I think I found out that I have nothing, That I have nothing in this place for me.
Я не помню, когда перестал ощущать, что меня переполняют эмоции. Наш мир не помнит, когда чувства стали запретным плодом, сорвать который равно смертному греху (вера в бога уже давно пропала. Наш бог — это Коллектив). Стоило однажды проснуться и осознать, что эмоций нет, и вместо хаоса в голове полнейшая пустота. Сердце не щемит от раздиравшей радости или не сжимается от переполнявшей боли сознание, оно размеренно стучит, и теперь отсутствие жизни и есть сама жизнь. Мы встаем по утрам и видим жизнь, похожую на запланированный заранее график. Я — часть проекта, ключевая фраза к завершению. Все мы — подопытные для создания идеального будущего, где нет места войне, эмоциям и любви. Но всегда есть побочные эффекты даже детально разработанной жизни, и к этому, увы, нет решения. Никто не создал оружие против любви, и никто не понимает, какие ощущения, когда ты живешь эмоциями — что такое животный страх, риск, что тебя заметят, или любовь, переполнявшая заботой края глубокой чаши собственного «остановись»? Нам сносит крышу, когда мы пытаемся вспомнить, что мы чувствовали, когда ели любимую когда-то еду или когда ощущали прикосновения родной матери, ее ладони, зарывающиеся в мягкие темные волосы, отросшие после неудачной стрижки. Мы не помним ничего из того, о чем нас предупреждают, но заболеваем апатией, счастьем, жизнью, когда видим жизнь возле нас. Рвемся к достижению цели. Вода в душе такая же теплая, как и всегда, но есть что-то непонятное и неразгаданное, въевшееся под кожу неприятным зудом. Что-то изменилось, но понять это слишком сложно, и тогда мозг заполняется постоянными «что», «где», «когда» без ответов. Тогда не следует и ставить вопрос — это утверждение на собственное «что изменилось?». Белые рубашки в белом шкафу, а на небе — голубеющее небо после необъятной черноты. Словно кто-то приподнимает завесу тайны и луч надежды проскальзывает сквозь полотно. Но все это скрывают возвышающиеся над нами (маленькими звездами млечного пути) вышки, которые скоро вновь наполнятся людьми в белых костюмах. — Не выделяйся из толпы — носи белый костюм, выданный Коллективом, и не используй косметику. Не дотрагивайся до других людей, если не хочешь стать зараженным и отправиться в дыру. Будь такими, как все. Будь Равным. Но мы отличаемся. У кого-то волосы седые, русые, кто-то брюнет с карими глазами, а у прохожего парня зеленые глаза и пепельного оттенка волосы. Мы — индивидуальности, загнанные в рамки законов общества. На границе острова полыхало цунами, переливаясь от королевского синего до синей стали, и нельзя не засмотреться на шедевр, запрятанный от посторонних глаз. Увлеченные работой, мы забываем иногда поднять голову наверх и посмотреть, как прекрасен мир. Когда ты выходишь на улицу, единственное, что замечаешь возле себя — людей. У всех своя работа, но большинство из них в белых строгих костюмах. Мир состоит из лабиринта между ключевыми моментами жизни, и в ATMOSе все точно также — окруженные успокаивающе-зеленой листвой по всему периметру, нам следует проходить по узким улочкам своего сознания в попытке найти свое место в жизни. Эти дороги скрывают нависающие над головами ветви аккуратно убранных деревьев солнце, лучи которого никогда в полную силу не будут ласкать наши сердца и тела, потому что мы не знаем, что такое чувства, и никогда не понимали истинную красоту существования. Мы просто живем — учимся, работаем, а после умираем своей смертью, каждый день наблюдая за приходящими в дыру зараженными SOS*. Их лица, искаженные от боли, отпечатываются в сознании, поэтому и есть тихие. Каждый работник не хочет заразиться, чтобы умереть от болезни, вакцину к которой не могут придумать уже на протяжении многих лет. — Все должны соблюдать свою работу, — топот проходящих мимо меня людей становился все громче, и из своих комнат выходили люди, спешащие в отделы. На экран на стене, показывающий день за днем повторяющийся ролик и текст, выученный наизусть уже никто не обращал внимание. Все знали их работу и то, что они должны делать. — О подозрительных действиях сообщайте в службу охраны здоровья и труда. Служба охраны поможет Вам — ищите равных в черно-белых жилетах. У всех были манеры. Молчаливое спокойствие отдавалось таким же спокойствием со стороны других равных, и привычный писк аппаратов положительно влиял на окружавшее пространство — мысли словно рассортировали по полочкам, чтобы те вновь пылились в долгое «после того, как…», и можно было не ощущать вязкую усталость от непонимания. Это то, чего раньше не наблюдалось. Что-то непонятное. Стоило мне сделать шаг вперед к контролю и я столкнулся с девушкой, ранее которую не замечал. Непримечательная, низкого роста, она слегка улыбнулась и извинилась. Единственное, что пришлось сделать мне, это вытянуть руку в сторону контроля и попросить пройти ее первой. Манеры, манеры, манеры. Кругом только спокойствие, и это куда лучше, чем войны, о которых нам рассказывали в школах. Здесь нет никаких споров о том, кто прав, а кто виноват, только компромисс на протяжении уже ни одного столетия после войны. Человечество решило, что так лучше. Гарри. Пункт назначения: ATMOS. Род деятельности: Иллюстратор. — Это сообщение откорректировано, — среди тысячи таких же как я думаешь, что стадо, но ты лишь не выделяешься из толпы, чтобы не создать те войны, которые были когда-то. Да и можно относить себя к жертвам моральных устоев, если каждый второй здесь такой же «я», думающий, что все косят именно под него. — Вы измождены и испытываете повышенную чувствительность, порой Вам трудно сосредоточиться. Проверьтесь на SOS. Я старательно игнорировал это сообщение, высвечивающееся на протяжении нескольких дней и не хотел идти сдавать кровь. Возможно ли это посчитать отвержением того факта, что это может быть начало заражения и я могу обрести чувства? Влюблюсь, чтобы потом погибнуть, как это сделали многие, или впаду в депрессию, осознав, что пропустил слишком многое в жизни без эмоций? — Отклонившись еще на сорок три градуса от орбиты, ракета начнет свое ста десятиминутное снижение сквозь атмосферу… — программа начала свою работу вновь, но я направился вниз по коридору, чтобы пойти в студию и доделать нужную мне картину. Осознание нашей жизни произошло мгновенно — следовало мне открыть картину вновь и вглядеться в измученные болью и испытаниями судьбы лица людей, которые, в отличии от нас, живут в бедности и несчастье на полуострове, я понял, как заблуждался в своих домыслах и всем, о чем думал с начала работы в ATMOSе. Мы равные или роботы, которые пытаются быть похожими на людей? День за днем выполняем одну и ту же работу, чтобы показать, что наше существование не бессмысленно, но все равно каждый раз показываем обратное. Когда я вижу, как в Дыру отправляют тех, кто обрел чувства, то понимаю, что мы не Равные, а люди, которые пытаются сбежать от собственных слабостей.〜☆
Люди создают собственные идеалы в виде «человека, который может все». Из человеческого стада мы превратились в человеческое общество, обладая своими страхами быть убитым и желанием убивать. На кого мы были похожи тогда? Волков в овечьей шкуре или актеров в масках? Сегодняшнее поколение можно назвать идеалом, к которому мы стремились долго, но не доходили, пропадая в зыбучих песках бесконечно долгого «мы ищем». Открыл бы Колумб Америку, если бы знал, что спустя десятки столетий весь мир пропадет из-за войны? Тысячи «наверное» перемешиваются в одну массу в голове и не дают работать. Наш мир был совершенно иным, и многие путаются, что же на самом деле было важно для нас тогда и сейчас — выжить или обрести любовь, из-за которой можно бороться против запретов и законов?〜☆
— Вы измождены и испытываете повышенную чувствительность, порой Вам трудно сосредоточиться. Проверьтесь на SOS у Вашего доктора. Болотные оттенки грусти и смешанный серый, показывающий усталость — настоящая жизнь на полуострове. Разрушенные дома, в которых таятся трясущиеся от страха и попытки выжить среди аномальной зоны люди, ямы, куда сваливают умерших от голода или холода. У них нет семей, возлюбленных, но есть эмоции, которые они так долго хотели обрести, живя в Коллективе. Разбивали костяшки в кровь, сдирали кожу до мяса, но не могли сломать прочную прозрачную стену и достучаться до нас, что эмоции — это нормально. Это то, что мы потеряли, и то, что дали нам когда-то давно. Туман, круживший над их головами, был завесой неизвестного — каждый день был неожиданным и никто не знал, что следует после пробуждения или долгого сна. Потому что многие из них каждое утро не просыпались, а бежали подальше от жизни в объятия вечного покоя Смерти. Ведь это считается нормой для людей, потерявших рассудок? В тощих бледных руках было зажато перо, и пару неосторожных штрихов грязно-зеленым (это цвет их надежд) полностью дополняют одинокий фонарный столб, поросший мхом и длинными косами дикой листвы, плотно окутавшей стройную трубу. Вдали виднеется костер — возле него среди разрушенного прошлого сидят выжившие, спасаясь от ледяного ветра и настоящего. На их плечах тонкие покрывала, которыми они пытаются согреться, а лиц не видно из-за бликов огня и темноты, которая окружает их и днем, и ночью. Наверняка люди там потеряли счет — сереющие от дыма костров и постоянной аномальной погоды спиралью туч скрывают солнечные блики, а угроза, нависшая над ними, усложняет ситуацию. Нет ни тени улыбки на их лицах, потому что все силы потрачены на выживание, и пытаться сделать вид, что все нормально теперь уже не получается. — Это «Экарос-12», покидающий орбиту Земли по завершению миссии, — все их глаза пустые и безжизненные, и лишь один цвет играет в них вместо тысячи оттенков, о которых писали когда-то писатели. — Кто писал текст для этого фильма? От королевского синего, который смешивается с темной бирюзой, до персикового, и белоснежные капли звезд, раскиданные по галактике, среди которых есть металлическое сердце нашего мира. Небольшая желтая планета — вот, во что превратилась наша Земля, окутанная серым сигаретным дымом безысходности. Сердцевина на путь к восстановлению — наш Коллектив. — Я писал. У него был высокий безэмоциональный голос с легкой, отдающей в стены сознания хрипотцой. Похожий на мед с ванильным мороженым — сладко-холодящий привкус неизведанной загадки. Луи. Луи, который пишет длинные тексты, не отрываясь от экрана, и иногда кажется, что ему это приносит удовольствие, пока не видишь безжизненный, проводящий холод по позвоночнику взгляд. Луи, который живет и узнает мир с помощью своей работы и не бывает недоволен этим. Луи, который работает на первом ряду за вторым экраном и всегда стоит ко мне спиной. Тот, кто не пытается влиться в разговор и тот, кто чаще всего ведет спор по поводу жизни. — Все ли правильно изображено, Луи? Отголоски имени ударяются о стену и рассыпаются надеждами. Три буквы заветного и яркого «л-у-и», до которых я не могу дотянутся. — Да, — он слегка кивает головой. Говорит громко, важно и уверенно, словно на своей волне. Как и все здесь. — Только атомные двигатели должны быть цилиндрические или треугольные.ㅤ — ㅤㅤnever meant to fall for you
Наша жизнь, вероятно, игра. Лабиринт, в котором следует день за днем искать правильный подход и поворот, чтобы найти разгадку, к которой мы стремимся, стирая пятки в кровь. Оставляем кровавые следы для других гениев человечества, которые смотрят не только на ясное голубеющее в полдень небо, но и под ноги, чтобы увидеть расцветающие цветы посреди зимней пурги. Во время обеда есть лишь слухи. То, о чем всем привычно разговаривать — недавние события вскружили голову каждому, и незнающему следует объяснить все в подробностях, словно великая тайна открылась каждому из нас. Но это лишь пустые разговоры, не наполненные настоящей жизнью. — Айрис вернулась с оплодотворения, — каждый из нас может навострить уши, чтобы потешить свое интересующееся «что там, за пределами рамок постоянного я». Повернутые в сторону рассказчика головы с каждой минутой увеличивались, но парень молчал, словно выжидал, когда присоединится весь Коллектив. Кто-то подтвердил, что она приехала еще вчера, а кто-то просто молчал, ожидая, кого же она родила. — Родила дефекта. Нет разговоров о прекрасном будущем без рутинной работы, когда общество снова сделает большой шаг в сторону идеальной жизни. Нет разговоров о сломанных судьбах и о том, что бы было без войны — все думают, что жизнь, которой они живут сейчас, лучше. Никто не может понять, что однажды их идеальный план идеального общества рухнет. На маске расползутся трещины, на газа навернутся слезы. Это будет конечный этап незаконченного черновика, где люди — роботы с сердцем вместо шестеренок. Кто-то помнит, как было до нас. Помнит, что на каждом углу шептали «я боюсь» или «я рад». Боялись сдавать тесты, боялись опозориться, радовались рождеству. Человек искал для себя увлечения, чтобы скоротать время, и находил его в компьютерных играх или звучном смехе друзей на улице. Это была настоящая жизнь.Это была жизнь, из которой не пытались сделать шаблонное будущее без эмоций.
О подобном — о прошлом, об эмоциях и о том, как на самом деле безвкусны салаты — не поговоришь с Марком, который сидит по соседству, или с Карой, которая внимательно слушает рассказ Луи о его новом отчете. Луи. Луи, который не останавливается и не запинается, когда читает свои лекции; Луи, который не бродит взглядом по сидящим за столом, а утыкается только в свою еду или смотрит в глаза говорящего; Луи, который никогда не будет ничего чувствовать, потому что мы — Равные, а Равные не чувствуют ничего.Тогда почему мои глаза слезятся?
Белоснежные столы. Если опустить голову, то можно заметить, что твое лицо отражается в гладкой поверхности. Там же и ярко отражаются фонари, блики солнца, видны мирно плывущие по небу облака. А как там, за территорией ATMOSa? Там небо такое же голубое, на поверхности стола отражается весь мир и ты, а за тобой тысячи людей мирно беседуют о сегодняшних событиях? У людей была привычка вспоминать прошлое и вздыхать о плохом будущем. Они рассказывали истории из своего детства, говорили, как было лучше когда-то, а потом разочарованно говорили свои предположения о будущем — будет хуже общество, будет меньше работников, кризис. На деле же наше будущее стало разрушенной планетой и небольшим куском цивилизации, где едят безвкусные салаты и носят черные очки, ожидая, что избавятся от чувств. Люди в ATMOSе боятся Дыры — они не хотят чувствовать боль или наслаждение, не думают об эмоциях как о чем-то великолепном. Те, кто обретают чувства и не могут назвать себя роботами ревут от досады в подушки, желая, чтобы кошмар прекратился — это больно, когда тебя окружают люди без эмоций и не думают о том, что тебе может быть плохо. Ты надеваешь очки, принимаешь таблетки, сидишь, сгорбившись над работой, и желаешь, чтобы все это пропало (что — все?). Наверное, люди, которые не попали в этот кокон, давно обсуждают свое будущее. Неважно, плохое оно или хорошее, лучше думать о том, что будет завтра, чем о том, что происходит сейчас. Вероятно, они веселятся, находят компании или влюбляются, живут. Ходят по разрушенным зданиям, восхищенно рассматривают руины ранее шикарных многомиллионных городов. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско — все это теперь на их ладонях. Нет законов или запретов. Свобода, словно в джунглях. И иногда думается, что дышать на свободе легче, чем смотреть на свое отражение.