Ничего непоправимого

Обычно гудящая, словно улей, больница «Грей-Слоан Мемориал» притихла. С самого утра поступило только трое: один с аппендицитом, остальные – с гриппом, гуляющим по городу. Врачи ухватились за них будто за манну небесную, кажется, даже напугали больных своим рвением. Но что поделать, если альтернативы нет? Никто не желал, конечно, чтобы где-то перевернулся автобус, однако немного работенки не помешало бы. Келли потянулась за планшетом, отложенным в сторону. Что у нее на сегодня? Хотя бы одна операция? Нет? Жаль. Очень жаль. Она стояла возле стойки медсестер и не знала, куда себя приложить. Никому сегодня не требовалась помощь хирурга-ортопеда. В больнице все еще было тихо. Слишком тихо, а это всегда подозрительно. Значит, жди беды. Вот и Бейли мимо прошагала, бормоча: «Давайте уже, руки-ноги, давайте, ломайтесь, чтобы ничего похлеще не случилось!» Бейли знала толк в подобных затишьях, и по ее интуиции можно было часы сверять. Келли проводила ее долгим взглядом, раздумывая, а не напроситься ли на операцию, раз уж у самой ничего не предвидится. Но Бейли уже скрылась за поворотом на лестницу: наверное, снова худеет, раз обошла лифт стороной. Ладно, еще вернется. Впрочем, нет, лучше догнать. Келли поудобнее перехватила планшет и ринулась следом, едва избегнув столкновения с интернами, столпившихся возле расписания операций. – А ну-ка, расступились! – громогласно возвестила Келли, и интерны пугливо разбежались. Можно было бы возгордиться чуток, но эти детки сейчас боялись всех и вся. Хмыкнув, Келли ускорила шаг, однако Бейли так и не нагнала. Пришлось подняться на третий этаж, но и там коридор был пуст. Почти. Навстречу шел Карев, и Келли ухватилась за него, как за спасательный круг. – Ты должен мне операцию, помнишь? – она заступила ему дорогу. Услуга за услугу: когда-то давно Кареву нужно было набить руку, и он буквально на коленях вымолил у Келли ее операцию на голеностопе. Тогда она сказала ему, что однажды потребует должок. И вот время пришло! Келли жадно смотрела на Карева, а он вскинул небрежно бровь: – Возможно. Но не сегодня. – Почему? – Потому что у меня сегодня нет операций, – он с сожалением развел руками. Келли старательно поискала в его взгляде ложь, но так и не нашла. У него даже голос не дрожал, как бывало обычно, когда он врал. Неужели это правда? – Да что за день такой, – пробормотала она, отходя в сторону. Карев цокнул языком, покачал головой и отправился по своим делам. Келли раздосадованно поглядела ему вслед. Как назло, а! Дурной день. Надо что-то сделать, чтобы запустить стрелки остановившихся часов. Келли на секунду зажмурилась, прислушиваясь. Не абсолютная тишина, конечно же. В других отделениях кипит жизнь, и только здесь отчего-то глухо. Даже пациенты молчат. Сердце вдруг пропустило один удар, сбилось со счета. Келли положила руку на грудь, недоумевая. Что случилось? Какое-то неясное ощущение мазнуло по затылку и спустилось по спине, растекшись по пояснице. Келли глубоко вдохнула, пытаясь отделаться от него. Дрогнули руки, пришлось покрепче схватиться за планшет. Неужели бездействие так влияет? Откуда эта растерянность, это нелепое ожидание какого-то происшествия? Нет, все же пустые дни для больницы – это нонсенс. Врачи не умеют жить спокойно. И не должны. Келли развернулась, твердо решив отправиться в лабораторию – кто знает, вдруг там для нее обнаружится что-нибудь интересное, – и резко затормозила. Вот оно. Вот откуда взялось это ощущение. Аризона появилась в конце коридора. Она шла, уткнувшись в планшет, и вроде как не планировала поднимать взгляд, да и не было в ее взгляде ничего страшного. Но Келли все равно испытала порыв непреодолимого желания спрятаться. Хотя бы за этой искусственной пальмой! Или она не искусственная? Вот и будет шанс проверить. Она не успела, конечно же. А может быть, не так уж хорошо старалась. В любом случае, Аризона все же заметила ее быстрее, чем можно было бы предположить. Келли натянула на губы улыбку – слишком широкую, чтобы быть искренней. Но когда они последний раз были искренними друг с другом? Все вокруг обычно думают, что у гей-пар все по-особенному. Что они как-то по-другому держатся за руки, смеются, ходят в рестораны. Черт побери, Келли не отказалась бы, чтобы все действительно обстояло таким образом. Но, увы, даже расставание у геев происходит как у всех. Келли думала, что пережила. Думала, что все позади. В конце концов, прошло столько времени, столько воды утекло. Они все выяснили и обговорили не единожды. И все-таки каждый раз при встрече с Аризоной что-то переворачивалось у Келли внутри. Она не умела отпускать своих возлюбленных или друзей навсегда. Частица их оставалась с ней. Она становилась все меньше и меньше, терялась среди событий и эмоций, но не забывалась. Келли и сама не хотела никого отпускать. Но с Аризоной дела обстояли иначе: ее нужно было отпустить. Нужно, чтобы вновь найти себя. Однако они продолжали пересекаться гораздо чаще, чем требовалось. Память услужливо подкинула О’Мэйли, а потом и Марка. Оба они умерли, и теперь уже их частицы стали совсем крошечными. Но они все еще исправно тлели в сердце, и Келли знала, что никакая вода в мире не затушит их. Аризона шла по коридору, а Келли стояла, глупо улыбаясь, и не знала, куда деть руки, куда деть воспоминания, куда деть себя, в конце-то концов. Ей уже не так хотелось спрятаться, как в первую секунду, однако и к разговору она внезапно оказалась не готова. Последний раз они говорили… когда? Когда узнали про смерть Деррика? Да, наверное. В тот момент Келли впервые за долгое время ощутила свое одиночество – острее, чем когда бы то ни было. Если она умрет, к кому будут обращены ее последние слова? Что запомнит она перед тем, как погрузится во тьму? Чей поцелуй, сгорая, растворится у нее на губах? Деррик умер в одиночестве – но не одиноким. Странное, нелепое, но верное утверждение. Он вышел из дома, и Мередит поцеловала его на прощание. У них могли быть какие угодно размолвки, но в тот миг, в самый последний миг, он все-таки был не один. Келли ощутила внезапно едкую зависть: несвоевременную, болезненную, неправильную. Несвоевременную – потому что все закончилось достаточно давно, и не нужно бередить старые раны: они будут болеть сильнее свежих. Неправильную – потому что Мередит потеряла Деррика навсегда, а Келли сама отпустила Аризону, решив, что не хочет ее держать. Слово «был» в их случае не имело этого горького пыльного привкуса вечности. Навсегда – это ведь не «Увидимся завтра!» Келли сглотнула, осаживая себя. Аризона была почти рядом, она улыбалась вполне искренне, и Келли стало стыдно. Они ведь взрослые люди, неужели они не могут… Пол поехал под ногами куда-то в сторону, Келли от неожиданности выпустила из рук планшет. Он упал экраном вниз и наверняка разбился, Келли даже успела пожалеть о своей неловкости. А потом она увидела, что Аризона тоже едет вместе с полом и падает, всплеснув руками, неловко подогнув искалеченную ногу. Келли удержалась на секунду дольше нее и все, что успела, так это схватиться за пальму, чтобы не врезаться в стремительно приближающуюся стену. Пальма оказалась искусственной, вот только Келли уже было все равно. Вокруг все гремело, трещало, разбивалось. Сквозь этот треск доносились крики и ругательства. Здание содрогнулось, с потолка отвалился кусок и упал рядом с Аризоной. Келли рухнула вместе с пальмой, которую теперь уже можно было и отпустить, но пальцы так сжались, что разжать их не представлялось возможным. Что-то с силой ударило ее по лбу, вырвав вскрик и мгновенную боль. Келли прижала пальцы, а отняв их, увидела кровь. В голове немного шумело, но не критично, в обморок падать было необязательно. Келли вытерла руку о халат. С потолка продолжала ссыпаться штукатурка, стены трескались прямо на глазах, от них отваливались огромные куски. Мимо на полной скорости пронеслась каталка и с грохотом врезалась во что-то в конце коридора. Слава богу, она, кажется, была пустая. Вторая каталка сорвалась со своего места под окном и едва не свалилась на Келли, замершую возле трещащей стены. Со стендов попадало все, что на них стояло, и со звоном раскатилось вокруг, а потом и сами стенды собрались горкой, подняв немыслимую пыль. – Аризона! – с тревогой крикнула Келли, когда поняла, что за всей этой свалкой не видит Аризону. – Аризона! – Я жива, – слабо раздалось в ответ. Из-за кучи мусора – а теперь все вокруг могло называться только так – поднялась рука и помахала. От сердца моментально отлегло, Келли немного расслабилась. Немного, потому что больница продолжала дрожать и разваливаться, а они все еще находились в ней – в самом центре. Погибнуть на рабочем месте – это, конечно, хорошо, но не так, определенно не так хорошо, как остаться в живых. – Надо выбираться, – Келли осмотрелась, проверяя, не собирается ли на них еще что-нибудь упасть. – Да уж, неплохо бы, – отозвалась Аризона бодро. Но этой бодрости доверять было нельзя: Келли знала точно. В сердце, наконец, пробрался страх: вот к чему было затишье! Вот что чувствовала Келли! Проклятье! Одно было хорошо во всем этом: Келли перестала жалеть себя. В один момент. Как отрезало. Землетрясение – это было оно. И сильное, судя по всему. Толчков больше не ощущалось, но они могли произойти в любой момент. Следовало выбираться. Келли попыталась встать, оттолкнув от себя подальше каталку. Она слышала, как внизу – или наверху, а скорее всего, и там, и там – кричали и бегали люди. В тот момент, когда Келли уже почти встала, здание накренилось еще больше. Вся та свалка, что успела собраться вокруг, снова пришла в движение. Послышался испуганный возглас Аризоны, Келли, не думая, рванулась к ней, но, поскользнувшись на чем-то, упала на колени и расшибла их. Судя по резанувшей боли – в кровь. Морщась, Келли тряхнула головой, тут же вспомнив про рану на голове, и полезла через завал. Аризона была жива: из-за падения сломался только протез, торчащий теперь острым краем сквозь продранную штанину. – Привет, – сказала Келли. – Ты как? – Привет, – ответила Аризона. – Все еще жива. Она протянула руку. Очередной толчок, гораздо сильнее предыдущих. Келли, которая ни за что не держалась, кубарем полетела вперед, с силой ударившись лицом о стенд, преградивший ей дорогу. Нос хрустнул, Келли закричала от боли и съежилась, сдвинувшись влево. Это движение спасло ее от куска балки, рухнувшей в нескольких дюймах. Рядом, в разломанной стене, что-то заискрило. Келли инстинктивно отодвинулась, а потом увидела, что пол впереди вспучился от движения здания, доски с диким треском сломались, и образовалась дыра. Не успела Келли подумать, что путь у них теперь остался только один, как ужасающий грохот сзади дал понять: ни одного. Келли еще не знала, но уже была уверена. И, обернувшись, только вздохнула неровно. Та часть коридора, в которую с визгом унеслась каталка, была завалена обломками потолка и стен. Можно было, конечно, попробовать перебраться. Здание еще поскрипывало, но вроде как стояло на месте. Келли чуть выждала, затем повернулась к Аризоне, скорчившейся возле относительно целого участка стены. – Все еще жива? Аризона не ответила. Глаза ее были закрыты. Страх прошил сердце Келли медицинской иглой. Она рванулась вперед, лихорадочно думая, что нужно сделать, что предпринять. За секунду оказавшись рядом, она увидела, что Аризона открывает глаза. Келли смогла только облегченно выдохнуть. – Что? – недоуменно спросила Аризона, увидев ее взгляд. – Мне нужно было сосредоточиться. Я слышала тебя, но ты же не дала мне и секунды, чтобы ответить. Ой! – вскрикнула она. – Ты вся в крови! Она протянула руки, и Келли покорно склонилась к ней. Даже если она хотела или могла сейчас возразить, она бы не стала. Она так испугалась возможной потери, что… Аризона достала откуда-то белый платок и принялась возить им по лицу Келли: долго, упорно, сосредоточенно. Пока Келли не засмеялась. – Что? – немного обиженно протянула Аризона. – У тебя ужас что творится на лице! В доказательство она показала платок, полностью ставший красным. – Забавно, – сказала Келли, которая отлично чувствовала и сломанный нос, и рану на лбу. – Мы с тобой только что пережили землетрясение, а единственное, что тебя волнует, это мой внешний вид? Она зачем-то поддразнивала Аризону, хотя, наверное, не время было это делать. А когда время? И как понять, для чего оно? Что, если ты выберешь момент неправильно? А что, если, пока ты будешь гадать, этот самый момент уйдет? Аризона критически осмотрела ее. – Я могу вправить тебе нос, если хочешь, – предложила она. Келли, продолжая улыбаться, покачала головой. Потом встала, прислушиваясь к ощущениям, проверяя, нет ли еще переломов, которых она могла не заметить. Их не было. – Каждый год, – пробормотала она, ладонью разгоняя завесу пыли, – каждый год происходит какая-то хрень. Но такого у них еще не бывало. – Упс, – сказала Аризона, – нога сломалась. Келли резко обернулась для того, чтобы увидеть, как Аризона крутит в руках обломок своего протеза. Заметив, какими глазами смотрит на нее Келли, Аризона улыбнулась и пожала плечами. – Ну, это ведь нога. И она сломалась. Жаль, хорошая была. И она спокойно выкинула обломок. Келли выдохнула. Хотела сказать что-нибудь, подходящее случаю, но в голову ничего не шло. Голова вообще казалась удивительно пустой – уж не зарекомендовать ли землетрясение как панацею для избавления от ненужных мыслей? Стоять было неудобно – здание все еще кренилось на один бок, и Келли приходилось довольно широко расставлять ноги, стоя одной на накренившейся стене, а второй – на куске уцелевшего пола. Она помедлила чуть и села рядом с Аризоной. Та внимательно смотрела на нее, видимо, все еще лелея надежду о вправлении носа. – Не надо, – поежилась Келли. – Вот только не сейчас. – Но почему нет? – возразила Аризона. – До нас еще нескоро доберутся. Келли на всякий случай отдвинулась и зашарила в кармане: где-то там должен был быть телефон. К ее удивлению, он уцелел и даже включился. Оставалось набрать номер. Немного подумав, Келли позвонила Кареву. Тот ответил не сразу, она успела начать волноваться. – Где ты, черт возьми? – были его первые слова. – Надеюсь, ты не пропустила эту тряску? Келли хмыкнула. Аризона с интересом прислушалась. – Настолько не пропустила, что сижу сейчас на третьем этаже в коридоре и жду помощи. Тут завалы и пол проломился. – Понял, – быстро отреагировал Карев. – Одна? Все в порядке? – С Аризоной. Она сломала протез, а я – нос. Аризона сделала вид, что тянется к ее носу, и Келли погрозила ей пальцем. – Хм, – только и сказал Карев. – Жаль, что у тебя не протез. И отключился, не дав Келли возможности спросить, все ли живы. Она попыталась набрать его снова, но быстро обнаружила, что сигнал исчез. Ладно, главное, что она успела сказать ему, где они. Келли убрала телефон обратно в карман и утомленно потерла ладонью лоб. Под пальцами чувствовалась корка, Келли поскребла ее ногтями, пока вспомнила, что это кровь засохла. Ну и видок, должно быть, у нее! Может, все-таки позволить Аризоне привести ее в порядок? Забавно. Случилась ужасная катастрофа, а Келли ощущала себя очень легко. Почти не волновалась и не переживала. Почему? Прямо рядом с ними была палата, и Келли решила проверить ее, вдруг там кто-нибудь застрял. – Там никого, – сказала Аризона почти сразу после того, как Келли поползла к перекошенной двери. – В этом крыле собирались начать делать ремонт, поэтому всех переселили. – Как удачно, – пробормотала Келли, возвращаясь обратно. Что ж, это и к лучшему. Пациенты, конечно, умирают, но совсем плохо, когда они умирают вот так. Какое-то время они сидели молча. Келли прислушивалась к крикам, доносящимся в разбитое окно. Это кричали спасатели, которые вот-вот должны были добраться и до них. Интересно, сколько жертв? Наверняка без них не обошлось. Келли с дрожью подумала о том, что погибнуть мог кто-то из врачей, но быстро отогнала от себя эту мысль. Хватит и Деррика. Серьезно, хватит. Аризона поглаживала свою руку: видно, все же зацепило ее чем-то. Келли предложила посмотреть. Аризона отмахнулась и сказала, что все в порядке. – Всяко лучше, чем с твоим носом, – добавила она. – Дался тебе мой нос, – устало отозвалась Келли. Шок от произошедшего схлынул, навалились другие эмоции. – Мне нравится твой нос, – серьезно сказала Аризона. – Я хочу, чтобы он остался прежним. Келли покосилась на нее. – Спасибо. Наверное. Они снова замолчали. В голове у Келли крутился обрывок какой-то мысли, которая тревожила ее еще до толчков. О чем она тогда думала? Аризона потянулась и зевнула. Затем тряхнула головой и неспешно произнесла: – Все могло быть гораздо хуже. Я могла застрять здесь одна. Или ты. Келли согласно кивнула. Могли. Они могли. – Все еще может быть гораздо хуже, – не удержалась она от капли пессимизма. – Вся эта хрень может обрушиться сейчас, и мы умрем под ней. Аризона пожала плечами так, будто ее не очень волновала эта мысль. – Что ж, по крайней мере, мы умрем не в одиночестве. Вот оно! Келли даже вздрогнула, так сильно воспоминание ударило по ней. Она думала о Деррике. И о себе. Пыталась сравнить несравнимое. Келли прикрыла глаза. В самом деле, разве есть что-то в этом мире непоправимое, кроме смерти? Смерть – единственное, что нельзя пережить. Единственное, с чем невозможно смириться. Единственное, что не позволит отойти назад и что-то исправить. У людей пока что нет машины времени, а если бы и была, смерть продолжала бы собирать свои урожаи. Они, врачи, борются с ней как могут, но раз за разом проигрывают, потому что эта игра – не в их пользу. И так будет всегда. Аризона сидела рядом, и Келли представила, что было бы, умри в той аварии она, а не Деррик. Что если бы самой Келли, а не Мередит пришлось бы отключать любимого человека от аппарата искусственного дыхания. Что если бы… Что если бы Аризона сейчас лежала рядом мертвая? И ничего уже невозможно было бы вернуть назад. Келли стало холодно. И невыносимо горько. Она хотела избавиться от своих чувств к Аризоне, она уверила себя, что загнала их в самый далекий угол, что сможет дальше жить без них. И вот – землетрясение. А Келли теперь счастлива, потому что она здесь не одна. Потому что Аризона рядом. Потому что Аризона жива. Вот только… Вот только когда их вытащат, они разойдутся вновь в разные стороны, и поедут каждая в свою квартиру, и там, ночь за ночью, будут приближать то, что неизбежно. А когда придет время, то Келли умрет одна, и не будет никого, кто возьмет ее за руку. Келли усмехнулась. Еще вчера она думала пойти в клуб и найти себе кого-нибудь, а сегодня уже планирует умирать. Как скоротечна жизнь! Аризона сидела очень тихо, и Келли, открыв глаза, посмотрела на нее. Из-за чего они расстались? Аризона изменила. Но, черт побери, разве это нельзя пережить? Разве нельзя? Разве все это стоит того, чтобы умирать в одиночестве? Разве они будут жить вечно, чтобы вот так играть друг с другом? – Я люблю тебя, – сказала Келли совершенно неожиданно для себя самой и вздрогнула. Может быть, зря? Может быть, Аризоне все это уже не нужно? Ведь прошло много времени… Келли сидела и покрывалась холодным потом из-за того, что сказала. Выставила себя дурой. Сама ушла и сама же хочет возвращения после стольких месяцев! Но вот Аризона повернулась к ней, помедлила чуть, а затем поцеловала, ни словом не напомнив про покрытое кровью лицо. И Келли зажмурилась, целуясь с ней, и порывисто обхватила ее руками, и подумала, что в этот раз, может быть, все действительно обойдется без жертв, и поняла, что никакая она не дура, а если и дура, то уж точно не одна. Ей было немного больно – из-за носа, – но поцелуй с Аризоной казался гораздо важнее. Они нехотя отпустили друг друга, когда через разбитое окно к ним влез спасатель в ярком жилете и громко спросил: – Все в порядке? Вы в порядке? – Да! – откликнулась Аризона, не спуская сияющего взгляда с Келли. – Да, – повторила за ней Келли, думая, что теперь все действительно в порядке. Осталось только вправить нос.