Крупицы дозволенной свободы

Когда они сбегали в первый раз, это было скорее забавно. Затем стало лучшим видом отдыха — и вошло в привычку. — Мы с моей дамой, — сказал Арслан стоявшему у черного входа стражнику, — желаем прогуляться. Пожалуйста, не сообщайте никому. Я вернусь к ужину. — Конечно, ваше величество, — понимающе улыбнулся солдат. — Развлекайтесь! Дама стояла чуть поодаль, целомудренно сложив руки перед собой и потупив глаза. Для этой вылазки они тщательно подбирали одежду: неброскую, но дорогую, чтобы те, кто всё-таки обратит на них внимание, сразу же всё поняли и постарались забыть о случайной встрече, не создавая лишних неприятностей богатым людям. Оттого на девице была длинная туника сдержанно-песочного цвета и платок в тон, поблескивающий золотистыми нитями в вышивке. Лоб над тёмными бровями перехватывала тёмно-зеленая, узорчатая лента. «Под цвет глаз», — с тайным довольством думал Арслан. Ленту он подбирал сам. Элам заметил его взгляд и быстро подмигнул. Арслан ухмыльнулся и вновь обернулся к стражнику. Тот («Айвас», — вспомнил имя Арслан) смотрел на них обоих с почти отеческой заботливостью. Элама он не узнал: принял небось за одну из приходящих служанок, — но совершенно искренне пожелал своему шаху приятного отдыха. Договорившись с Айвасом и оставив небольшое вознаграждение на будущее, Арслан бережно взял «даму» за руку. Они вдвоём выскользнули за ограду и остановились, осматриваясь. Дворец со всеми его условностями остался позади, за спиной будто расправились крылья, и даже дышалось немного легче. — Куда сперва? — спросил Элам, искоса поглядывая из-под подведённых ресниц, и от этого взгляда у Арслана сладко ныло в подвздошье. — На рынок! — Арслан улыбнулся, жадно глядя, как на лице друга расцветает ответная улыбка. Хлопнул рукой по бедру: — Ага? Но обещай, что не будешь, как обычно, по полчаса торговаться за специи! — Хорошо, ваше величество, — кивнул Элам с напускным раскаянием. — Обещаю. Я оставлю себе на это удовольствие не более четверти часа. Они шли рядом, переглядываясь и пересмеиваясь. Арслан вновь и вновь удивлялся, как легко Эламу даются перевоплощения: он моментально вживался в нужный образ, будь то наёмник чужого государства или прелестная служанка; а однажды, когда он вернулся с очередной тайной вылазки в роли лузитанского оруженосца, его даже сам Арслан не узнал — и, обнаружив в спальне, приготовился драться насмерть. Хорошо, что Элам сообразил, успел отозваться и успокоить. — Ты мог бы стать актёром, — сказал тогда Арслан, и Элам кивнул: — Возможно, когда-нибудь. Арслан знал, что Элам в самом деле не отказался бы от судьбы бродячего артиста. Он и сам иногда мечтал о такой жизни. Путешествовать по городам и странам, играть роли, но не жить ими, а главное — не волочь груз ответственности за спиной… что могло быть лучше? — Полный желудок и нестертые ноги? Безопасность дворцовых стен и всеобщее обожание? — хмыкнул Элам, когда Арслан вслух поделился этими нелепыми мечтами. Захотелось выдать ему подзатыльник со всей монаршей щедростью. — Не пытайся прикидываться циником, друг мой. Тебе не идёт. — А что идёт? «Лента под цвет глаз», — подумал Арслан. Угольно-чёрные длинные ресницы. Лёгкий румянец на скулах и подкрашенные розовым губы. Платье это дэвье идёт с накладной грудью, и туника в особенности: складки прячут мускулистые плечи, широкие рукава — кинжалы в наручах, а под поясом намотана крепкая верёвка — и сбежать поможет, и с противником справиться. Вроде и даму сердца ведёшь за руку, а на деле выгуливаешь боевого гепарда. Арслану всё это ужасно нравилось. Добавляло нотку сумасшествия, творило приключение из обычной прогулки. Они долго гуляли по рынку — даже устали. Съели по лепёшке с овощами и мясом, попробовали вина. Элам всё-таки нашёл в одной из лавчонок какой-то особенный сорт сушеного барбариса, а Арслан в другой — серьги с нефритом. Серьги были совсем простенькие: фигурно изогнутое чёрное серебро и мелкие камни на грозди цепочек, но когда он приложил одну к мочке уха Элама, что-то куснуло внутри, отравило желанием и свернулось гадюкой у солнечного сплетения. — Берём? — низким, неженственным шепотом спросил Элам, заметив искры в глазах Арслана. — Да, — ответил он в тон. Элам быстро рассчитался и подставил уши — сперва одно, затем другое. Арслан бережно отводил пряди волос Элама, заправляя за уши, вдевал крючки в почти незаметные дырочки на мочках, а пальцы у него при этом подрагивали и дыхание перехватывало. Руки казались слишком крупными, движения неловкими, а послушно замерший, опустивший взгляд Элам — бесконечно красивым. Он повёл головой, гроздья качнулись и едва слышно звякнули. Арслан понял, что им пора уходить подальше от чужих глаз, потому что меньше всего ему сейчас хотелось делиться подобной красотой. И они быстро, молча пошли прочь, почти не глядя друг на друга, пока не добрались до подходящего закоулка, где можно было толкнуть в полутьму, прижать к стене и провести носом по шее, по подбородку, встретиться губами. Сладко-сладко. Элам сам подобрал подол платья, и Арслан легко запустил руки под ткань, уложил на бёдра. Была ли кожа настолько прохладной или ладони — настолько горячими, но от контраста Арслана вело и выкручивало. Как и от того, что Элам подставлялся, отдавался их общему возбуждению, но стеснялся стонать: только часто-часто облизывал губы и прерывисто, сбивчиво дышал. Если бы Рушан знал об его увлечённости, невпопад подумал Арслан, во дворце было бы уже не продохнуть от смуглых, зеленоглазых и притворно-скромных красоток. Но, к его счастью, визирь не знал. До сих пор… или успешно отводил глаза и закрывал уши от сплетен. Они целовались. Где-то неподалёку ходили люди, слышались голоса, долетал перелай собак и даже конское ржание — видимо, от казарм кавалерии. Их в любой момент могли найти — следовало бы поторопиться, но спешить совсем не хотелось. Тряпичная грудь давила, когда они обнимались; накладная коса мёртвой тяжестью тянула голову Элама, заставляла склонять к плечу, мешала прижиматься. Но Арслану нравилось. Он гладил руками жесткие бёдра и живот, сминал в горсти член и мошонку, аккуратно перекатывал в ладони яички. Элам одной рукой придерживал многослойную одежду, чтобы не мешалась, а другой — обнимал через спину, повисая на плече. Согнул ногу в колене, упёрся пяткой в стену, открывая доступ хозяйничающим пальцам. Арслан тут же воспользовался позволением и коснулся смазанного маслом входа. С губ сорвался короткий, довольный стон: — Ты знал, чем всё закончится! — Я вас умоляю, ваше величество! — фыркнул Элам и двинул бёдрами, насаживаясь на пальцы. Те проскользнули легко — сразу парой и на фалангу в глубину. Он замолчал ненадолго, жадно хватая воздух и свыкаясь с ощущениями; тугие мышцы пульсировали, у Арслана перед глазами качалась гроздь серёжки, и надо было только чуть наклонить голову, чтобы прихватить ее зубами и несильно потянуть, заставляя любимого изогнуться ещё больше, ещё глубже опускаясь на ладонь. — Не нужно быть… — Элам коротко ахнул, когда Арслан взялся водить пальцами внутрь и наружу, но всё-таки нашёл в себе силы договорить между выдохами, — гением стратегии, чтобы знать: всё могло закончиться только так. Арслан не ответил. Только двигал рукой, заставляя его дёргаться тряпичной куклой на ладони актёра. Он всё ещё удерживал край серьги в зубах: цепочки натягивались, тянули покрасневшую мочку, и чтобы избежать боли, Элам старался держать голову ровно, но получалось неважно. Глаза у него закатывались, скулы темнели румянцем, белые зубы закусывали и отпускали то верхнюю, то нижнюю губу, и те алели от прилившейся крови. Почувствовав, что они оба уже на пределе, Арслан отпустил злосчастную серёжку, прижал второй рукой Элама крепче к стене и только после этого вытащил пальцы. Элам улыбнулся, не поднимая век, и Арслан завороженно смотрел на эту улыбку и на то, как мелко-мелко подрагивают подкрашенные ресницы. — Боялись, что я упаду? — спросил Элам, и Арслан хмыкнул. Боялся. Элам выровнялся под его взглядом, дёрнул бровью: — Я стою крепко. — И добавил с легкой усмешкой: — Весь. Арслан усмехнулся тоже, провёл свободной рукой по стволу: — Оба стоим, да? — поцеловал краешек губ и толкнулся внутрь, почти сразу входя на полную длину, прижимаясь пахом к паху. Элам дёрнулся, закусил запястье, сдерживая крик — прежде Арслан пугался, что это от боли, но всякий раз Элам убедительно доказывал, что от удовольствия, и Арслан пугаться перестал. И теперь наоборот — время от времени позволял себе сходить с ума, резко вколачиваясь в податливое, принимающее тело. Или наоборот: брал его медленно, замирая и удерживая почти на весу, заставляя сжиматься от нетерпения, скрести ногтями по ткани одежд. Входя, проводил кончиком языка по шее. Шептал: — Ты невероятный, — и чувствовал, как по открытому, подставленному горлу пробегает дрожь усмешки, как эта дрожь передаётся и расходится по его собственному телу ошеломительным, переполняющим теплом. Тогда он сорвался опять и начал частить; наконец-то дотянулся под складками одежд до настоящей груди и сжал пальцами соски так, чтоб Элам выгнулся, прижался невозможно крепко, сжал его внутри и выплеснулся — на живот и на хлопок, на тонкую шерсть одежд. И Арслан сам провалился следом в тёмно-золотистое марево, пачкая его семенем. А потом они долго-долго стояли, обнявшись и тяжело дыша, слушая голоса и шум города. — Слипнемся, — прошептал Элам, когда горячечная страсть схлынула и оставила только томительное послевкусие. Арслан кивнул, нехотя освобождая его от себя. — У меня есть носовой платок, — добавил Элам, смочил слюной и осторожно помог обтереть и спрятать член. Остатки возбуждения ещё тревожили Арслана, но основной голод спал: можно было дотерпеть до ночи. «Ночью я его раздену, — думал Арслан, наблюдая, как Элам, едва заметно морщась, собирает платком следы их любви с внутренней стороны бёдер. — Попрошу вернуть косу и заново накрашу. И серьги надену. А больше ничего». Мысль казалась грязной и жадной, и на мгновение Арслан её устыдился. Но думать не перестал. — Теперь в парк? К фонтанам? — спросил Элам, и он согласно кивнул, всё ещё пытаясь отвлечься от предвкушающих фантазий. Попробовать подумать о нём, как прежде? Как о друге? Его друг улыбнулся, выпрямился и разгладил одежду. Юбка примялась, но в целом было незаметно, что молодые влюблённые вели себя неподобающе. Если не считать того, что один из них на самом деле не был женщиной, кто бы мог заподозрить их в уступках греху… Элам завёл руки за голову и поправил крепление косы на затылке, затем вернул на место ленту и накидку. Аккуратно прикоснулся ко лбу, словно разглаживал незаметные морщинки. — Что бы вы там ни думали, ваше величество, не терзайте себя. Я уже говорил, что не делаю ничего, чего бы не хотел сам? — Говорил, — вздохнул Арслан. — Но иногда… мне кажется, что я всё-таки слишком навязчиво тебя… принуждаю и… Элам усмехнулся. Посмотрел на него своим особенным, укоризненным взглядом. — Я свободный человек. Неужели вы не позволите мне быть свободным в моей любви? — Конечно, позволю! — горячо отозвался Арслан, и Элам придвинул своё лицо к нему, близко-близко, шепнул: — Вот и себе позвольте. Хоть ненадолго. И поцеловал.