Цветочное время

      Ив был уверен, что они никогда не подведут.       Он прекрасно знал, что в изумрудный сезон «вечерняя звезда» расправит лепестки с наступлением сумерек. Над ее шелковистыми соцветиями зависнет мохнатая бабочка, напоминающая крошечную птицу. «Ночная свеча» озолотит усики насекомых пыльцой и озарит самые темные уголки сада. Когда ночью выйдешь из дома, она поманит тебя, как сирена, увлекая в глубины садового шепота и трепета. Если солнце стоит над головой в разгар самого теплого времени, можно быть уверенным: тут и там раскрываются «полуденники». Все это было впереди: на дворе стоял нежный сезон. Здешние места не знали холодов: нежный сезон наступал после цветочного сна, когда в прохладе цвели лишь несколько сортов.       Ив был молодым садовником.       Мало кто мог так же мастерски ухаживать за растениями. Благо, дело пользовалось популярностью: в Цветочной долине жили в гармонии с цветами. Они были везде: на ярмарках, в гостиных, в рабочих помещениях парфюмеров и даже на столе, в виде бутербродов со съедобными лепестками. На главной площади цветы высадили особенным образом: бутоны из разных секторов распускались поочередно, будто исполняли масштабный танец в своем собственном цветочном темпе, сложно постижимом для человека.       Цветочная лексика прочно вошла в повседневную речь. Когда Ив потерял мать, он не раз слышал: «Что же, каждому отведено свое время цветения».       Ив был осторожен и нелюдим. Жизнь была для него деревянной качалкой, а время и красота казались практически неделимыми. Там, где цветы, есть красота, там же течет время.       Вокруг говорили, что грядут большие изменения, что можно уже осязать неосязаемое, разрезать тонкую материю времени на миллионы одинаковых кусочков. Ив не хотел слушать.       Не сложно представить недоумение Ива, когда он первый раз в жизни увидел сад умирающих цветов. Их головки поникли, а многие листья приобрели болезненный болотный оттенок и будто уменьшились в размерах – ссохлись. Молодой садовник связал это бедствие с приездом новой семьи – прежние хозяева тщательно следили за садом. ***       В первый раз он встретил ее, когда срезал головки отцветших цветов. Странная девушка шла мимо по пыльной дороге, глядя на пышные цветники. Все ее особенности показались Иву дикими, начиная со слишком открытого платья и заканчивая резковатой походкой – такой неподобающей для девушки. Она часто останавливалась, оглядывалась и затем снова шаркала тяжелой обувью.       Громоздкие башмаки подошли бы для сезона цветочного сна, а ведь на дворе давно уже обосновался нежный сезон. Ив хотел было продолжить свое занятие и забыть о незнакомке, но та имела наглость обратиться к нему. Он даже почувствовал себя задетым: речь девушки напоминала не то скрежет, не то череду грубых ругательств, и это при том, что она говорила на родном языке Ива. Если быть точнее, почти на родном.       – Откуда вы? – бесцветно поинтересовался Ив, глядя в темные глаза незнакомки.       – Скалы, там, где скалы, – эти слова прозвучали для Ива неестественно громко, – там есть люди, много есть людей.       «Много есть людей. Кто же так говорит?» – раздражался Ив.       Почти каждый раз, как девушка открывала рот, его передергивало. Это как провести рукой по шершавой коре.       – Я хотела попросить посмотреть сад. Пройти до моего сада. Мне с цветами поможете? Я смогу отблагодарить.       Короткие предложения, обрывистые фразы, вольный порядок слов, резкие интонации – все это немыслимо раздражало. Но, несмотря на вульгарность, присущую, по мнению Ива, ее словам и облику, девушка казалась взволнованной и застенчивой. Она то и дело опускала глаза, а тонкая рука теребила ткань платья. На миг Иву показалось, что вся резкость, подмеченная им – всего лишь налет. ***       Люди, живущие в краю скал, иногда появлялись в долине и вызывали у большинства жителей недоверие, а порой и отвращение. Сильные и выносливые, позволяющие себе бо́льшую раскованность движений, они ассоциировались местными с грубым природным началом. Если речь среднего жителя долины можно было сравнить с лесным ручьем, то обитатели предгорий позволяли себе бурные словесные водопады. Ив, как и большинство, терпеть не мог этих чужеземцев. И теперь, не без доли ликования, подмечал, как варварски запущен сад: для него это приравнивалось если не к убийству, то к наистрашнейшему из проявлений халатности.       Он радовался справедливости своих представлений.       Нахмурившись, Ив объяснял Маре (теперь он знал ее имя), как часто нужно поливать цветы, советовал убрать заросли, что мешали растениям получать необходимое количество солнечных лучей, объяснял, когда должен зацвести тот или иной куст. Цветы были для него всем: верными товарищами, залогом спокойствия и надежности, воплощением интереса к противоположному полу. Он никогда не мог отказать себе в сравнении симпатичной девушки с цветком. Но, смотря на новую знакомую, хотелось произнести: «Мила, но… столь запущена!», и не находилось ни одного цветка, который можно было унизить подобным сравнением.       – Мне пора, скоро раскроются звезды, а значит…       – Раскроются звезды? – на лице девушки изобразилось недоумение.       – Да что же это, неужели у вас нет цветов? Вы никогда не слышали о звездном цветке?       Девушка растерялась и виновато посмотрела на него. И проговорила нежно, так, что Ив не поверил своим ушам: «Так и есть. У нас есть растения, но они в основном сильные, с жесткими листьями и... невзрачные. Ваши цветы прекрасны. Непривычны для меня, но прекрасны». Теперь ее слова струились, покачивались на волнах, просачивались в душу.       «Немыслимое дело! Оказывается, есть люди, что никогда не имели дело с садовыми цветами? Чем же они живут?» – думал Ив, пока девушка провожала его до калитки. Самый болезненный вопрос всплыл в сознании, когда подбиралась ночь. «Как же для них течет время?» – пронзило его. Ответ на вопрос казался таким же жутким, как темные расщелины меж скал и пустынные каменистые плато. Ив долго ворочался, прежде чем уснуть: ночь подкармливала мысли спокойствием и пустотой.       Мысли шуршали в голове, как листья в саду. Лунный куст оживал с наступлением ночи и протягивал свои цветы соседям, будто только с заходом солнца осмелился поделиться свежими цветочными сплетнями. Сад шептался, перекатывались тени, а в голове проносились смутные обрывки того, что не позволишь себе ни под каким предлогом днем. ***       Мара приходила еще. Задавала вопрос за вопросом – водопад резких, энергичных интонаций и ручей более спокойных, размеренных. Ив наблюдал за этими перевоплощениями с настороженностью, и с каждым разом девушка казалась ему все более притягательной и пугающей. Теперь он замечал не только режущие слух слова и неаккуратную прическу, но и контраст свежей, беломраморной кожи и загадочных, как сумеречные тени, глаз, слабость обветренных ладошек, милые неуклюжесть и энергичность жестов.       Ив ненавидел чувство, что вынуждало его, затаив дыхание, улавливать ее нежные интонации и упорно противился желанию прижаться к Маре. Когда девушка после очередной прогулки по саду предложила ему зайти домой перекусить, он напрягся. Сладкая истома воевала с острым недоверием. Он слышал про женщин, обитающих в предгорьях, много всякого. «Распущенные, каждая там принадлежит каждому. Ни стыда, ни чувства меры», – ворчали одни. «Грязные, грубые, жестокие, мужеподобные», – говорили другие. Иву хотелось отправиться домой, но он пошел за Марой. Шел как в беспамятстве.       В гостиной девушка взяла его за руку, а он вздрогнул и отстранился. Она вся сжалась, будто цветочный бутон, которому пришло время закрываться.       – Прости, я так привыкла. У нас люди часто берут друг друга за руки, помогая подняться в гору. В этом нет ничего… странного.       Ив не извинился в ответ за свою резкость, а только слабо кивнул. Как же она его запутывала!       – Разреши мне показать кое-что, – как ни в чем не бывало продолжала она.       – Конечно, – буркнул Ив и слабо улыбнулся, желая компенсировать неловкость и зажатость.       – Это камни, – звонко сказала Мара, жестом приглашая подойти к шкафу.       «Какая безвкусица!» – думал Ив. – «Возводить в культ камни!» Он сухо кивал, оглядывая кусочки породы серого, рыжего и коричневого цветов, и только белый полупрозрачный камень удостоился скупого «интересно».       – Они прекрасны, правда? Вот этот, глянь, похож на цветок.       После этих слов камень действительно стал напоминать цветок с множеством лепестков. Ив взял его в руки и повертел, уверяя себя, что никогда, никогда, не сможет восхищаться куском породы. ***       С самого утра Ива не покидало предчувствие, что намечается нечто грандиозное и опасное. Ему не понравилось то, как низкие облака ползут по склонам далеких гор и как ветер разбрасывает нежные лепестки и клонит к земле слабые стебельки. В пасмурную погоду некоторые цветы ведут себя странно: прячут соцветия не по обычному расписанию. В Цветочной Долине была редка непогода – на протяжении десятилетий цветочное царство не испытывали катаклизмы.       Кто-то постучал в дверь. «Мара» – пронеслось у Ива в голове. Он попробовал внушить себе, что недоволен. Но заметил, как дыхание сбивается, когда подошел к двери. Ив уже взял себя в руки, чтобы отреагировать сдержанно, но… нет! Это не Мара. Перед ним стояла ухоженная девушка, одетая в длинное светлое платье. На плечи была накинута шерстяная шаль. Гостья напоминала ему белоснежный королевский цветок с сильными, упругими лепестками ¬– символ чистоты и изящества.       – Привет, Ханна, – поздоровался он с двоюродной сестрой.       – Я ненадолго, – улыбнулась та.       Ив решил, что девушка зашла к нему, только чтобы укрыться от ветра, но не озвучил свои догадки. Ханна сидела напротив камина с изящной «цветочной» решеткой и размешивала ложкой мед, что постепенно растворялся в чашке с теплой водой. Ив сидел рядом и разглядывал ее сарафан с вышитыми цветами. «И здесь цветы», – думал он, – «Какая же она чистенькая, ароматная!» Но восхищение быстро улетучилось. Он смотрел на опрятную, улыбчивую сестру и сам улыбался, но при этом оставался пустым.       Ив знал девушку «издалека», они никогда не оставались один на один. Остро ощущалась неловкость. Ему вдруг захотелось, чтобы в комнате заиграли цветы: в гостиных принято было ставить свежесрезанный букет. Он пообещал Ханне скоро вернуться и вышел в сад. *** Ветер стих. Ив стоял на крыльце, нахмурив брови и сложив руки на груди. «Не может быть, что ветер сорвал столько лепестков с фруктовых деревьев. Здесь что-то не так» – была первая мысль. «Это… падает с неба!» – подоспела вторая. Сзади распахнулась дверь, и на крыльце показалась Ханна. Она не скрывала удивления.       – Что же будет с цветами? – спросил Ив, наблюдая, как снежинки тают не ладони.       – Кто заберет меня домой? Холодно, – волновалась Ханна.       Ханна сидела, закинув одну ногу на другую. На ее лице изобразилось презрение к ситуации. Ив ходил из угла в угол, то и дело поглядывая в окно. Ему казалось, что растения взывают к нему, просят, чтобы он избавил их от холодного панциря. Но что можно было сделать? Время. Оно летело хлопьями – неконтролируемо, безжалостно. При мысли о времени Ив остановился и затаил дыхание. И будто забыл, как дышать – время было похоронено под толщей этого снежного безрассудства, холодной неизбежности. Снег. Он что-то слышал о нем, но сразу и не сообразил, что к чему. Сад казался теперь безжизненным, плоским. Вспомнились чьи-то рассказы о краях, где снега так много, что он ослепляет. В снежных пустынях время безжалостно. Ив слышал, что где-то далеко есть вечные зима и лето. Он поежился. Наверное, все это – сказки, этакие страшилки на ночь. Он хотел было отвлечься, поговорить с Ханной, но та повторяла одно: «Когда же меня заберут! Вот бы отец догадался, что я к тебе зашла, да принес мне что потеплей!»       И только один раз обратилась к Иву: «Нехорошо тебе быть одному. Найди себе порядочную девушку, наконец!»       Вскоре присутствие Ханны стало раздражать. Она жаловалась, сетовала на холод, вновь и вновь просила принести попить, а когда ей надоело смаковать напиток с медом, подошла к зеркалу и стала поправлять волосы и платье. «Какая она… стерильная», – думалось Иву, – «такая же неисправимо скучная, как белое покрывало за окном». Когда в дверь постучали, он с облегчением вздохнул. ***       Никогда Ив еще так явно не ощущал себя одиноким. Краски разбавляли бледный коридор жизни, цветы были эссенцией бытия, вялые размышления о том, как прекрасен его мир и как безобразны другие, неизведанные миры – спасением. Но теперь не осталось ни эссенции, ни времени. Казалось, где-то на заднем дворе разверзлась пропасть и звала-звала заунывно. Ив, сам не помня себя, вышел из дома и стал потеряно наблюдать, как ветви чуть покачиваются под тяжестью снега – будто дергаются в предсмертных судорогах. Ноги понесли его к дому Мары.       Дверь открыла немолодая женщина. Ив было удивился, но быстро опомнился: глупо предполагать, что Мара живет здесь одна. Он вспомнил, как та что-то говорила про семью.       Мара сидела на подоконнике, прислонившись лбом к стеклу. Она обернулась, улыбнулась и сказала: «Иди». Ив не сразу осознал, что это не приказной тон, а ее манера выражать просьбу. Женщина пропала в соседней комнате, а Мара, глядя ей в след, пояснила: «мама». Это прозвучало нежно, напевом. Ив подошел к окну и резко провел рукой по стеклу, желая сказать этим: «погибло все». Мара смотрела на него непонимающе, но мягко.       – Погибли цветы, – резко сказал он, и его обида вся обратилась в слух, желая подпитки.       – Может, снег скоро растает? И ты поможешь им восстановиться. Это... первый снег в твоей жизни, да? Послушай, я знаю что это такое. У нас, в горах он частый гость. К тому же, есть другие цветы, – она ткнула пальцем в окно.       Иву хотелось крикнуть ей: «Дикарка! Да что ты понимаешь в красоте!»       На окне застыли белые птицы, раскрыв крылья; приковывали взгляд соцветия, потоки, призраки, фонтаны.       – Нет, не красиво, – бросил Ив и разрушил чары, потерев кулаком участок стекла, – иллюзия. Глянь в сад – там смерть, белая смерть. Ив говорил надрывно – слова сочились ядом. Мара нахмурилась.       – Красиво не только то, к чему ты привык. Ив слушал вполуха – думал о цветах. О том, что без них - белое безмолвие. Искажение времени, отсутствие равновесия, красок... Он уперся взглядом в Мару. "Вот же краски" – плескалось в подсознании, "нету красок", – смаковало недовольство сознание.       Сейчас девушка выглядела уютной и сосредоточенной – гораздо более уютной, чем большинство знакомых Иву женщин.       Он любовался на нее сквозь толщу своего упрямого неприятия. ***       Снег все не таял, и Иву казалось, что блестящая снежная корка прожгла дырку в глазу. В условиях летаргического однообразия стали различимы особенные дорожки, и все они вели к Маре.       Мара открыла дверь. Осознание, что они одни, действовало возбуждающе. Ив подхватил девушку на руки и опустился вместе с ней на диван. Оставив сидеть на своих коленях, заглянул в глаза. Но что-то не давало покоя, не позволяло забыться, прочувствовать, как девушка отзывается на ласки и доверяет. Доверяет ему. Трепещущая. Непривычная. Это прекрасно. Но… Тик-тик… Что это?Надоедливый звук, разрезающий тишину на множество одинаковых кусочков. Ив прекратил ласки и огляделся в поисках источника. Его взгляд упал на круглый предмет с цифрами и палочками внутри, одна из которых двигалась.       –Ты что, никогда не видел часы? – удивилась Мара.