some crap about the furniture

Он смутно помнит, как всё началось и чем закончилось. Помнит только то, что день выдался дождливый. Разрозненные воспоминания, в которых он дожидается автобуса, стоя на краю тротуара. Вся земля залита лужами, но у него на ногах резиновые сапоги (которые он, конечно же, сменит, как только доберётся до офиса), так что не страшно. Всё отлично. Стоит, никого не трогает, руки спрятаны в карманы куртки. Накручивает на палец нитки, торчащие из шва на дне кармана. Он забыл взять с собой зонт. Чёлка вытягивается под тяжестью капель, а вода заливает глаза. Намокшие брови, какими бы густыми они не были, больше не спасают. Подняв руку, он убирает чёлку назад и промокает лицо рукавом куртки. Через несколько минут волосы снова неприятно липнут ко лбу. Он смаргивает капли с ресниц и мельком смотрит на часы. 7:13. Автобус приходит в 7:15. Если в следующие две минуты дождю вздумается усилиться, то на работу он заявится мокрым как мышь. Он очень надеется, что, в худшем случае, будет выглядеть как вымокшая насквозь собака. А может, ничто из этого не произойдёт. Думает он, когда ему с улыбкой протягивает зонт подошедший парень. Он высокий. Пальцы обхватывают ручку зонта со смесью благодарности и недоумения. Такая доброта в таком месте, как это, к такому человеку, как он, − неожиданность. Удивление проходит, и он списывает всё на жест доброй воли: долговязому гиганту явно стало его жаль. Но тот не уходит после. По какой-то причине незнакомец опускается на сиденье рядом, забравшись в салон автобуса. Свободных мест предостаточно. Он мог выбрать любое другое. — Привет! Сперва он подумывает промолчать. Но, несмотря на обстоятельства, его воспитание вынуждает проявить вежливость. Он незаметно сдвигается вправо, поближе к окну, прижимаясь плечом к холодному стеклу. — Утро доброе, − говорит он глухо в противовес низкому, но бодрому голосу парня. — Меня зовут Чанёль, – парень протягивает ему руку. Когда он видит, что на его рукопожатие отвечать не собираются (дождь испортил ему настроение, к тому же, он не шибко доверяет незнакомцам и вообще, за зонт, конечно, спасибо, но этот парень малость раздражает, а для этого ещё слишком рано, чёрт возьми), Чанёль убирает руку и смотрит мимо него в окно. — Вот это бахнуло! Ты погляди. Здание обрушилось прямо у нас на глазах! Он видит отражение его золотисто-медных волос в стекле, падающих прядями и завитушками чуть ниже бровей. Его глаза не видят клубòв пыли, взметнувшейся над обломками дома через дорогу. — Такое не каждый день увидишь. — Увидишь. Это же Нью-Йорк. Сноси старое и освобождай место новому. Всю оставшуюся дорогу он молчит. * К концу рабочего дня дождь прекращает лить, но Чанёль не прекращает его преследовать. Он проезжает лишь две остановки до дома, как замечает его в дверях автобуса. Парень вертит вокруг головой, а потом уверенно идёт к нему. Только не это. — Я из Вермонта. На остановке Чанёль выходит следом за ним. Кажется, меня действительно преследуют. — Любопытная информация. На фермера ты не похож, − говорит он, поджав губы. Говорит, потому что Чанёль его раздражает, потому что тот странный, и ему это не нравится. Его карие глаза горят и округляются, когда он увлекается чем-то. Они согревают, излучая дружелюбие, манят, и они ему тоже не нравятся, делает он вывод, нисколько. — А я и не фермер. С чего ты взял? — Всего лишь предположил. * Каким-то образом, Чанёль оказывается у него дома. Позже – в его постели. И, чёрт подери, да, после всего он называет ему своё имя. * Диван у него тёмно-синего цвета, и Кёнсу у него далеко не первый*. Он валяется на потрёпанной обивке и из-под руки наблюдает за зачастившим к нему парнем, пока тот совершает набег на его кухню. — Когда ты уйдёшь? – Голос звучит устало. Чанёль едва удерживает в руках пепси и большой пакет чипсов и на мгновение неуклюже замирает. — Что, я успел тебе надоесть, Кёнсу? Он молчит, ответ на его вопрос и без того ясен. Вместо слов он забирает открытую банку пепси и делает большой глоток. Его приторная сладость вызывает тошноту, но он её подавляет. Чанёль смотрит на него с улыбкой во весь рот. * Он с тоской смотрит в окно. По стеклу тонкой плёнкой разбегается сеть ручейков. — Почему тут всегда идёт дождь, Кёнсу? Потому что небо плачет по ним – так когда-то говорила ему мама. * Как-то вечером Чанёль слышит кошачье мяуканье снаружи и спешит на помощь бедному созданию. Закрыв глаза на свою (смерти подобную) аллергию, он делает себе затычки для носа и, явно испытывая судьбу и терпение Кёнсу, отрезает кусок от замороженного мяса и бросает его за порог. Мясо, покрытое наледью, с каменным стуком приземляется перед облезлым представителем семейства кошачьих. Чанёль оставляет дверь распахнутой, и Кёнсу, разумеется, всё замечает. С воплем он бросается спасать так и не растаявшее мясо, пугая кота. Отослав Чанёля в дом с заданием вернуть мясо туда, где ему положено быть, он чешет за ушком полосатый мех, пока животное трётся о него, обвивая хвостом ногу, выпрашивая что-нибудь более съедобное. Чанёль никогда не поможет Кёнсу, но всегда готов помочь коту, который отправит его на больничную койку. * — Раз ты не хочешь больше меня видеть, я поеду в Техас. — И ты рассчитываешь, что Техас решит все твои проблемы? — Да, чёрт возьми! Я могу переехать армадилла*, и меня не посадят за решётку. Это же совсем как в тех компьютерных играх, где можно (и нужно) сбивать всё и всех, только в реале! Чанёль выходит за порог и уходит из его жизни на блаженные два месяца. * — Кёнсу, Кёнсу, глянь! У меня по всему капоту кишки армадилла! Он возвращается. * На этот раз Чанёлю придётся уйти. Самое большее, на что Кёнсу хватает, – три недели. Его присутствие постоянно отвлекает. Долговязый гигант не вписывается в его маленькую квартирку, требует к себе внимания, делит с ним постель и отказывается спать на диване. Он бренчит на своей искалеченной гитаре нецензурно рано по утрам. Вещи насквозь пропахли сигаретами, которые Чанёль курит, а к его губам, носу и коже пристал запах его одеколона. Но без него квартира кажется странно пустой. И призраки бродят из угла в угол. Чанёль определённо/неопределённо нежелателен/желателен в его жизни. * Может, ему не хватает решимости вышвырнуть его, потому что у них хороший секс. Они оба ненасытны. Сдавленно рычат, шипят, царапают друг другу спины, сражаются в постели словно ягуары за кусок мяса. Их зубы оставляют рубцы, пальцы – синяки. Кёнсу целует его так, словно он ему нужен, Чанёль – словно хочет сделать его своим. * Он обнаруживает непрочитанное сообщение на телефоне: ты меня любишь? да/нет В тот вечер он запирает дверь, и Чанёль несколько часов мокнет под дождём, пока Кёнсу не сдаётся. * — Твою мать. Я уронил зажигалку. Из недр мусорного ведра доносится потрескивание. Через две секунды ведро охватывает пламя. Онемев, Чанёль с ужасом смотрит, как огонь перекидывается на шнурок, свисающий со стола. Пламя с пугающей скоростью скользит по нему вверх, облизывая оранжевыми язычками. Следующий на очереди – стол. Ну, тот всё равно был древним. В квартире Кёнсу вспыхивает пожар. Упомянутый владелец жилья на кухне. Он выбегает и кричит Чанёлю, чтобы тот потушил пламя, а сам хватает полотенце, чтобы сбить летящие искры. Чанёль дует на пламя. И, конечно, то разгорается сильнее. Тогда парень берётся за кружки с водой. Пожарная сирена, воющая на улице, звучит для него как музыка. * Кёнсу безостановочно кашляет и дышит с присвистом, живот скручивает в спазме от попавшего в лёгкие дыма. Чанёль выносит его из дома, дыша без малейших трудностей, как будто пожара не было вовсе. — Я тебе не рассказывал, но в детстве я мечтал стать пожарником, − радостно говорит он, пока Кёнсу мечется между сознанием и бессознанием. – Но потом передумал: поджигатели круче. Но он клянётся, что не нарочно устроил пожар в его квартире. — Я ведь тоже в ней живу. Остальные жильцы дома потерянно стоят в сторонке, сбившись в кучу как овцы, на тротуаре. Чанёль присоединяется к эвакуированной толпе и опускает Кёнсу на траву, где он перекатывается на бок и его начинают скручивать рвотные позывы. Он тяжело дышит, содрогаясь всем телом. — Да он преувеличивает, − добродушно объясняет Чанёль. * Чанёль не извиняется, даже когда это его вина. По правде говоря, это вина Кёнсу. Он не должен был впускать Чанёля в свою жизнь. * Диван – единственное, что уцелело. Теперь они живут в новой квартире на другом конце города. — Я слышал, она огнеупорная. Сколько пожаров тут не было, она всё равно осталась цела, − самодовольно говорит Чанёль и садится на диван ему в ноги. Кёнсу толкает его пяткой в бедро. * поехали в пенисвальнию пенсильваню* да чтоб вас блин грёбанные пальцы Откажусь. * Время уже на исходе. Чанёль считает, что у них его полно. * Парень пакует вещи. — Куда теперь поедешь? — В Калифорнию. — Почему туда? — Хочу увидеть горы. * Чанёля нет две недели. Три недели. Теперь шесть. * Через полгода Кёнсу оставляет прошлое позади. Его повышают в должности, и сейчас он слишком занят, чтобы думать о произошедшем. Незнакомец, протянувший ему зонт в дождливый день, постепенно вытесняется из его мыслей. Когда он возвращается домой вечером, то видит перед своей дверью съёжившуюся фигуру. Сперва он принимает её за кучу старых тряпок, которую кто-то свалил на его коврик перед дверью. Внезапно куча начинает говорить. — Пить, − хрипят ему. – Пить. Пожалуйста. Он колеблется. Часть его хочет переступить это и запереть за собой дверь, чтобы кто-нибудь другой разбирался с этим. В итоге он выносит стакан воды. Кёнсу робко протягивает его потрёпанной ветрами фигуре, и та набрасывается на стакан, вырывая его и жадно осушая. — Проклятье, Су, я не об этой фигне тебя просил. Я хотел пиво! Он снова здесь. И Кёнсу совершает, пожалуй, самый странный поступок: он поднимает парня на ноги, подтягивая его за руки (Чанёль сильно потерял в весе за время путешествия, но на полпути ему всё равно приходится тащить его на своей спине), и заводит внутрь. * Проходят годы, и ему приходит ещё одно сообщение. Я подумываю уехать в Бостон. И Кёнсу едет с ним.