anamnesi.

В очередной раз Чжинхван проклинает ночь и вопящих за окном людей, так удачно в компании выпивших соджу за чужой счет. Радостные вскрики, грубые громкие голоса, рассказывающие веселые истории, и заливистый смех девушек. Киму это чуждо. Ему нельзя есть слишком жирную пищу, курить, пить и испытывать сильные эмоциональные нагрузки, и это, блять, раздражает. Тонкие пальцы музыканта сжимают одеяло и по щекам стекают жгучие слёзы. Чем он заслужил это в свои двадцать пять? Почему не может веселиться с друзьями, заводить новые знакомства и чувствовать обожающие взгляды на себе? Почему должен вместо этого мотаться по больницам и пить бесконечные таблетки? Была в жизни Кима лишь одна вещь, которая заставляя улыбнуться и зардеться, словно школьница на первом свидании. И это Ку Чжунэ. Ким Чжинхван болен. Болен паническими атаками, вечно повышенным давлением, подозрением на рак грудной клетки и Ку Чжунэ. Он страдает по его мягким, словно шелковые простыни, волосам и невыносимому превосходящему взгляду. Про себя называет дьяволом и безбожником за то, что тот так умело дергает за лески, которые до сих пор удерживают на земле больного. Молодой врач, недавно только ступивший на свой пост и получивший в свои руки жизнь Ким Чжинхвана, имел кучу поклонников, как с женской, так и с мужской стороны: в этом можно быть уверенным. Ещё было удивительным то, что всего в двадцать два доверили первого пациента, да ещё и с таким богатым списком болезней. Скорее всего местные врачи просто-напросто устали от Хвана и решили поскорее сплавить того в больницу навеки или же, наконец, загнать на тот свет. Не было обидно, потому что парень знал, что наверняка устал бы от такой обузы, вечно таскающейся на приемы и лечения. И ничего с этим не поделать. К тому же, странной казалась влюбленность и тяга к будущему, уже полноценному врачу, рядом с кабинетом которого вечно крутились медсестры всех возрастов. Ким не мог больше оставаться в горизонтальном положении из-за подступившего приступа рвоты. Склониться над краем кровати королевского размера и очистить желудок в уже подготовленный таз, после чего беспомощно свисать лицом вниз с вязкой ниточкой смеси слюны и рвотных масс на подбородке. Горло жгло и щипало изнутри так, что хотелось его разорвать. Чжинхван с болезненным стоном свесил ноги и с точно таким же встал на эти трясущиеся ноги, опираясь о стену. Мышцы ныли, в ушах стоял противный писк, а грудь нещадно болела. Превозмогая эту боль, парень еле-еле дошел до ванны, стянул футболку и боксеры с себя. Глаза внимательно стали изучать тело в зеркале напротив. Скользнули по худощавым ногам, покрытыми синяками, выпирающим тазобедренным косточкам, почти девичей тонкой талии и подтянутому животу, останавливаясь на ключицах с большими шрамами на них. В сознании в который раз всплывают эпизоды аварии. Заливистый смех отца и его любимого сына, нежные улыбки матери, а после визг колес и крики. Ким как сейчас помнит своё утро в белой палате, с сожалением смотрящего врача и стоящего за его спиной мальчика лет восьми. Пришлось жить самостоятельно, подрабатывая в кондитерской и каком-то кафе в центре Сеула. Платили не так много, но подростку хватало и на уплату счетов, все-таки, иногда приходилось голодать. Всё это вызвало самые разные проблемы: от серьезных до незначительных. Он чувствовал себя паршиво. Не так драматично, как остальные называют это паршивым, а в действительности являвшимся самой настоящей проблемой. Его тело ныло, и он бы предпочел быть в коробке, чем чувствовать всё это. Чувствовать то, как горло болезненно пульсирует, то, как тело словно покрыто склизкой пленкой. Трясущиеся ноги как можно быстрее входят в душевую кабинку и руки как на автомате по привычке регулируют воду. Более прохладно, чем тепло. У Хвана от теплого душа перед глазами обычно темнеет. Жесткая намыленная губка проходится по каждому кусочку нежной кожи, старательно растирает, что в один момент парень болезненно шипит, не заметив, как на ребрах и груди стерлась кожа. Из некоторых мест из пор просачивались алые капельки крови. Он всегда знал, что его кожа чересчур нежная. Вода могучими струями била по щекам, груди, вискам. Попадала в новые ранки, от чего Ким морщился, но противный гель с запахом мяты и цитруса требовалось смыть. Прикусив губу, интенсивно, насколько может, провел по телу вверх-вниз, старательно обходя протертые участки. Дверь в прихожей громко хлопает. «Чживон» - думает Хван, выходя из душа. И правда. На полу у стены сидит кудрявый парень, из горла глотая дешевый виски. - Хванни, я… - говорит тот, и парень лишь измученно улыбается. Коридор пропах чужими людьми, алкоголем, женским парфюмом, жутким перегаром и бесконечной болью. В глазах пляшут белые черти, и голова кружится так, что приходится опуститься рядом с гостем, трясясь всем телом. Сильные теплые руки обхватывают дрожащие плечи и прижимают к себе. В нос еще сильнее бьет пряный запах. - Я, блять, не хочу от тебя уходить. Не могу, понимаешь? Можешь меня ненавидеть, но я люблю тебя, и мне поебать, что ты уже три года как собираешься умирать. Чжинхван чувствует на глазах выступающие слезы. Они обжигают щеки, словно хлыст. Пальцы неосознанно цепляются за джинсовку кудрявого, сжимая настолько сильно, насколько позволяет дрожь. Губы касаются щетинистого подбородка Бобби, поднимаются чуточку выше, к хоть и упругим, но таким сладким губам. Чживон сейчас негодует, старается отвлечься от парня, укрытого лишь сползшим полотенцем. Его руки медленно сползают по нагому телу, задерживаясь на талии, до синяков сжимая пальцами нежную кожу. Рядом слышится болезненный всхлип, и хватку приходится ослабить, опуская руки на холодные бедра, ласково поглаживая. Эти ласки в прихожей кажутся чертовски неуклюжими, из-за чего мысль о том, чтобы перенести всё в спальную вшибается в сознание медной пулей, поэтому вернувшийся подхватывает Хвана на руки и лениво плетется в нужную комнату. Это занимает не больше минуты, точно. Бобби аккуратно опускает свою ношу на белоснежные простыни, краем глаза замечая злосчастный красный таз. Руки Чжинхвана цепляются за черные джинсы своего спасителя, и тот наклоняется, чтобы поцеловать в скулу пару раз. В любом случае не удается избежать обиженного стона, как и всегда. Пока парень уносит опустошать таз, Ким задумывается. Почему он так держится за Чживона? Почему млеет от его общества сильнее чем от того врача? Почему, черт возьми, хочет его касаний настолько сильно, что готов умереть раньше срока? И, кажется, ответ очевиден, потому что первая любовь – одна из сильнейших, но не всё так просто. Зачем тогда Чжунэ засел в маленьком оставшемся местечке в его уже занятом сердце? Хван готов поспорить, что его возлюбленный, узнав, не упустит манящей возможности набить наглецу морду. Но зачем рассказывать сейчас, когда ещё сам во всем не разобрался? Может чуть позже или вообще никогда. Может быть, чувства обманчивы и пройдут совсем вот скоро. Не хочется так просто терять человека, к которому плотно прилегает твое сердце. Он уже ощущал эту пустоту, когда оставался наедине с разорванным в клочья сердцем. - Хванни. - привычно зовет Бобби. Его голос иногда становится грубым и хриплым от сухого, благодаря виски, горла, так что он прочищает его пару раз и продолжает говорить. – Неужели ты, правда, хочешь, чтобы я ушел? – эта боль изнутри въедается в стены уютной комнаты, пропахшей алкоголем, рвотой и слезами. Сил хватает лишь на то, чтобы просто помотать головой из стороны в сторону, отрицая. Нужно бы извиниться за то, что вспылил сегодня утром с пустого места, но сил уже совсем нет, поэтому Ким просто раскидывает руки, приглашая Чживона в свои объятья, в которые тот с удовольствием падает. Он быстрее своего болеющего любовника сжимает тело того, носом зарываясь в шею, вдыхая запах геля для душа. Этот запах сносит ему голову, заставляет губы приникнуть к венке на этой тонкой шее. Чжинхван потрясающий, так думает Бобби, с его мягкими и аккуратными чертами лица, теплыми глазами и этим телом, которое сведет всех с ума. Но мнение самого обладателя этого всего сильно отличается от чужих мыслей. Именно поэтому случилась их последняя ссора. Ким Чживон хочет, чтобы этот волшебный парень оставался с ним всегда. Они обязательно вернут здоровье его владельцу, подберут коды ко всем замкам, совершат миллиарды ошибок, но вместе. *** Чжинхван любит просыпаться, чуя запах свежезаваренного кофе и разогретых булочек с корицей из магазинчика этажами ниже. Привычка следовать на кухню за соблазнительными флюидами завтрака и заставать там Чживона в одних его шортах, прижиматься грудью к сильной спине, сплетая свои руки, заключив в объятья. А потом ощущать, как парень поворачивается и подхватывает Хвана под бедра, заставляя обхватить шею руками, чтобы просто не упасть. Бобби поутру никогда не спешит одаривать возлюбленного его утренним поцелуем. Он играется, потирается носом о щеки того, зарывается им в мягкие волосы, вдыхая сон, нежность и по-детски простую невинность. В свою же очередь, старший старается дышать ровнее, не задыхаясь от собственных чувств, пытаясь поймать чужие губы. И, когда он уже готов обидеться, недовольно ерзая на удерживающих его руках, пытаясь слезть, Чживон перехватывает его губы, аккуратно сминая, будто те просто-напросто хрустальные и вот-вот разобьются. Хён упрямится не долго, вскоре отвечая куда более напористо. Утренний петтинг стал частью их совместной жизни. Бобби знал, что если невесомо поводить по предплечьям Хвана пару минут, то его дыхание начнет сбиваться, а пальцы сожмут плечи до красных отметин. Если прикусить правую ключицу, прямо рядом со шрамом, то поясница его прогнется, словно кошачья, а с губ сорвется глухой стон. Ему нравится, что его любимый такой чувствительный, даже слишком. Парень никогда не может допустить до своего трезвого разума то, что кто-то кроме него будет прикасаться к Чжинхвану. Что кто-то другой может с такой же любовью, как Чживон, погладить стройное бедро. Никто и никогда не сможет сделать этого так, как это делает он. В такие моменты Хван теряется в ласках и готов урчать. И тогда у Бобби срывает крышу. Он начинает целовать его так, словно это впервые. Нежно, быстро, страстно. Зажатый между столешницей и горячим телом хён не успевает отвечать, позволяя своему возлюбленному хозяйничать в его рту. Нужно уметь вовремя остановиться – они давно согласились с этой простой фразой. Они всегда останавливались, пока дыхание окончательно не сбивалось, и сердце теряло свой привычный темп. Но ноги у Чжинхвана к тому моменту были ватные; Чживон был вынужден усадить его на кухонный диванчик. В голове словно туман. Такой сладкий, словно патока, но и одновременно горький, точно лекарства, которые принимаются больным, пять раз в сутки. Чживон любит Чжинхвана. Он любит его тонкие длинные пальцы, пропахшие пилюлями и спиртом. Любит его мягкие волосы. Любит каждую частичку. А Хван любит взаимно, только по-другому. Но есть то, что связывает всё это. Трепетная нежность, окутавшая и затянувшая в свои путы с первой их встречи. Оба помнят то, как высокий студент перепутал Чжинхвана со своим старым другом. Помнят зачарованные глаза друг друга и неловкое хриплое «извини». Помнят, как спутанный парень хватает Чживона за запястье и что-то невнятно бормочет. И Бобби до сих пор благодарит судьбу за то, что именно тогда записался на осмотр в эту новую больницу, что прическа его друга была так похожа на прическу Хвана и смелость его, с его тихим «оставишь мне свой номер?». Студент тогда только одарил лучезарной широкой улыбкой, перебивая смущенного парня. «Это я должен попросить. Обменяемся номерами?» . Чживон помнит мигом покрасневшие щеки Чжинхвана и его счастливую улыбку, которую тот так отчаянно пытался подавить. Он так же помнит их двенадцатое свидание, когда будущий возлюбленный давился слезами, повторяя: «Зачем тебе больной я? Тем более я парень, а ты вскоре захочешь семью. Я не хочу ломать тебе жизнь!». Бобби всё отрицал. Отрицал каждый его вздох и всхлип, каждое тихое слово и предложение. Зачем же тогда этот маленький хён появился в его жизни? Он обнимал его за плечи и собирал губами солоноватые слезы. Чжинхван с трудом принял их отношения, до конца веря в то, что скоро его выбросят как старую игрушку, заменив на новую, более красивую. А потом его здоровье ухудшилось. Правильно было ожидать, что Чживон тихо уйдет, еле слышно хлопнув дверью, но он остался. Он сидел на краю его кровати, сжимая в своих горячих руках холодные пальцы своего возлюбленного, арендовал машину на несколько месяцев вперед, чтобы Хвану меньше нужно было ходить, покупал дорогостоящие лекарства. Окруженный заботой парень чувствовал себя тогда безумно неуютно, обещал отдать всё тогда, когда сможет, но Чживон лишь заглядывал любящим взглядом в покрасневшие глаза, проводил ладонью по щеке и ухмылялся: «Ты уже все вернул». И правда, для него у возлюбленного не было никаких долгов. Хван дарил ему себя и свою любовь, а это стоило дороже любой прикрасы человеческой жизни. Быть любимым таким чудом – лучшее, что могло с ним произойти в этой жизни. Большей награды и ожидать было нельзя. Они оба прекрасно знают, что тогда, когда Бобби уйдет, Чжинхванов анамнез резко оборвется. Но странный организм – человек. Когда мы уже находимся в состоянии забывчивости и смотрим на любимых масленым взглядом, к нам в сердце может постучаться совершенно другой человек. Хван не хотел этого. Он пытался разобраться в этом чувстве к Чжунэ и у него, вроде бы, отлично получилось. Это было что-то братское, нежное, с послевкусием заботы и мягкого облегчения. Чжинхван знал, что в любое время врач может ему помочь, выслушать и оказать поддержку. Но это не была та поддержка, которую дарил Чживон, нет, его поддержку невозможно описать как в случае с первым. Руки Бобби вновь нежно притягивают к себе, губы смыкаются с губами Хвана, они знают, что то, что происходит меду ними - вечное. Они знают друг о друге всё и больше. Студент прижимает своего возлюбленного к столу, аккуратно покусывая его тонкую шейку. Он слушает тихие всхлипы, упиваясь ими. А потом, на десерт попробовать такие сладкие губы с привкусом вишнёвой пасты. Такие упругие и в то же время мягкие. Посасывает нижнюю и проникает языком в рот. Сплетает с Хвановым в безумном танце. «Опьяняющий вкус, восхитительно» - думает он. Бобби проводит по небу и возвращается к языку. Чжинхван начинает что-то невнятно мычать и сопротивляться, когда его рука оказывается у него под шортами и сжимает ягодицу. Но парень отстраняется лишь тогда, когда они начинают задыхаться. Кажется, вот-вот сойдут с ума. Чживон усаживает возлюбленного на стол, всматриваясь в эти глаза-океаны, покрывая шею его поцелуями, оставляя метки. Хван выглядит слишком беззащитным для своего возраста. Хочется просто прижать его к себе и никуда не отпускать. А Ким Чживон и не отпустит.