед нами, застигнув врасплох. Ветер был попутный, поэтому мы не почувствовали его приближения. Его запах спрятал тот, кому мы доверяли свои жизни — ветер. Он выстрелил не в меня. Просто не рассчитал силу и направление ветра и пуля скосила и попала прямо в грудь волчице, тащившей в пасти одного из своих волчат. Удивительно, как пуля не попала в волчонка. Мы бросились на него всей стаей, ярость поглотила наши сердца. Конь и человек были серьёзно ранены, псы разбежались кто куда, но я прекрасно понимал, что они преданы своему хозяину и обязательно вернутся. Нам удалось скрыться. Тело волчицы мы зарыли под большим деревом. Это дерево было таким же, под какими я проводил своё младенчество, свою юность, молодость. На следующий день я объявил, что ухожу. Я прекрасно знал, что это удар для всей стаи, но мне хотелось спасти их. Гончие этого человека нацелятся на мой запах и оставят стаю в покое, ведя его по моим следам. — Ты не можешь, Зон! Ты наш вожак! — И что, волчица?! А что с того-то? Я пытаюсь вас защитить, беру и сваливаю, ясно?! Чёртовы тупые белки!!! Мне не нужно было просить у кого-то разрешения уйти. Я просто взял и ушёл. Убежал, не смея даже обернуться. Прошло уже много-много лун с того дня, а я всё бегу и бегу. Интересно, как там лес, в котором я раньше жил? Может, все стаи объединились и теперь существуют мирно? Не-е-ет, это вряд ли! А как там, интересно, берёзовая роща? Ах, она была так прекрасна, словами не описать! И эти чудные деревья, вот бы взглянуть на них снова. И что стало с Галахадом? Мы ведь так и не помирились. А жаль, конечно, очень жаль. Сестрица, наверное, тоже неплохо там поживает. Она самая белая волчица на всём свете, уж я-то точно знаю! Варрик тоже с ними, до сих пор помню, каким он мне казался огромным вблизи. А какой он тяжёлый, диву даюсь, как можно было таким вымахать! Вот интересно, а глашатай вступил в какую-нибудь стаю или путешествует один? Может, и вовсе умер, он всё-таки старым был. А как моя стая? Надеюсь, они всё ещё бегут вслед за ветром! Я точно знаю, их новый вожак хорош, он приведёт стаю к процветанию. Что ж, пусть выполнит эту задачу вместо меня! Ведь я уже не смогу. Он на расстоянии одного прыжка от меня, ещё чуть-чуть и пуля насквозь пройдёт через моё тело. Ах, ребята. Как жалко, что мы больше не увидимся. Я буду скучать.