Что оставит ветер?

— Володь, билеты не забыл? Стоявший рядом, облокотившись на ручку внушительных размеров чемодана, русоволосый парень с пронзительными голубыми глазами, в которых, казалось, нашёл своё отражение кусочек бескрайнего лазурного неба, так манящего своей бездной в ясный солнечный день, — наверное, ни у кого не было на свете больше таких глаз, — внимательно смотрит на спутницу, а затем снисходительно улыбается. Анька всегда была такой: хлопотливой, с нестерпимым желанием всё успеть, переживающей за всех сразу, — но эта суетливость придавала ей какого-то особого очарования. В своей семье эта девушка была маленьким моторчиком, неким сосредоточением жизни, своей бесконечной любовью к ней заражая каждого человека в своём окружении. — Ань, что за вопросы, — мягко сказал Вова. — Взял, конечно, — кивнул он, достав из заднего кармана джинсов две сложенные пополам карточки. Время вылета, пункт отправления и назначения, имена и фамилии пассажиров — вроде бы ничего необычного, но отчего-то, глядя на эти незамысловатые цифры и слова, хочется улыбаться. Это — два их билета в лето, в которое они уже совсем скоро сбегут из дождливой Москвы. Их ждало тёплое побережье Коста дель Соль. Непривычное для русского слуха, но такое яркое, солнечное, сочное название, которое хотелось повторять снова и снова, чётко проговаривая каждую букву, словно бы пробуя его на вкус, пытаясь хотя бы отчасти разгадать, что же им сулит поездка в страну огненных закатов и нежно-розовых рассветов, морского бриза и криков назойливых чаек, размеренной, кажется, замедляющей время сиесты и замысловатого ритма кастаньет. Аня с облегчением выдохнула, а Володя, увидев такую, совершенно серьёзную реакцию возлюбленной, начал смеяться. — И совсем несмешно, — надулась Анька. — За вами, мужиками, всегда глаз да глаз нужен. Не напомнишь, кто это, интересно, на Рождество забыл дома билеты в Большой, когда на спектакль мы в итоге опоздали, и… — …И весь вечер гуляли по Москве, а потом пошли на каток, — закончил парень. — И не ври, что тебе не понравилось, — улыбнулся он. Девчоночка на мгновение замолчала и, когда она вспомнила тот чудесный звёздный заснеженный вечер, когда они оба, на самом деле, даже и не вспоминали о постановке «Вишнёвого сада» в каком-то новом режиссёрском прочтении, на которую они хотели попасть около месяца, по её губам, кажется, тоже скользнула улыбка. — Но забыть билеты в Испанию было бы обиднее, согласен, — подытожил Вова, поджав губы. — Поэтому сегодня я — сама внимательность и осторожность. Он скрестил руки на груди и на секунду вскинул голову, кажется, действительно гордясь этим достижением и ожидая заслуженной похвалы. — Умница, — понимая, что нужно бойфренду, искренне улыбнулась Аня и, встав на носочки, чтобы дотянуться до его носа, неловко чмокнула его. «Уважаемые пассажиры! Началась регистрация на рейс FV 5707 авиакомпании „Россия“, следующий по маршруту Москва — Барселона. Просим вас пройти к стойкам регистрации под номерами 7, 8, 9, 10». — Всё, Лис, пошли, — одной рукой взяв чемодан, а другой — приобняв за плечи Аню, поторопил Вова. Эту поездку он, заядлый путешественник и уже искушённый турист, ждал особенно долго: идея нанести на свою карту мира, состоящую из стран, в которых они побывали, Испанию появилась у ребят ещё год назад, но сначала они затеяли в квартире грандиозный ремонт, который продлился с середины весны до конца лета, затем, запустив бронхит, который плавно перетёк в пневмонию, долго болела Аня, а после случилась «подстава», откуда не ждали: внезапно взбунтовались финны, отказавшись открывать Шенгенскую визу из-за просрочки каких-то документов. Именно поэтому сейчас иметь заветные билеты на руках, разгуливая по зданию такого знакомого шумного Домодедово, было сродни маленькому и такому желанному чуду. У них не было денег на фешенебельные курорты и дорогие отели, но из каждого своего отпуска они привозили кое-что получше фотографий на фоне апартаментов класса люкс: незабываемые впечатления и воспоминания, неизменно переносившие их в бесконечные дни лета. Аня и Володя любили путешествовать вдвоём, сбегая от этого порой безумного мира, словно оказываясь в другой реальности, бродя по затерянным улочкам Вероны, слушая уличных музыкантов в Париже, гуляя по приветливому балтийскому побережью, ощущая на губах солёный привкус моря, встречая первые лучи рассвета на расстоянии десятка километров над землёй, в небе над Атлантикой, будто бы соединяясь с этой зарёй в целое. Было в этом что-то загадочное, будоражащее кровь и безумно романтичное. А что им было нужно ещё в их неполные двадцать пять? Они сами не понимали, отчего, но когда они путешествовали, им почему-то так хорошо мечталось. Бывало, они встречали рассвет на море, пристально смотря на алеющий горизонт, и делились друг с другом планами. Они, конечно, были связаны. Ребята были вместе пять лет и давно поняли, что ни за что уже не отпустят человека, который был рядом. В их отношениях не было громких признаний: Аня даже не помнила, сказал ли ей Володя в тот день, когда они решили попробовать жить вместе, то заветное «Люблю», о котором, кажется, мечтает каждая девушка. Он не дарил ей букеты из сто одной розы, не приносил завтрак в постель, не устраивал сумасшедшие свидания и иногда забывал дату знакомства. Но когда девушка попала в больницу с тяжёлыми осложнениями после гриппа, он всю ночь провёл у её постели и уехал — сразу, даже не заезжая домой, на работу — только утром, совершенно разбитый и невыспавшийся. По первому требованию врачей привозил все лекарства, сам варил домашний бульон, что отвезти его Ане. Когда в неё врезался какой-то бугай на BMW, явно не способный соблюдать скоростной режим на стоянке, он слова не сказал, но, отменив все дела, сразу же приехал и решал вопросы с полицией и виновником аварии лично. Именно он уговорил её продолжить получение высшего образования, убедив, что четырех лет бакалавриата в России теперь недостаточно для того, чтобы выдержать конкуренцию на работе. Поэтому Аня сейчас — студентка первого курса магистратуры факультета журналистики МГУ. Они любили друг друга. Без лишнего шума и без фальши. — Ты такой забавный на фотографии у себя заграннике, — заметила Аня, с полной серьёзностью внимательно рассматривая фото парня в документе, пока они коротали время за разговорами в очереди к стойке регистрации. — Похож на Жерара Пике. — Даже не знаю, как мне к этому относиться, — разведя руками, произнёс парень. — Положительно ведь? — Ещё бы! Он же симпатяга. С Шакирой они прекрасная пара. Вова улыбнулся. В голове прозвучало разочарованное «эх»: за всё то время, что они были вместе, болеть за «Барсу» он её так и не сподвиг, и в этом ему не помог даже Жерар Пике, которого Аня очень любила, но в котором по-прежнему видела в первую очередь мужа Шакиры, а не чемпиона мира по футболу. Девушка, словно бы предугадав ход его мыслей, несмело добавила: — И ещё он, кажется, в «Барселоне» играет. А вот это уже победа! Регистрация на рейс проходит под расслабленную болтовню с таможенником и разговоры какого-то мужчины с его другом, стоявшего в очереди перед ребятами и в красках рассказывавшего приятелю о том, что собирается купить в «Duty Free». Время в аэропорту тянется медленно, порой кажется, что и вовсе замирает, но отлично работающий WiFi в зале ожидания способствует развитию терпеливости. — Мда, нам, определённо, нужно поменять гардины в спальне, — задумчиво заключает Аня, посмотрев какие-то картинки в интернете. — Что? — Вова поднял на девушку удивлённый взгляд. — Гардины, говорю, у нас страшные, — усмехнулась она. — Этот коричневый цвет как из прошлого века. Напомни потом заехать в «Икею» и посмотреть что-нибудь поприятнее. — Прямо из аэропорта туда отправимся, — рассмеялся Володя, а Аня, поглощённая каталогом товаров для дома, кажется, пропустила мимо ушей его шутку. Уже через час ребята сидели в огромном Боинге, рассчитанном, если верить информации в журнале авиакомпании «Россия», на двести семьдесят человек, просматривая прессу и краем уха слыша традиционное обращение капитана воздушного судна. — Ой, белые пионы… — пробормотала Аня, увидев в журнале какую-то статью с советами для подготовки к свадьбе с огромным количеством красочных фотографий. — Вика с Ильёй тоже хотят украсить ресторан живыми цветами. По-моему, классная идея. — А если у кого-нибудь аллергия? — резонно заметил Володя. — Цветы — это прекрасно, но на таких мероприятиях лучше не рисковать. Парень сделал паузу, а потом сказал: — Когда мы будем готовиться к нашей свадьбе, надо будет это продумать. Губы Ани изогнулись в полуулыбке: ей всегда безумно нравилось, когда Вова говорил о их свадьбе — с такой уверенностью, сосредоточенностью, энтузиазмом. Двигатели самолёта начинают реветь громче, пилоты приводят железную махину в движение и, пока «Боинг» идёт по взлётно-посадочной полосе, медленно набирая скорость, кажется, что каждый метр, пройденный им, ты отчётливо чувствуешь собственными ногами. Когда железная птица взмывает в небо, у Ани на миг перехватывает дыхание, хотя летали они с Володей далеко не в первый раз. Самолёт быстро набирает высоту, и уже через полминуты вся Москва открывается, словно на ладони. — Город такой красивый, — прошептала Аня, положив голову парню на плечо. Тот молча кивнул, подперев подбородок кулаком. Сильно хочется спать: вчера легли поздно, до глубокой ночи не могли собрать чемодан, разговаривая о какой-то ерунде и смеясь, как ненормальные, вспоминая прошедший день рождения младшего брата Володи. Ребята сами не заметили, как заснули. Им обоим снилось что-то несуразное: розовое и мягкое, чем-то похожее на облака, не имеющее чёткой очерченной формы, и начинало казаться, что эта субстанция сгущалась вокруг них, словно бы укутывая в пуховое покрывало. Но было приятно. Из ласковых объятий сна ребят и многих других пассажиров вырвал мощнейший толчок. Где-то из передней части самолёта послышался испуганный крик: оказалось, что к своему месту пытался пройти какой-то мужчина, но, когда боинг тряхануло, он не сумел удержаться на ногах. На табло мгновенно загорелся значок «Пристегнуть ремни безопасности». — Видимо, в зону турбулентности попали, — зевнув, лениво протянул Володька, застегнув ремень. Аня почувствовала, как быстро у неё начало биться сердце. «Нихрена себе турбулентность», — подумала про себя она, но вслух ничего не сказала. — Домодедово-362, приём. — Сань, снижаться надо. Снизу обойти. — Домодедово-362, доброго дня, как слышно? — «Доброго дня», Саня, питерская интеллигентщина, хах. — Домодедово-362, за бортом начинается гроза. Экипажем принято единогласное решение обходить грозовой фронт снизу, разрешите временно сброс эшелон 11200. — Вас понял, Домодедово-362, снижайтесь до 11200. — Спасибо. — Вот это я понимаю дождичек, бля. — Давай, Саня, уходим, уходим, уходим! — Николай Викторович, всё под контролем. Холодный порывистый ветер подхватил железную махину весом в несколько десятков тонн, словно бумажный самолётик, болтая его из стороны в сторону, как избалованный ребёнок нелюбимую игрушку. — Уважаемые пассажиры, с вами говорит капитан воздушного судна, Александр Ильин. Экипаж настоятельно просит вас оставаться на своих местах и пристегнуть ремни безопасности: самолёт попал в сильную зону турбулентности. Просим вас сохранять спокойствие: это штатная ситуация, примерно через двадцать минут полёт вернётся в обычный режим. Казалось бы, эта фраза должна была успокоить пассажиров, которые уже начали перешёптываться: «Господи, что же так трясёт-то!» Но было в голосе капитана что-то такое, что заставляло внутри всё сжиматься и отчего в сознание, словно капли яда, проникали мысли, от которых хотелось поскорее избавиться, но никак не получалось: это не зона турбулентности. В салоне повисло молчание, и эту тишину никто не решался прервать. Аня схватила руку Володи. Она подняла на него глаза: ещё никогда взгляд этих бирюзовых глаз не был таким растерянным. В иллюминатор вперемешку с крупными каплями дождя начал бить град. — Сань, тут постепенно надо. Никаких резких движений. — Хах, Илюха, видел бы ты сейчас себя в зеркало: белый, как простыня. Радоваться надо: первый полёт и столько воспоминаний. Вот на земле всем рассказывать будешь!.. — Домодедово-362, есть ли изменения по погоде? — Ветер около пятнадцати метров в секунду, ливень, видимость до пяти тысяч метров. Держимся. — Это мы над чем летим сейчас? Я думал, только в Москве такое охрененное лето. — Это Румыния. — Отлично, уже хочу в Барселону. Тем временем погода за бортом становилась всё хуже: начиналась гроза, и пассажирам казалось, что даже за рёвом двигателя они слышали раскаты грома. У кого-то на руках заплакал маленький ребёнок. Аня сидела, вжавшись в подголовник кресла затылком и, кажется, даже дышала через раз, но не отпускала руку Володи. — Лис. Лис, посмотри на меня, пожалуйста, — попросил он. Девушка нервно сглотнула и снова повернулась к парню. — Видишь меня? Всё хорошо, — прошептал он. Аня смотрела в эти бирюзовые глаза, не моргая, и отчего-то хотелось плакать. В этот момент самолёт сильно затрясло, только в этот раз толчки были уже не единичными. — Господи! — Всё будет хорошо… Сказали же, турбулентность… — Аллах милостив, он не допустит, — тихо произнес мужчина, сидевший на одном ряду с ребятами и перебиравший в руке чётки. — 11200, пошёл на снижение. — Господи, только бы обойти… — Следи за скоростью. — Домодедово-362, снижаемся до 10600. — Вас понял, Домодедово-362, снижайтесь до эшелона 10600. — Блять, скорость!!! — Саня, штурвал! — Федя, может, попробовать включить демпфер? — Что за… — Мамочка, мне страшно. — Ш-ш-ш, Егор. Это всё закончится. Скоро мы прилетим к папе. Он купил тебе новый «Лего», представляешь? — голос молодой девушки, сидевшей сзади Ани и Вовы с маленьким сыном, срывался, по щекам текли непрошеные слёзы, руки тряслись, а в мыслях было только одно: только бы её слова оказались правдивы и всё закончилось. Она прижимала к себе сына сильнее, не отрывая губ от его затылка, и чувствовала, как её начинает знобить. — Что за херня со штурвалом, блять! — 9600, пиздец, выворачивай! — Как я тебе его выверну? Он не идёт. — Автопилот врубай! — Он в отключке, не реагирует. — Чёрт побери… Аня не верила в то, что происходило. Если ещё пару минут назад в салоне было тихо, то сейчас он наполнился криками и плачем; кто-то вслух молился. Стюардессы бегали по салону, едва успевая приводить в чувства тех, кому с эмоциями справиться уже было невозможно. Голова сильно болела: менялось давление. Аня несмело посмотрела в иллюминатор: пока под крылом самолёта по-прежнему плыли перистые облака, но «Боинг» окутывала чёрная мгла, схожая с той белой дымкой, которая ей снилась, только зловещая, навевавшая необъяснимый ужас. Где-то из-под крыла донёсся оглушительный скрип, похожий на визг тормозов, когда водитель пытается остановить машину на полной скорости, только в разы громче. Хочется закрыть уши и глаза, чтобы не видеть и не слышать ничего этого, высвободиться из удушающих объятий этого беспощадного смертельного плена. — Господи, Вова, — жадно хватая ртом воздух, наконец пролепетала Аня. — Даже не думай об этом, — сквозь зубы процедил он, угадав ход её мыслей, и сжав её руку так крепко, как только мог, так что она даже почувствовала боль в пальцах, но отпустить не попросила: так было хотя бы ненамного, но спокойнее. — Думай о Барселоне… Мы скоро прилетим… Там тепло, там солнце… — 6700… — Домодедово-362, приём. Мы терпим бедствие! SOS! Отказал автопилот, штурвалы обоих пилотов неуправляемы. Домодедово-362… — Попытайтесь подняться хотя бы до высоты 7000, сможете? — Нет, скорость не падает, мы не можем вывести самолёт из крена. Домодедово-362, SOS! — Господи, пожалуйста… — Илюха, а ну замолчи! Спокойно! Мы мужики или кто?! — Николай Викторович! — Что Николай Викторович? Мы будем бороться. Будем… А ну, полный…! Вой ветра за иллюминатором пробирает, кажется, до самого сердца. В вены будто впрыснули ледяную воду вместо крови, внутри всё сжимается. В мыслях — ничего, кроме одного, какого-то глупого и совсем неуместного сожаления: гардины в спальне такого ужасного цвета… Аня изо всех сил борется с собственным сознанием, силы, кажется, покидают её, отчего-то очень хочется спать и глаза просто слипаются. Сердце стучит так бешено, что начинает болеть грудная клетка. Но уже через полминуты ей наконец становится ясно, почему в голову пришли такие мысли: наступило осознание того, что эти чёртовы гардины они, возможно, уже не поменяют. Уже ничего никогда не поменяют. Эль-Прат* их не дождётся в этот холодный, дождливый июньский вечер. — Бортпроводникам занять свои места и пристегнуть ремни безопасности! — гаркнул тучный мужчина в форме гражданской авиации, судя по всему, тоже бортпроводник. Повторять было не нужно: голос разнёсся по всему салону, словно эхо. — Аня, — девушка услышала над ухом настойчивый голос. Она вздрогнула и повернулась. Володя пристально смотрел на неё, и в глазах у него она на мгновение, кажется, увидела своё отражение. — Поцелуй меня, — произнёс он. Аня не двинулась с места, на пару секунд задержав дыхание. — Поцелуй меня! — срывающимся голосом, почти перейдя на крик, повторил Володя, схватив её за плечи, и в эту минуту у него на глазах выступили слёзы. В этот момент Ане показалось, что внутри у неё всё разбилось на тысячи крохотных осколков, как в калейдоскопе. Её мгновенно будто бы вырывают из реальности, она берёт в ладони лицо любимого мужчины и с такой силой впивается ему в губы, что у них обоих перехватывает дыхание, и воздух в лёгких вот-вот закончится. Но останавливаться они не собираются. Она ощущает на своих губах горьковатый привкус его дорогих сигарет и мяты, одной ладонью гладя его по мягким густым волосам, словно бы стараясь успокоить. Ане было очень страшно вдруг перестать ощущать под пальцами его кожу и горячее, сбивающееся дыхание. Секунды текли, становясь вечностью.

***

Аня видит яркую вспышку и вдруг широко распахивает глаза, почувствовав, как сердце от нехватки воздуха в лёгких пропустило несколько ударов. Всё закончилось?.. Девушка оглядывается и видит вокруг себя их с Володей спальню, залитую солнечным светом, который пропускали сквозь себя те самые коричневые гардины. Аня несмело поворачивается в бок и видит, что на краю кровати, отвернувшись от неё, на животе спит Вова. В памяти, словно паззл, восстанавливается картина вчерашнего вечера: они поссорились, когда он пришёл в одиннадцать вечера вместо обещанных семи от друзей из бара. Аня чувствует, как кровь вновь начинает бежать по венам, разгоняя по организму приятное тепло. Сдержать улыбку уже невозможно, она осторожно наклоняется к мужчине, тронув его за плечи. Тот, как ни странно, мгновенно проснулся. — Чего? — сонным голосом бормочет он. — Вов… — шепчет Аня, чувствуя, как по щекам, оставляя солёный привкус на губах, текут слёзы. Какой же ерундой теперь кажется вчерашняя ссора… — Вовка, я так тебя люблю!..