Когда боишься

The thornmail will help us prevail and survive, Our deadliest fate we embrace. Pentakill - The Thornmail

Страх. Это то, чем так любили манипулировать ситхи, используя его, как оружие, против врагов. Каллус много раз видел, что страх делает с поверженными врагами, но никогда не задумывался о том, что будет с ним, когда он впервые испытает такое же странное, липкое чувство, которое, словно капли пота, стекают за воротничок кителя и ползут вдоль позвоночника, вызывая странное чувство холода и пустоты. Конечно, о таком можно сказать, что "учебка не готовила". Каллус помнил Ондерон, как планету, которая стала его боевым крещением, помнил тот бой, который перевернул все его отношение к повстанцам. Когда-то кто-то из пацифистов сказал, что иногда вместо метода кнута нужно использовать и пряник, лучше договориться, чем воевать, разъедать Империю изнутри. Но тот, кто это говорил, никогда не был там, на Ондероне. Каллус помнил все: день, каждую минуту, запахи, витавшие в воздухе и кровь, шумевшую от прилива адреналина в ушах. Так бывает, когда тебя первый раз бросают в настоящий бой. Их, кадетов только что из учебки отправили на, казалось бы простое задание, остановить деятельность повстанцев, которые организовали на Ондероне очередной "притон", используя портовые склады под переправку оружия тем, кто еще пытался сопротивляться новой власти. Каллус помнил, когда его лицо обдало жаром, нестерпимо в воздухе запахло плавящимся пластидом, а потом его ослепила вспышка. Действительно, в учебке к такому не готовили, к настоящим взрывам и смертям, запахам крови и смерти, которые превращают тебя из бравого солдата в испуганного, потерявшего ориентацию в пространстве человека. Тогда еще шел дождь, да такой холодный, что пробирал до самых костей. Может быть из-за крупных капель дождя, раздражавших, скользивших по лицу, от холода, он успел прийти в себя, с гудящей головой, оглохший от взрыва, но явно видящий одно - смерть. Штурмовики, которые пришли с ним, его солдаты - молодой агент чувствовал, как к ним шла смерть. В дыму взрыва, в гари и копоти он видел фигуру огромного ласата, который добивал тех, кто еще остался жив. Эта размытая фигура от крови, заливавшей его глаза, которая шла не спеша, замахиваясь, убивая тех, кто молил о помощи, навсегда застыла перед ним. Наверное, тогда Каллус вынес для себя одно - нельзя позволять таким чудовищам жить, нельзя давать монстрам разрушать основы правопорядка, убивать тех, кто служит настоящему закону Галактики. Так было. Долгие годы Каллус был уверен в своей собственной правоте. Убийства ради благих целей, а, если в тебе начинали говорить задатки совести, то ее можно было заглушить. Каллус гордился тем, что делал. Уничтожение Ласана было нужно, чтобы доказать повстанцам, запугать их, показать, что у Империи длинные руки и, рано или поздно, их жалкий огонь сопротивления потухнет под натиском превосходящей армии, вооружения и, конечно же, в первую очередь, идейной сплоченности. За свою службу Каллус совершил много плохих, по мнению некоторых людей, поступков. Но он не сожалел. Никогда не думал и не сожалел, потому что самое главное, чему его научили в академии - "не задавать лишних вопросов, если поступок идет на благо Империи". Так, по крайней мере, было, пока льды Джеонозиса будто бы не пробудили его ото сна. Ненависть к Гаразебу затмила ему глаза, как тогда его же собственная кровь, когда он бросился за повстанцем, желая того убить. В этой массивной фигуре, он видел того самого ласата, с бо-винтовкой в руках, добивавшего его людей. И пришел в себя Каллус опять точно также - от удара, от боли в ноге, будто бы судьба-злодейка заставляла его снова пережить тот ужас. Страх действительно оружие, особенно, когда тебя настигают те самые скелеты в шкафу, которых ты старательно прятал. Как и тогда над ним нависал огромный ласат с оружием в руках, только вот в его глазах было что-то другое, совсем не похожее на жажду убийств. Каллус, вернувшийся с холодной луны еще долго думал о том, чего же на самом деле он боялся? Ласата, добивавшего штурмовиков на Ондероне, вселявшего в него ненависть к тем, кто противоречит правопорядку или же самого себя? Действительно, кого? Каждый раз, когда Каллус думал об этом, он вспоминал то, что вбили ему в голову еще в академии: не спрашивай, не задавай вопросов и исполняй свои обязанности. Вот три столпа, на которых держалась его безупречная репутация. Страх. Каллус действительно боялся спрашивать, задавать вопросы и переосмыслять свои поступки. В тот день, когда он по своей воле пошел в агентуру, Каллус считал, что делал правильный выбор. Империя должна была принесли закон и порядок истерзанной Галактике, сплотить Внешнее и Внутреннее Кольцо, дать закон в те регионы, в которых бесчинствовали пираты и контрабандисты. Именно этому он шел служить. Каллус хотел быть законником, добиться оглушительной славы на этом поприще. А в результате, выходит, он стал убийцей целой расы, которую Империя, как едина власть Галактики, должна была защищать. Страх, как он есть. Страх, что рано или поздно ты можешь заблудиться в своей собственной голове. Это как споткнуться на ровном жизненном пути, который ты, казалось бы, совсем недавно так отчетливо видел. А теперь все было, как в тумане, как в гари и дыме, как тогда на Ондероне. Каллус понимал одно, что в чем-то Зеб был прав - нельзя судить целую расу по преступлениям одного человека. И нельзя судить Империю по поступкам таких людей, как он сам, бравый агент Бюро. Запутаться в себе и пережить это, конечно, самое трудное. Но зная свой характер, Каллус был уверен, что справится с этим собственными силами. Просто ему нужно было время, чтобы все обдумать.