Застряли!
31 октября 2016 г. в 20:26
Жарко. Очень жарко…
Ожидая лифт, Гермиона не могла нарадоваться прохладному дуновению свежего ветерка, который, отражаясь от каменных стен, гулял по Министерству Магии. Рассеянно обмахиваясь тонкой стопкой бумаг, она гипнотизировала взглядом индикатор с цифрами. Документы следовало как можно скорее доставить в Отдел по Связям с Магглами.
Наконец, двери открылись, и она шагнула в кабинку, не поднимая головы и ни на кого особенно не глядя. Лишь краем глаза отметила грозную фигуру незнакомой ведьмы, неохотно уступившей место вошедшим. Створки с грохотом захлопнулись, и лифт стремительно сорвался с места.
Почти моментально он остановился на следующем этаже, выпуская двоих, включая недружелюбную ведьму, и забирая нового пассажира. Гермиона глубоко втянула воздух носом, отчаянно желая, чтобы лифт поскорее двинулся дальше. Словно по её желанию кабинка поскакала выше, но не прошло и десяти секунд, как снова затормозила.
«Твою ж мать! Давай уже, поторопись!»
Министерский работник вышел на нужном ему уровне, а освободившееся место занял высокий статный волшебник в чёрной мантии. Бросив в его сторону быстрый взгляд, Гермиона тут же отвела глаза в сторону, инстинктивно скрестив руки на груди.
Это был Люциус Малфой.
Он занял место в противоположном углу и осмотрелся, отмечая, с кем предстоит разделить «путешествие». Его плечи распрямились, прибавив ещё несколько дюймов немалого роста, а из груди вырвался едва различимый выдох неодобрения. Гермиона не удержалась от усмешки. Обычно она снисходительно относилась к случайным встречам с Малфоем, который сумел добиться оправдания по всем статьям после окончания Войны. Не сказать, чтобы она была счастлива подобному стечению обстоятельств, но им редко приходилось проводить время в обществе друг друга. Потому раздражение вполне легко контролировалось минимальным усилием воли.
Ещё один пассажир, значительно меньшего роста, а потому почти незаметный, сухо откашлялся, напоминая, что не мешало бы нажать на кнопку закрытия дверей. Лифт в очередной раз сорвался с места и остановился, благополучно доставив коротышку к одному из бесчисленных холлов. На этот раз никто не зашёл, и створки почти сразу же сомкнулись с оглушительным грохотом.
Гермиона и Люциус Малфой остались наедине.
Оба упорно хранили молчание, в душе отчаянно желая, чтобы громыхающая кабинка как можно скорее остановилась уже на их этаже. Малфой стоял так далеко от Гермионы, насколько то позволяли небольшие габариты лифта, и неотрывно следил за мигающими на индикаторе цифрами. Гермиона решила, что он испытывает определённые неудобства из-за необходимости терпеть присутствие грязнокровки в своём обществе и мысленно проклинает всё на свете, включая её саму.
В маленькой душной коробочке не ощущалось и намёка на ветерок. Движение тяжелого, пропитанного влагой воздуха словно застыло, каждый вздох давался с трудом. И всё же нос улавливал насыщенный и довольно приятный мужской аромат. Гермиона не удержалась и покосилась в сторону Малфоя, удивляясь, что, несмотря на летнюю жару, тот по-прежнему одет в плотную чёрную мантию.
«Как же ему должно быть сейчас жарко! С ума сойти…»
Она неодобрительно качнула головой, уже не в первый раз мысленно возмущаясь тщеславию и непомерной гордости Люциуса Малфоя. Сама Гермиона мучилась даже в довольно тонком летнем платьице. Ткань плотно облегала фигуру и стягивала талию — невыносимое ощущение в столь жаркую погоду.
В оглушающем молчании лифт вдруг задрожал, дёрнулся и замер.
Гермиона облегчённо выдохнула, едва ли не притопывая от нетерпения, ожидая, когда дверцы разъедутся в стороны, освобождая обоих пассажиров от неприятного соседства, однако секунды тянулись, но ничего не происходило.
Она подняла глаза вверх и с удивлением отметила, как индикатор непрерывно то вспыхивает, то гаснет, а цифры быстро-быстро сменяют одна другую. Сдвинув в замешательстве брови, она медленно осознавала чудовищную причину задержки — они застряли.
Малфой едва заметно пошевелился, и Гермиона услышала, как он резко втянул носом воздух, а затем сдавленно прочистил горло.
— Чёрт! — внезапно вырвалось у неё.
На что Малфой наконец, повернув голову, соизволил взглянуть в её сторону. Аристократичные черты лица исказились в нескрываемом презрении. С тем же холодным безразличием он отвернулся и подошёл к панели управления сбоку от двери, нажимая на первый попавшийся этаж — сначала осторожно, а затем с нарастающим раздражением, потому как ничего не происходило. Там же находилась аварийная кнопка. Малфой ткнул пальцем и в неё — опять ничего. Обоим показалось, будто кто-то разом отсёк всё, что соединяло этот проклятый лифт с внешним миром.
Изящным, едва уловимым движением Люциус извлёк волшебную палочку — Гермиона вдруг поймала себя на том, что странным образом восхитилась грациозным жестом — и взмахнул ею перед собой, произнося несколько отпирающих заклинаний. И снова ничего.
Подавив глубокий вздох, она достала собственную.
— Позвольте мне.
Испробовав все возможные заклинания, какие только сумела вспомнить — лишь бы этот чёртов лифт снова тронулся с места, Гермиона взорвалась, потеряв самообладание:
— О, Боже! Прекрасно! Невероятное везение — застрять в лифте с Люциусом Малфоем! Разве мог этот день стать ещё хуже?
Ей было глубоко безразлично, что подумает Малфой, который до сих умудрялся не замечать её присутствия. Так почему же она должна интересоваться его мнением, каким бы оно ни было?
Однако Люциус повернулся к ней со смесью раздражения и досады на лице.
— Вы думаете, я испытываю наслаждение, оказавшись в столь затруднительном положении в компании буйной неуравновешенной грязнокровки?
Она ответила громким сопением, едва удерживаясь от новой вспышки гнева, и, резко отступив назад, врезалась спиной в противоположную стену, жалея, что не может просто просочиться сквозь неё.
В кабинке повисла тишина.
Шли минуты, и в замкнутом пространстве становилось все жарче и жарче. Гермиона нерешительно посмотрела на Малфоя. Тот по-прежнему стоял неподвижно в своей плотной мантии и не отводил глаз от мелькавших на индикаторе цифр, будто один его взгляд мог заставить двигаться это проклятое устройство.
— Разве вам не жарко? — дерзко, с долей враждебности в голосе, спросила она.
Малфой проигнорировал вопрос, и Гермиона уставилась на него в упор, не стесняясь внимательно скользнуть взглядом по высокой сильной фигуре. Лицо Малфоя казалось бледным, без единого намёка на румянец, но, приглядевшись внимательней, она заметила едва различимый блеск на высоком лбу, что могло отражать определённые физические неудобства, которые Люциус Малфой испытывал в данный момент. Не зная, чем бы себя занять, Гермиона принялась рассматривать его еще внимательней. Года будто вовсе не тронули скульптурные черты лица; глаза насыщенного стального оттенка, очень яркие и выразительные, уставились прямо перед собой. Её взгляд опустился чуть ниже, останавливаясь на линиях рта: его тёмно-розовые сухие губы выглядели не пухлыми, но и не слишком тонкими. Уголки рта, как и следовало ожидать, опущены вниз.
Закончив изучать своего спутника, Гермиона пришла к выводу, что Люциус Малфой — весьма привлекательный мужчина. Разумеется, она знала это и раньше, но никогда не позволяла подобным мыслям отравлять разум.
— Что это вы на меня так уставились? — в его голосе отчётливо прозвучали ледяные нотки, хотя Люциус даже не повернулся, чтобы взглянуть на неё.
— А у меня незавидная альтернатива: смотреть на вас, Малфой, или на стену. Первое мне показалось предпочтительнее. Весьма увлекательно, знаете ли, наблюдать за выражением жуткой неловкости у вас на лице.
— Я не испытываю… неловкость, мисс.
Гермиона тихонько усмехнулась, но затем из груди вырвался отчаянный вздох.
— Технический персонал с минуты на минуту будет здесь, верно? Должен же кто-то понять, что лифт сломался. Уверена, это не займёт слишком много времени.
— Вы не хуже меня осведомлены о некомпетентности Отдела Магического Обслуживания. В Министерстве не меньше дюжины лифтов, и если один ломается, волшебники вызывают другой. Так что оставьте свой неуместный оптимизм для более подобающей ситуации.
— Ради всего святого, не говорите так! Проклятье, знала же, что лучше воспользоваться лестницей!
— Кажется, вы намерены тратить силы на бесполезные причитания, мисс Грейнджер. Не сомневаюсь, что ваше… хм… происхождение не позволяет вам вести себя иначе в подобной ситуации, но, будьте любезны, прекратите истерику. Здесь и без того достаточно тесно и душно, чтобы выслушивать ещё и ваш жалкий скулёж.
Она пропустила насмешку о своем происхождении мимо ушей, вместо этого воспользовалась возможностью накинуться на Малфоя за невольно вырвавшееся признание.
— Так и знала, что вам жарко! Почему бы вам не снять мантию, в конце концов? Вы выглядите нелепо.
Он передёрнул плечами, не желая признавать правдивость её слов.
Гермиона не оставляла пристальное наблюдение. Уголки его глаз слегка подёргивались, желваки неприятно играли на плотно сжатой челюсти. Она усмехнулась: однако, линии этого точеного лица могут быть и не такими уж утончёнными, как могло показаться на первый взгляд.
Малфой ещё немного постоял неподвижно, а затем, с едва заметным выражением отвращения и раздражения, оттого, что пришлось признать собственное поражение, сбросил со своих широких плеч мантию, словно играючи, подхватил её и, аккуратно сложенную, перекинул через руку. Под ней на Малфое оказалась надета белая рубашка и чёрный атласный жилет с тонким узором и тёмно-перламутровыми пуговицами, стягивающими ткань на мощной груди.
Гермиона с трудом сглотнула.
«Чёрт!»
Внезапно она ощутила глубоко внутри странное волнение, едва ли имеющее что-то общее с неудачным стечением обстоятельств, в которых они оказались.
Вскоре Малфой пошевелился еще раз. С поразительной плавностью он бросил мантию на пол и опустился на неё, с сомнительным удобством устраиваясь на полу у самой стены. Прислонившись к деревянной панели, Люциус вытянул длинные ноги, обтянутые идеально пошитыми чёрными брюками и обутые в начищенные чёрные ботинки.
Несколько мгновений Гермиона могла лишь молча смотреть на него, неосознанно покусывая нижнюю губу.
— Смею надеяться, вы не собираетесь и дальше так стоять, рассматривая меня с этим нелепым и смешным вожделением на личике?
Вспыхнув, она резко вскинула голову, отвечая на насмешку выразительным испепеляющим взглядом.
— Я не испытываю никакого вожделения!
— Точно так же, как я не испытываю неловкость?
Теперь он смотрел на неё с затаившейся в уголках губ улыбкой. Гермиона уже открыла рот, чтобы бурно запротестовать, но так ничего и не сказала, заметив, как его взгляд неспешно скользит по её телу снизу вверх, чуть задержавшись на едва выглядывающей в вырезе платья ложбинке между полушариями груди. Закончив свой бесцеремонный осмотр, Малфой отвернулся.
А Гермиона едва не захлебнулась вдохом влажного душного воздуха.
Она больше не могла стоять, поэтому резко сползла вниз по стене и почти упала на пол рядом с Малфоем, оказавшись гораздо ближе к нему, чем следовало бы.
Время тянулось слишком медленно, каждая минута накаляла воздух ещё сильнее, температура внутри кабинки неумолимо поднималась. Гермиона провела ладошкой по своей шее — тело стало мокрым и солёным.
— Господи, как же жарко, — пробормотала она и принялась обмахиваться бумагами.
Уловив слабое, но хоть чуточку освежающее дуновение, Люциус невольно повернулся к ней. Гермиона заметила это движение и, не отдавая отчёта в собственных действиях, легонько повернула руку так, чтобы слабая прохлада начала захватывать и его. Пришлось признать, что в данный момент нет никакого смысла лишний раз заострять внимание на давней вражде — едва ли это поможет выбраться из неприятностей.
— И что нам теперь делать? — со стоном вопросила она.
— Ждать. Рано или поздно появится кто-то из служащих. Больше мы ничего не можем сделать.
Снова молчание. Рука устала импровизировать вентилятор и упала на пол.
— А давайте сыграем в игру.
Малфой повернулся к ней с такой пренебрежительной усмешкой, что Гермиона едва удержалась от смеха.
— В игру?
— Именно. Игра — это вид деятельности, целью которой являет развлечение, препровождение досуга, что, в конечном счёте, позволяет… скоротать чёртово время! Даже грязнокровка и бывший Пожиратель Смерти могут принять в ней участие, если это поможет отвлечься!
Её голос достиг крайней точки негодования, Гермиона вообще поражалась, что ещё в состоянии себя кое-как контролировать.
Малфой бросил на нее оценивающий взгляд.
«Хм… Грязнокровка определенно не глупа и… достаточно энергична».
На самом деле Люциус оказался настолько удивлен, что даже почти не злился на ее забавное, почти детское нахальство.
— Что же… давайте попробуем.
Гермиона круто развернулась в изумлении.
— Ладно… м-м… что тогда? — в голове вдруг не осталось ни единой мысли.
«Чем, чёрт возьми, чистокровный фанатик и магглорождённая интеллектуалка, волею судьбы застрявшие в лифте, могу заняться?»
— Может, поиграем в слова?
Он устало закрыл глаза.
— Не думаю.
Действительно. Предложение казалось на редкость нелепым.
Была, правда, у нее еще одна идея — вполне подходящая и для слизеринца, и для гриффиндорки, запертых в раскалённом до предела уединении. Гермиона чуть наклонила голову в его сторону:
— «Правда или Вызов».
Малфой ответил ей взглядом слегка потемневших глаз.
— Просветите меня.
— Следует выбрать «правду» или «вызов». Если «правда» — я задаю вам вопрос, на который вы должны дать предельно честный ответ. Если «вызов» — я назначаю определённый штраф, который вы должны заплатить. Затем меняемся ролями.
Он задержал на её лице пристальный взгляд, достаточно долгий, чтобы Гермиона сумела заметить в глубине серых глаз потаённый огонь.
— Что за изощрённое воображение, мисс Грейнджер! Остаётся только удивляться, как вас не распределили на Слизерин.
— Как видите, этого не произошло. Итак, я начну. Правда.
Он снова взглянул на неё этим новым странным взглядом, улыбнувшись лишь уголками губ.
— Ну же, спрашивайте, — велела она.
— Вы когда-нибудь списывали на экзамене?
Гермиона вздохнула. Не слишком-то провокационный вопрос. Она надеялась, что Малфой придумает что-нибудь интересней. И всё же ответила:
— Нет.
Его брови цинично приподнялись в неверии.
— Что? Я не списывала. Могу вас заверить, что говорю только правду. Ваша очередь.
Люциус тяжёло вздохнул.
— Правда… раз уж я обязан.
Гермиона напряжённо размышляла. Так много всего, о чём она могла бы спросить! Так много хотела бы узнать!
— Когда вы впервые поставили под сомнение свою преданность Волдеморту?
Глаза Малфоя расширились и потрясённо уставились на неё. Гермиона стойко выдержала взгляд.
— Вы должны ответить.
Он продолжал смотреть на неё, даже не дрогнув.
— Подозреваю, вы знаете ответ.
— Может быть, но хочу услышать его от вас.
Он с трудом втянул в себя воздух, отводя взгляд в сторону и откидывая голову назад.
— В тот момент, когда его влияние начало слишком сильно распространяться на моего сына. Когда он приказал Драко совершить убийство… только ради того, чтобы наказать меня.
В первый момент Гермиона могла лишь безмолвно смотреть на Малфоя. Его искренний ответ слегка поумерил её пыл. Глаза Люциуса снова закрылись, тем не менее, он сказал:
— Ваша очередь.
Гермиона едва сумела сделать резкий вдох, чтобы продолжить: «Правда».
Дыхание Люциуса казалось очень глубоким и тяжёлым, но он говорил спокойно, растягивая слова, тихим волнующим голосом, который буквально просачивался под кожу, пробираясь до самого сердца.
— Вас когда-нибудь привлекала тёмная сторона?
Опять то же самое, тем не менее, она сумела дать смиренный безразличный ответ:
— Нет.
Люциус усмехнулся.
— Как безжизненно. Правда.
Его внезапная поспешность удивила Гермиону. Она погрузилась в тяжёлые раздумья.
— Скольких людей вы убили?
На этот раз не последовало никакой физической реакции на вопрос, но ответ прозвучал чётко и ясно:
— Не так много, как вы думаете.
— Такой вариант не подходит.
— И, тем не менее, он единственный, который вы услышите.
Она неодобрительно пропыхтела, но продолжила:
— Правда.
Малфой ненадолго задумался, прежде чем его тягучий голос снова добрался до её ушей:
— Случалось ли вам испытывать похоть к человеку, к которому не следовало?
Она снова резко повернулась в его сторону. Её поразил не столько вопрос, как та манера, в которой он был задан. Похоть. Столь библейское и, тем не менее, ёмкое определение. Гермиона почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Вы не можете задавать мне подобные вопросы!
— Правду, мисс Грейнджер.
Гермиона раздражённо подскочила на ноги, её ноздри раздувались в праведном негодовании.
— Да!
Он поднял взгляд на неё из своего полулежащего положения:
— К кому?
— Это уже второй вопрос! Я не стану отвечать.
Малфой поднялся, выпрямившись во весь рост, и приблизился к ней пугающе близко.
— К кому? В самом деле, вы обязаны ответить мне более подробно, или вы полагаете, что меня удовлетворит ваше гневное «да»?
— Вы тоже не вдавались в подробности, отвечая на мой последний вопрос.
Его ухмылка стала чуть более явной, а брови приподнялись в изумлении.
Гермиона снова попыталась испепелить его взглядом, скрестила руки на груди, но чувство честной игры взяло верх, и потому ответила — быстро, в спешке глотая слова:
— Я была немного влюблена в Сириуса Блэка… а когда стала чуть старше… в профессора Снейпа.
Она не смела поднять глаза.
Его губы сложились в презрительную усмешку.
— Северус? Это действительно любопытно. Надо же, мисс Грейнджер… может, кто-то ещё?
Затаив дыхание, Гермиона молчала. Теперь она чувствовала его запах ещё сильнее, чем прежде. Его тело вдруг оказалось слишком близко. Реальное. Манящее. Она едва не схватилась за него, чтобы справиться с сильнейшим головокружением, от которого ноги почти подкашивались.
— Кто-то ещё? — с нажимом повторил Люциус.
Гермиона посмотрела ему в лицо, но не осмелилась произнести ответ вслух. Внутренности внезапно скрутило в тугую пружину острым, почти сумасшедшим желанием. Она даже не была уверена, что сумеет противостоять нахлынувшему чувству. Хотела ли она сопротивляться? Должна ли? Её глаза медленно опустились ниже, изучая рельефный мужской силуэт, а затем снова встретились с его взглядом. Малфой опять ухмыльнулся, прежде чем заговорить:
— Плата.
Голос Гермионы прозвучал низко, словно отражение его собственного.
— Вы должны снять жилет… закатать рукава и… расстегнуть рубашку. В конце концов… здесь очень, очень жарко.
— Вы назвали три вещи, мисс Грейнджер.
Она пожала плечами, поясняя:
— Я ответила на два вопроса вместо одного.
Глаза Малфоя отметили каждую деталь её изменившегося лица, и едва заметная улыбка тронула тонкие губы. Проходила секунда за секундой, но он по-прежнему не шевелился.
Она смотрела на него.
Он смотрел на неё.
А затем, всё ещё не отрывая взгляда, его руки потянулись к пуговицам, медленно расстегивая их. Она наблюдала, как он стягивает с плеч жилет и небрежно бросает его поверх мантии. Затем его рука коснулась манжет, пальцы освободили узкие петельки от перламутровых пуговиц, которые составляли пару таким же на его шёлковом жилете. Люциус закатал рукава до локтей. Гермиона зачарованно смотрела на тронутые лёгким загаром предплечья, чётко очерченные мускулы под волосками, которые были чуть темнее, чем на голове.
Он остановился.
— И остальное.
Ещё какое-то мгновение Малфой противостоял ей. Но затем его пальцы потянулись к рубашке, расстегнули верхнюю пуговицу, затем следующую, продолжая освобождать одну за другой; он вытянул аккуратно заправленный низ, оставив его свободно свисать поверх брюк.
Гермиона не сдержалась, резко втянув в себя воздух, и сглотнула. Торс Малфоя оказался рельефным и крепким; темная тень падала на середину грудной клетки; плоский живот чётко очерчен выпирающими линиями, не так, как весь его благородный плавный внешний вид; этого уже было достаточно, чтобы ей захотелось протянуть руку и дотронуться до линий его пресса.
— Кажется, вы начали наслаждаться этой игрой, — она взглянула на него с такой же едва заметной улыбкой на губах. — Плата.
Его взгляд стал почти мучительным.
— Я требую, чтобы вы сказали, что вы обо мне думаете.
Она ответила дерзким взглядом.
— Я ненавижу всё, что вы олицетворяете. Ненавижу вашу предвзятость, предрассудки, ваше пренебрежение, ваше нежелание отступить от глупых умозаключений, продиктованных вам вашими узколобыми предками. Я разочарована, что за годы войны ваши взгляды ничуть не изменились. И почувствовала отвращение, когда вы вошли в лифт, просто надеялась, что не придётся терпеть ваше присутствие слишком долго. Но теперь, когда мы оказались в этой ситуации… — она сделала шаг ближе, — я нахожу вашу компанию... почти приятной.
Люциус глубоко дышал, глаза то и дело опускались к аппетитным округлостям её груди, возвращались к лицу, задерживаясь на губах. А затем снова заговорил, низко и хрипло:
— Плата.
Гермиона не колебалась ни секунды. Сделав шаг в его сторону, остановилась ровно на таком расстоянии, чтобы ни единая частичка их тел не соприкасалась.
— Вы должны поцеловать меня.
Его взгляд словно хлестнул по лицу.
Вот она, стоит перед ним: грязнокровка, женщина, которую он — Люциус свято верил в это — ненавидит. Стоит совсем рядом — поразительно нахальная, дерзкая. И он испытывает отчаянное желание, чувствуя, как пах медленно утопает в похоти.
Грязнокровка.
Поцелуй.
Он наклонился вперёд. Её губы так близко! Пухлые, тёмные и влекущие. Люциус коснулся их ртом, отгоняя ничтожные сомнения прочь.
И Гермиона открылась ему, тут же взметнув вверх руки и теряясь в его волосах. Его язык неистово искал её собственный, проникая в сладкий рот глубже и глубже, и наконец они встретились — сплелись в диком танце, в жаркой борьбе, тесно прижимаясь друг к другу. Его зубы сомкнулись на мягких губах, и Люциус даже слегка ощутил вкус её крови.
Гермиона отчаянно прижимала его к себе, не желая отпускать ни на миг. Их рты не отрывались друг от друга, а дыхание стало глубоким и прерывистым. Но вот руки скользнули ниже, и, наконец, она коснулась этого невероятного мужского тела, горячего и податливого под её пальцами. Изнемогая от лихорадочного желания, она стянула с его плеч рубашку и тут же склонилась к груди, принявшись с наслаждением лизать темный сосок, пока тот не напрягся и не затвердел. Почувствовав это, Гермиона тут же с силой втянула его в рот, умело запорхав по напряженной плоти языком.
Люциус шумно вдохнул, одной рукой прижимая женскую головку к груди, а второй пытаясь избавить Гермиону от одежды. Почувствовав на себе неловкие нетерпеливые пальцы, она отстранилась, позволяя стащить с себя платье. И оно упало на пол, освобождая крепкую красивую грудь, прикрытую тёмно-синим атласом, тем же, из которого были пошиты и её крошечные трусики.
На какое-то мгновение Люциус замер, так хотелось ему впитать в себя увиденное и сполна насладиться им, но вожделение завладело всем его существом с еще большей силой, заставляя торопиться, заставляя раздеть эту чертову куклу как можно скорее. Полностью! Еще минута и Гермиона уже стояла перед ним совершенно обнажённая, пытаясь снова вернуться к изучению его мускулистой груди.
— Ну уж нет, грязнокровная шалунья! Теперь моя очередь.
Он крепко обхватил её за талию, притягивая к себе, и впился в маленький напряженный сосок, втягивая его ртом так сильно, что из груди Гермионы вырвался крик изумления. Ощущая на себе его язык и зубы, ей казалось, что поцелуи и прикосновения Малфоя заставляют таять. Таять и растворяться в каком-то сладостном мучительном безумии. Гермиона почувствовала, как стала удивительно мокрой, истекая от страшного животного желания, от которого тело била сладкая дрожь, а разум застилал туман.
Но вот его пальцы скользнули между её ног, лёгко касаясь самого сокровенного, но, увы, вовсе не там, где она так ждала прикосновений. Она обиженно всхлипнула, а когда зубы его сомкнулись на соске, и пальцы, наконец, добрались до клитора, гортанно застонала. Но не боль прозвучала в этом стоне, лишь наслаждение и безумный жар желания.
И телом, и разумом Гермиона жаждала большего. Дрожащими пальцами она нашла ремень и начала судорожно, торопливо расстегивать его. Люциус на мгновение отпустил её, помогая справиться с одеждой. Никогда ещё в своей жизни он не желал женщину так отчаянно, так сильно. Теперь уже на их телах крупными каплями блестел пот, и влажный раскалённый воздух распалял желание еще сильнее.
Наконец, он избавился от брюк, высвобождая огромный, напряженный член. У Гермионы вырвался короткий восхищенный возглас. Явно довольная тем, что увидела, она прильнула к груди Люциуса, и рука сжалась вокруг твёрдой плоти.
Малфой снова склонился к её губам, врываясь в рот языком, когда ощутил, как Гермиона медленно закружила большим пальцем по головке члена. Она увлажнила смазкой собственную руку, чтобы та могла скользить по напряженной плоти как можно мягче и легче. И Люциус поразился той откровенной жадности, с которой эта сексуальная ведьмочка касалась его. Её ласки казались ему волшебными.
Но очень скоро у него уже не осталось сил ждать и, грубо схватив Гермиону за руки, Люциус с силой прижал их к стене, впиваясь в её шею поцелуем. Ненасытно. Безжалостно. Даже чуть жестоко. И глухой шепот обжег нежную женскую кожу:
— Как же я хочу тебя… хочу тебя, грязнокровка… хочу оказаться внутри тебя, ну же, откройся для меня, дай мне войти…
Гермиона едва разбирала его хрипловатые, почти бессвязные слова, которые он бормотал, продолжая прижиматься к горячей и влажной шее губами. Люциус коленом раздвинул ей ноги, и волшебнице пришлось приподняться на носочки и закинуть одну из них ему на бедро. Голова кружилась, Гермионе казалось, что она проваливается в какой-то густой туман. И туман этот обжигает все её существо, заставляя плавиться от желания, такого сильного, что хочется кричать. Она и сама ужасно хотела, чтобы Малфой наконец-то оказался внутри, чтобы заполнил её, чтобы начал двигаться, подводя к самому краю все ближе и ближе, все быстрее и быстрее.
Гермиона впилась пальцами в его плечи, невольно царапая ногтями кожу, и Люциус зашипел, почувствовав, как мошонка нетерпеливо пульсирует. Обхватив ладонью тонкую женскую шею, он чуть сжал её, обжёг Гермиону взглядом и вошёл одним мощным глубоким толчком.
С трудом дыша и словно бы захлебываясь каждым новым глотком воздуха, Гермиона оказалась настолько опьяненной ощущениями, настолько переполненной ими, что едва не теряла сознание. Член Малфоя был не только большим, нет. Его проникновение порождало странное ощущение какой-то завершенности, никогда не испытанной прежде.
На пару мгновений Гермиона прикрыла глаза, откровенно наслаждаясь моментом, но потом открыла их и пристально уставилась на Люциуса. Его лицо показалось ей странно сосредоточенным, даже нахмуренным: и было отчего. Малфой и сам не мог прийти в себя от того, насколько тугой, тесной, жаркой и влажной оказалась эта ненавистная прежде грязнокровка — сейчас он не мог понять, как жил без этого тела до сегодняшнего дня.
— Проклятье! — не выдержала Гермиона, слова вырвались у нее с тяжёлым вздохом. — Возьми меня, возьми же скорее! Хочу почувствовать, как ты двигаешься, Малфой. Чёрт, да сделай же это!
Люциус чуть отстранился и, когда она опять приподнялась на носочки, глубоким жёстким толчком погрузился в неё снова. Они принялись размеренно двигаться навстречу друг другу. Гермиона уже запрокинула голову в блаженном экстазе, и, увидев это, Малфой глухо застонал, проникнул между телами пальцами и нашел её клитор, принявшись безжалостно кружить по нему. И непрерывные стоны, вырывавшиеся из горла грязнокровки, казались ему прекраснейшей музыкой, никогда не слышанной ранее.
Что греха таить, её тело, её плоть стали сегодня самым огромным и самым порочным откровением. Эта грязнокровная развратница, эта молоденькая стервочка, олицетворявшая собой всё, что он ненавидел, дарила ему такое удовольствие, о котором он не мог и помыслить.
Продолжая стремительно двигаться в Гермионе, Люциус ощутил, как тоненькие пальчики с силой сжались на его плечах, и увидел, как глаза её широко распахнулись. Она кончала! Сильнейший оргазм накатывал на неё огромными волнами, заставляя мышцы влагалища судорожно сжиматься вокруг его члена. Еще совсем чуть-чуть и Гермиона забилась в сладкой агонии, и крик её эхом отразился от стенок кабины. Люциусу понадобилось лишь несколько глубоких и быстрых толчков, чтобы тоже взорваться внутри неё с глубоким гортанным стоном.
Не в силах удерживаться на подкашивающихся ногах, они, еще слитые воедино, сползли на пол, продолжая тесно прижиматься один к другому горячими влажными от жары и удовольствия телами.
Наконец Малфой выскользнул из неё, и оба, усевшись на полу, тяжело откинулись к стенке. Дыхание их постепенно замедлялось.
Гермиона поймала его взгляд, и с губ слетело одно единственное слово:
— Хорошо.
Это была констатация факта.
— Хорошо, — согласно отозвался Люциус в перерыве между глубокими вдохами.
— Я должна кое-что добавить к своему ответу о том, что я думаю о тебе.
— И что же?
— Я уже довольно давно мечтала, чтобы ты меня трахнул.
Он усмехнулся.
Какое-то время они сидели молча, восстанавливая дыхание, и Гермиона поймала себя на мысли, что больше уже не ждет скорейшей починки лифта. Точнее, почти совсем не ждет. После мощнейшего головокружительного оргазма прошло несколько минут, она понемногу начала приходить в себя, и Люциус, как ей показалось, тоже.
Переместившись на колени, она встала прямо перед ним, положила ладошки ему на ноги и настойчиво нажала, пытаясь распрямить их. Потом посмотрела вниз на его обмякший член и увидела, как тот на ее глазах дернулся, медленно, но настойчиво возвращаясь к жизни.
— Что, мало показалось, мисс Грейнджер?
— Мне всегда мало, мистер Малфой.
Наклонившись, она вобрала член в рот, начала неспешно ласкать его языком и уже скоро добилась желаемого — мужская плоть снова стала твёрдой. Гермиона же упивалась вкусом и тем, как она, эта самая плоть, еще минуту назад безжизненная, наливается силой, набухает, утолщается.
Она лизала, сосала, втягивала член глубоко в себя, одновременно сминая руками мошонку. И от этого действа лицо Малфоя исказилось в гримасе откровенного восхищения, которое он не мог скрыть. Усилием воли Люциус сдержал стон наслаждения, чуть не сорвавшийся с губ — ему не хотелось показывать грязнокровке, насколько же она великолепна. Но руки, непослушные руки сами опустились на её голову, и он даже не заметил, как пальцы запутались в каштановых кудряшках, почти с любовью поглаживая их, направляя и мягко контролируя всё, что она делала с ним сейчас.
Гермиона не помнила, когда последний раз так наслаждалась вкусом мужского члена. Несмотря на огромный размер, он погружался в её рот так глубоко, как только она могла принять, ей безумно нравился его вкус, чувство гладкой толстой плоти под языком. Её рука скользнула ниже по основанию члена, и собственная слюна стекла вниз, чтобы движения стали более гладкими и плавными.
— Вот так, да, ведьмочка… чёрт, почему же я не трахнул тебя раньше?
Его самонадеянная заносчивость и высокомерие вынудили легонько сжать зубы, и Малфой вздрогнул, сильно сжав её волосы в пальцах. Но Гермиона даже не заметила этого. Она упивалась его вкусом столь самозабвенно и страстно, что сдерживаться дольше Люциус уже не смог.
Прижав её голову к себе, он всё-таки застонал и взорвался, изливая густую и мощную струю семени, так сильно, что оно ударялось в стенки её горла.
Подождав, когда он затихнет, Гермиона медленно отстранилась и приподнялась, чтобы взглянуть ему в глаза.
Малфой ответил тяжёлым взглядом, полным блаженства. Он не отрывал от неё затуманенных глаз, с любопытством наблюдая, как рот этой женщины оказался заполненным его чистокровным семенем.
Гермиона выдержала его взгляд и сделала глубокий глоток. Люциус довольно ухмыльнулся.
— Что, не могла дождаться, чтобы попробовать меня на вкус, грязнокровка?
Обжегший щёку хлопок пощечины раздался ещё до того, как он договорил фразу.
Боль от удара и потрясение поначалу не позволили Люциусу полностью осознать, что же произошло. Но затем он вдруг неожиданно оказался на ней, сверху, безжалостно прижимая своим телом к полу и разводя её ноги в сторону. Гермиона гневно взглянула на него: глаза Малфоя полыхали огнём, светлые волосы падали на лицо.
А затем, выражая в тяжёлом вздохе всё, что думает о ней, он сделал единственное, что должен был сделать сейчас.
Быстро опустившись вниз, он с силой надавил на её бёдра, заставляя их раскрыться, и впился ртом во влажную плоть.
— Да! О, боже, да! Не останавливайся, Малфой! Господи, до чего же ты, чистокровный мерзавец, всё-таки хорош. Чёртовски хорош!
Люциус ласкал её жадно, почти жестоко, погружая язык так глубоко, как только мог. Он с силой всасывал клитор, иногда чуть прикусывая его и этим вырывая у Гермионы стоны острого, почти мучительного наслаждения.
Она инстинктивно двигала бедрами навстречу, потому что разум оказался затуманенным окончательно. Неожиданно Люциус ввел во влагалище пару пальцев, с ходу отыскав идеальный темп движений и начав ласкать самые чувствительные точки внутри неё. Застонав, Гермиона выгнулась дугой, но Малфой с силой прижал её к полу снова. А потом... смочив слюной еще один палец, он вдруг внезапно проник в анус (туда, куда еще никто и никогда не проникал!), и медленно двигая им, поднял глаза, чтобы посмотреть на её реакцию.
— О, чёрт! Что это? Ты… засунул свой палец мне в… О, боже… И мне… мне нравится это, Малфой!
Люциус довольно усмехнулся и снова прижался губами к дрожащей плоти, вырывая из её груди ещё один несвязный стон, прежде чем протолкнуть и второй палец. На этот раз Гермиона взвизгнула — он знал, как больно ужалила её эта ласка.
Однако боль утихла, и на её место пришло ощущение чудесной глубочайшей наполненности и желание разрядки. Гермиона толкалась навстречу его руке и его рту, нетерпеливо ожидая, когда оргазм снова накроет её с головой.
Ощущая эту вседозволенность, Малфой буквально пожирал её тело, ближе и ближе подводя его к порогу восхитительного блаженства, которое наступило уже скоро. Гермиона кончала долго и громко. Снова и снова.
И только после того, как она перестала вздрагивать, он отстранился, возвращаясь к прежнему месту у стены. Еле двигаясь, Гермиона подползла к нему и устроилась рядом.
— Правда, — с тяжёлым вздохом выговорил Люциус.
— Что ты на самом деле думаешь обо мне?
— Я думаю, что у меня за всю жизнь не было такого вкусного траха, как с тобой…
И вдруг! Лифт дёрнулся, пошатнулся и быстро рванулся вверх.
Гермиона и Люциус взглянули друг на друга, и губы их скривились в улыбках весёлой паники. Никогда ещё два человека не одевались так быстро. Она ловко нырнула во взлетевшее в воздух платье, его пальцы поспешно порхали над рубашкой, торопливо застёгивая тугие пуговицы. Вот уже брюки мгновенно обтянули сильные ноги. Одевшись, Гермиона приблизилась, чтобы помочь.
— Чёрт! Быстрей же, женщина!
Она хихикнула, продевая мелкие пуговицы в узкие петельки на его манжетах, пока он управлялся с ремнём. Когда двери лифта открылись, глава Отдела по Взаимодействию с Магглами обнаружил в нём Гермиону Грейнджер и Люциуса Малфоя, стоящих спинами друг к другу в противоположных концах кабины. Оба невинно улыбнулись ему, прежде чем выйти.
— Гермиона! Наконец-то! Я не мог дождаться этого отчёта.
— Прошу прощения, мистер Ормтвайт. Лифт сломался, и мы просто застряли.
— Ну надо же, снова! Так вы застряли внутри с… мм… с Малфоем, не так ли? — он повернулся и взглянул на Люциуса со смесью любопытства и неприязни.
— Именно так.
— Экая неприятность. Надеюсь, вас не очень… напрягла эта затруднительная ситуация?
— Всё в порядке, мистер Ормтвайт. Мы играли в игру.
— В игру? — он снова уставился на Малфоя, не сумев скрыть ни замешательства, ни отвращения.
— Игра, мистер Ормтвайт, — повторил Люциус, — это вид деятельности, целью которой являет развлечение, препровождение досуга, что, в конечном счёте, позволяет… скоротать чёртово время! Возможно, вам тоже следует попробовать. Я, например, открыл для себя, что это может быть… весьма познавательно.
Он повернулся к Гермионе.
— Благодарю вас, мисс Грейнджер, за то, что предложили столь увлекательное занятие. Возможно, вы могли бы научить меня и другим играм… как-нибудь, в следующий раз.
Поначалу на лице её появилась загадочная улыбка, и карие глаза слегка расширились от удовольствия, до сих пор остро и безжалостно прожигающего тело насквозь. Увидев это, Малфой едва заметно усмехнулся. Но прежде чем отвернуться, чтобы доставить пергамент по назначению, Гермиона спокойно ответила:
— С нетерпением буду ждать, мистер Малфой. Наверное, вы заметили, что я… очень люблю игры…