Мертвиарх

— Никакого больше упоминания Смерти, как существа! (с)

Мёртвые и живые, как известно, редко встречаются. Это обусловлено не столько полным безразличием первых, сколько какими-то неведомыми законами извне. Мёртвые предаются воспоминаниям, или планируют месть, или — кто знает? — скрывают что-то от великого зла. Живые платят налоги, гуляют под дождём и очень торопятся. К своим годам Фрэнк Бэннистер, печально известный медиум, понял, что подобная торопливость может привести только в могилу. Он знал об этом не понаслышке: все его призрачные приятели были тому доказательством. Пусть уже и не совсем живым. Призракам по большей части наплевать на живых. Живые отвечают им тем же, изредка появляясь на скорбных кладбищенских аллеях с охапками цветов в руках. Время для всех течёт по-разному, и визиты не успевают как следует утешить ни тех, ни других. Фрэнк знал призрака, Эбигейл Морейн, которая до сих пор оплакивала собственную кончину. У её памятника образовалась живописная лужица эктоплазмы, в которую периодически наступали случайные посетители или вандалы. Последним везло меньше: за своё долгое посмертие Эбигейл наловчилась не только ставить подножки, но и шептать в уши так, чтобы её слышали. Леденящие душу слова обычно оставались в головах несчастных навсегда, и к кладбищам они больше не подходили даже на милю. Дела у экстрасенсов в Фэйруотере шли так же, как и дела любого другого частного бизнеса: довольно плохо. Фрэнк любил говорить — вслух, надеясь, что его слушает хотя бы один из его «сообщников»-призраков, — что большому бизнесу тесно в маленьких городках. — Когда это экзорцизм был крупным бизнесом? Веке в семнадцатом? — бурчал Стюарт, тощее приведение, совсем недавно прибившееся к «шайке» Бэннистера. Пугать живых было довольно весело. А несчастный Фрэнк давно бы загнулся, если бы не многократные случаи появления «полтергейста» по соседству. Выглядело это довольно смешно — для тех, кто видел призраков. То есть для них самих и для Фрэнка, давно смирившегося со своим «даром». Как бывший «нормальный человек», у которого была успешная карьера архитектора, дом, семья и перспективы, дар этот он считал проклятьем. За шарлатана в Фэйруотере его держали не зря: технически, призраков в дом клиентов он приводил сам, а те уже учиняли беспорядок, так сказать, «в прямом эфире». Но иногда Фрэнку попадались настоящие дела: после них ему казалось, что смысл всё-таки не потерян. Некоторые вещи происходят организованно, как капустные ярмарки, или фестивали Ренессанса, или автокатастрофы после бутылки виски. Большинство вещей просто случается. Появление миссис Хэмпсток можно было воспринять как случайность. Но пару дней спустя Фрэнк перестал так считать. С того самого мгновения, как покинул Старое кладбище. Это была не случайность. Это было одно из тех дел, которые позволяли Фрэнку чувствовать себя живым. По-настоящему, а не из-за постоянного напоминания о бестелесном существовании в виде Стюарта и Сайруса, его призрачных сообщников. Миссис Хэмпсток выглядела так, словно время свило вокруг неё кокон и решило не беспокоить её по пустякам. Морщины на её лице и руках говорили о почтенном возрасте, тёмно-русые волосы без единого седого волоска — о том, что ей не сравнялось ещё и сорока, а ясные, зелёно-синие, словно океан, глаза — о том, что их владелица навсегда останется шестнадцатилетней. Она постучала в импровизированную дверь недостроенного дома Бэннистера, словно в пяти шагах от неё не было зияющего в стене прогала. Часть двери Фрэнк затянул прозрачной плёнкой, что было довольно удобно, если к Бэннистеру вдруг снова решали нагрянуть копы. Да и дыры в стенах немало помогали — особенно если разговаривать со стражами правопорядка желания не возникало. Фрэнк совсем недавно проснулся: только и успел, что накинуть вчерашние брюки и футболку из кучи за кухонным столом да доползти до холодильника. — Там на пороге настоящая леди! — Сайрус вышел прямо из холодильника, и Фрэнк от неожиданности расплескал молоко. — Быть того не может! — пробормотал Стюарт, как раз проворачивающий в уме очередную аферу в духе «полтергейста». — Мёртвая? Фрэнк выругался: молоко попало на футболку, а та была единственной достаточно чистой для выхода в свет. Не надевать же куртку поверх голого тела! — Живая! — продолжил Сайрус, поддев рукой клетчатую рубашку и кинув её в сторону босса. Трюк для их дела полезный: не каждый призрак способен взаимодействовать с окружающим миром. Но Сайрус и Стюарт были упорными. — Живая... — протянул Стюарт и высунул дверь на улицу, чтобы убедиться в этом самому. На какое-то мгновение ему показалось, что леди за дверью изо всех сил старается не опустить на него взгляд — она была заметно выше. Покажется тоже! Стук в дверь повторился, и Фрэнк бросился открывать. Всё, что могло спасти его от внепланового похода в прачечную — всё, что угодно, — было куда важнее завтрака. Миссис Хэмпсток вплыла — другого слова и не подобрать — в дом Бэннистера, опустилась на единственный стул и высказала свою просьбу. Из сумки, стоявшей на коленях женщины, то и дело выглядывал белый кот с разными глазами: одним голубым и вторым — золотым. Фрэнк был готов поклясться, что животное следило за Стюартом и Сайрусом, которые затеяли спор о возрасте миссис Хэмпсток. За их голосами Фрэнк не сразу сообразил, что леди без возраста не только верила в его способности, но и предлагала неплохую плату за услуги. — Только поговорить? Больше ничего? — уточнил Бэннистер, пряча деньги в нагрудный карман. — Передайте всё слово в слово. — И не записывать. — Это абсолютно бесполезно. Слова эти не останутся на бумаге, но человеческий разум вполне способен их удержать. — Знаете, если бы не ваш всевидящий кот, я бы решил, что кто-то решил надо мной подшутить, — признался Фрэнк и тут же сам удивился, зачем вообще решил это ляпнуть. — Шутить над смертными — не моя задача, — отозвалась миссис Хэмпсток, поднимаясь со стула. — Вы уверены, что не можете поехать со мной? Не то чтобы я вам не до конца верю... Сайрус звучно прочистил своё призрачное горло. — Ладно, я вам не до конца верю, — продолжил Фрэнк. — Есть границы, которые дано пересечь не каждому, — грустно произнесла миссис Хэмпсток. — Старое кладбище закрыто для моей семьи. Вот так всё и началось. Через пару дней Фрэнк стоял под вычурными коваными воротами Старого столичного кладбища и... нервничал. Он нечасто покидал Фэйуотер. Честно говоря, он сам не до конца понимал, что держит его на одном месте и постоянно заставляет возвращаться. Дело было не только в деньгах. И не только в доме. И... и, наверное, не только в Деборе. Фрэнк Бэннистер привык, что кладбища перестали быть для него тихими местечками. Какая уж там тишина, когда вокруг столько мертвецов, задержавшихся на земле по одним им известным причинам. Призраки с Дикого Запада, призраки индейских вождей, призраки первопроходцев, призраки хиппи, и диско-поколения, и военных... На Старом кладбище даже призраки были старые. Множество пышных платьев, цилиндров и призрачных фарфоровых чашек с отколотыми краями. Фрэнк почти не удивился. По сравнению с кладбищем Фэйруотера это была настоящая передышка. Бэннистер шёл меж могил, ощущая острую необходимость отвешивать поклоны направо и налево — так представительно выглядели призраки. Когда на тропинку перед ним выбежал маленький мальчик — лет десяти, не больше — Фрэнк почти вздохнул с облегчением. А вот мальчишка замер, словно олень в свете фар, и через секунду уже удирал подальше. Фрэнку понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы понять: он не был призраком. Надгробия с именем Хэмпстоков или даже чего-то отдалённо похожего на их фамилию нигде не было видно. Кладбище было большим, и Бэннистер уточнял дорогу у наиболее добродушных на вид привидений, но никто не подсказал ему ничего толкового. Некоторые призраки слетались в стаи и начинали шептаться, поглядывая в сторону медиума. Шёпот их был похож на шуршание листьев. Фрэнк привык к тому, что производил не самое лучшее первое впечатление: ни на живых, ни на мёртвых. Это почти превратилось в его визитную карточку. Потому, выйдя за ворота Старого кладбища с другой стороны — чтобы немного передохнуть, может, перекусить или поискать более сговорчивых и менее древних призраков — он удивился, когда к нему подскочила улыбающаяся девушка с корзиной, полной цветов, и приколола один из них к его куртке. — У меня нет денег, — начал оправдываться Фрэнк и потянулся к бутону, чтобы вернуть его девушке. После нескольких часов наедине с мёртвыми и уставшими от мира, она казалась ещё более яркой и живой, чем если бы он встретил её утром. — Это местная традиция! — весело прощебетала она и понеслась к другим людям, держа наготове белый цветок. Фрэнку не пришлось никого расспрашивать о традиции. Она сама пролилась невидимой мелодией, накрывшей Старое кладбище и все ближайшие улицы. Она сама спустилась с кладбищенского холма призрачной волной мёртвых. Их видели все. И никто этому не удивился. Музыка не оглушала, но словно доносилась из самого сердца. Фрэнк поймал себя на том, что притоптывает в такт ногой. Он не танцевал. Он не танцевал с той самой аварии. А может, перестал и ещё раньше. — Друг за другом, всё быстрей, пляшем, пляшем макабрей! — пронеслось над толпой. Загремела песня. Её подхватывали всё новые и новые голоса: и живые, и мёртвые. Дамы в пышных прозрачных платьях приглашали на танец байкеров с пивной пеной на усах. Одна из девушек, раздающих цветы, закружилась с призраком парня, умершего от заражения крови («Сгорел, но воссиял» было написано на его надгробии, Фрэнк запомнил). Бэннистер заметил того самого мальчишку, с которым столкнулся на кладбище, — он отплясывал с призрачной девчонкой чуть постарше его — а потом из толпы вышла Дебора, и Фрэнк мало что помнил после. — Госпожа, что всех добрей, возглавляет макабрей! — гудело у него в ушах вместе с музыкой, которая играла где-то внутри. Всё вокруг вдруг стало таким определённым и правильным, что все вопросы и просьбы были отложены в карманы поглубже, и в мыслях не осталось ничего, кроме вечной пляски, которую исполняли жизнь и смерть, отвешивая друг другу комплименты. — У тебя ещё много времени, — шепнул кто-то Фрэнку на ухо, и ему хотелось, чтобы это была Дебора, но она танцевала с тем маленьким мальчиком, а над Бэннистером возвышалась Леди в сером, высокая, неприступная и неумолимая. А потом танец закончился. Музыка умолкла. Цветы увяли. Мёртвые ушли туда, где им и было место. Живые отправились домой, убеждать себя, что всё это им только приснилось. Для этого не нужно было сильно стараться. Живые многое привыкли выбрасывать из головы. Особенно то, что туда не укладывалось. Дар Фрэнка Бэннистера не позволял ему забывать. Он проснулся в местной гостинице, в крошечном номере под крышей, из которого открывался чудесный вид на Старое кладбище. Улицы были усеяны крошечными белыми цветками: сначала Фрэнк старался не наступать на них, но потом бросил эту затею. Цветы эти, похоже, решили посоревноваться со снегом. Мальчишка, тот самый, в свитере, который был ему великоват, и джинсах тоже не по размеру, ждал его у входа. — Ты ведь... — Фрэнк чуть сощурил глаза. — Ты ведь не местный? Было что-то неправильное в том, чтобы спросить маленького мальчика, не мёртв ли он. Обычно Бэннистер не был образцом тактичности, но в некоторых случаях... Да, иногда Фрэнк всё-таки не вёл себя, как последняя скотина. Это не относилась к похоронным процессиям, в которые медиум вклинивался, чтобы раздать несколько своих визиток. Мальчишка поправил рукава своего свитера, словно одежда эта была для него непривычной, и сверкнул зубами. Фрэнку подумалось, что, будь он в фильме ужасов, через мгновение его бы уже выпивали досуха. Считать детей оплотом света — последнее дело в таком подобном жанре. — Самый что ни на есть местный! Он произнёс это так, словно бесконечно гордился своим городом. Фрэнк почти пожалел, что никогда не испытывал подобного чувства сам. Даже в детстве. — Это... — Фрэнк хотел сказать «хорошо». Мальчишка был самым что ни на есть живым, но Бэннистера не покидало чувство, что он ближе к Смерти, чем кто бы то ни был. К той Смерти, которую он видел на площади. Боже, ему до сих пор всё это казалось сном. Он ведь танцевал. И... и смеялся! И держал под руку Дебору, сияющую и прекрасную, совсем не живую, но такую настоящую! Как такое вообще может быть? — Я видел, как вы танцевали! Как её зовут? — выпалил вдруг мальчик, а потом быстро захлопнул рот ладонями, словно сам испугался своих слов. — Дебора, — кажется, впервые за долгое время горло Фрэнка не сдавливали невидимые обручи, когда он произносил имя своё погибшей жены. — Так и знал, что вы ничего не забыли! Иосия Уорингтон говорила: живым не стоит напоминать о данс-макабре, танце смерти, потому что к утру они всё-всё забудут. А вы не забыли! — Как тебя зовут? — Фрэнк вытащил из кармана куртки руку и протянул её мальчику. — Ой! — мальчишка смотрел куда-то за спину Бэннистера, и тот почти уже повернул голову, как его вдруг схватили за руку и потащили вглубь кладбища. — Я только покажу вам, где покоится Лиза Хэмпсток. Это на не освящённой земле, её трудно найти. Я сам сделал ей надгробие! Когда Фрэнк смог перевести дыхание, мальчика уже нигде не было видно. Пропал так же быстро, как и аванс за заказ миссис Хэмпсток. Надгробие под деревом в самом деле было самодельным. На нём красовалась выведенная вручную и уже побитая дождями надпись «Э.Х. Мы всё помним». — Ты меня искал, говорят? У призрачной Лизы Хэмпсток не было ничего общего с миссис Хэмпсток. Может быть, волосы одного цвета, но теперь проверить это было невозможно. — Искал. Фрэнк Бэннистер, — Фрэнк по привычке вытащил из кармана визитку и протянул её девушке. Там скрестила руки на груди, и тогда он положил карточку на надгробие. — У меня послание от миссис Хэмпсток. — Которой из трёх? — фыркнула Лиза про себя, но вдруг выпрямилась и опустила руки по швам. Семейство Хэмпстоков многочисленно. У каждого из них есть океан: у кого-то в сердце, у кого-то за домом, в конце дороги, а у иных — меж пальцев, как у Лизы Хэмпсток. А если сплетаешь из слов океаны и читаешь по потокам сквозь пальцы все тайны и чуть-чуть будущего, то ведьмой прослыть очень просто. Многие женщины Хэмпсток были ведьмами. Других же просто иначе называли, но суть — суть оставалась та же. Повезло тем, что не попался, как Лиза. Когда Фрэнк передавал слова миссис Хэмпсток — слово в слово, даже если не совсем понимал их значение — он чувствовал себя удивительно глупо. А ещё — удивительно правильно. В нём словно закипело всемогущество, а когда последнее слово сорвалось с его губ, вдруг исчезло. Лиза Хэмпсток улыбнулась. Её семья не забывает даже о мёртвых. И теперь у неё снова есть её океан — океан из живых слов, потерянный когда-то в костре, боли и страхе. — Ты ведь танцевал вчера вместе со всеми! — воскликнула вдруг она. — Я ж тебя узнала! И каково это — кружить с ней? — С кем? — спросил Фрэнк, хотя прекрасно знал ответ. — С дамой в сером... — мечтательно протянула Лиза Хэмпсток. Она вдруг стала выглядеть ещё моложе, чем в тот день, когда умерла. Наверное, это была семейная черта. Семейная черта, которой даже смерть не помеха. — С нашим мертвиархом. Фрэнк одними губами повторил — «мертвиарх». Вспомнил, как нечто запредельное навалилось на него в тот миг в танце, когда он встретился взглядом со Всадницей в сером, с Той, что Пересекает Границу. С самой Смертью, потому что как не явиться на бал в свою честь? «Мертвиарх» и в самом деле очень ей шло. Хотя Фрэнк был уверен: ей идут все титулы, которыми Даму в сером награждают те, кто знает. — В какой-то миг мне показалось, что я всё понял. Совсем всё.... понимаешь? И Лиза Хэмпсток кивнула, а потом пропала в кроне дерева. И Фрэнк Бэннистер подумал, что миссис Хэмпсток знала, что делает, когда посылала его сюда в этот самый день. В день, когда мёртвые танцуют с живыми. Всю дорогу до дома Фрэнк напевал ту самую музыку, которая теперь осталась с ним навсегда. Сегодня дар не был проклятием. И всё было не зря.