Нотами под кожу

POV Герман. Понедельник. Едва вхожу в класс, нахожу глазами нужную фигуру за партой и направляюсь именно к его столу. Сажусь рядом, удобно раскинувшись на неудобном стуле. Поворачиваюсь к Тихону, на его вопросительно приподнятую бровь отвечаю издевательски-дерзким взглядом, спародировав его выражение лица, а после и вовсе, искривив губы в усмешке, отворачиваюсь. Мои подозрения подтверждаются и заставляют ощутить себя идиотом в высшей степени, потому что сам осознанно лезу ближе к вожделенному объекту, причиняя себе же дискомфорт. Рядом с ним мне не по себе, воспоминания не то, чтобы не утихли, они накатывают с новой силой, отдаваясь болезненным напряжением ниже пояса. Вот так, только от присутствия, я вдруг резко его хочу, очень хочу и… ладно, еще и от запаха этих чертовых апельсинов вперемешку с тонким ароматом парфюма. Туалетная вода? Гель для душа? Лосьон после бритья? Похуй что, пахнет одурманивающе. Уткнуться бы в него и дышать до головокружения. С тем, что я хочу секса, с ним секса, я уже смирился еще вчера. То, что я теперь буду в корне менять свое поведение — тоже, так что долой ебаное напускное спокойствие, айда доебывать блондинистую рожу. — И кто ж тебя разукрасил? — чуть склонившись к нему, тихо спрашиваю. Ответом мне выразительный взгляд и полное, мать его, молчание. — Дверь? Асфальт? — опять молчит, теперь даже не поворачивается на мой голос. — А может… ревнивый дружок? — добавляю ехидства в вопрос. И тычком в бок острым локтем обращаю его внимание на себя. И нет, реакция, сука, совершенно не такая, какую я ожидаю от него в данный момент. Он шипит и порывисто прихватывает рукой обиженное место. Эвано как… больно ему, вероятно, попал я в ушибленное место. — Руки попридержи и свали на хрен, мешаешь, — несмотря на грубость и явное недовольство, на его лице улыбка. Неестественная, приклеенная к губам, не задевшая глаз ни на каплю. Выглядит он, мягко говоря, не очень. Нижнюю губу рассекает трещина с запекшейся кровью. Глаза уставшие, вокруг залегли синяки, и без того мутно-болотные, они кажутся мне еще более непонятного цвета. Вязкие, зелено-карие, хуй пойми какие, короче. Аккуратный хвост, обычно венчавший его голову, теперь распущен, и завивающиеся на концах волосы, зачесанные на одну сторону, открыв выбритый висок, беспорядочно разбросаны по плечам и лопаткам. Весь его вид взлохмаченный. Помятый. Несобранный. Костяшки на руках сбиты, ободраны. Ни разу не видел его таким, хотя неудивительно, я знаю-то его всего месяц, точнее, вообще не знаю толком… да и надо ли знать того, с кем спал? Как там говорят, секс — не повод для знакомства? В точку. В гребаное яблочко, в нашем случае. Всю пару он молчит, а я решаю на время отстать и искоса наблюдаю за ним. Как он морщится от движений, разминает руку после долгой писанины и облизывает припухшую нижнюю губу, а от напряжения на лбу залегает морщинка в виде птички. Как сдувает пряди, что мешают, с лица, чешет нос кончиком ручки и бросает короткие взгляды на меня, думая, что я не вижу. Со звонком он выскальзывает из аудитории и не появляется ближайшие минут сорок. То, что пропустил треть пары, его не волнует, видимо. Вернувшись же, спокойно шурует к парте, на которой я обитал прошлые недели учебы, приземляется на стул, который подальше от меня, и старательно делает вид, что слушает внимательно и крайне сосредоточенно. Заебись. Мы что, местами поменялись? Он сверлил меня взглядом гребаную кучу времени. Цеплял, задевал, конфликтовал. Не говоря уж о том, что произошло накануне. А сейчас он вдруг решил игнорировать мое присутствие? Погрязнув в мыслях, упускаю из виду момент, когда он пропадает из кабинета. Курить хочется немилосердно, нервы, расшатанные, просят каплю успокоения, желудок вообще посылает нахуй, ибо позавтракать я забыл. Прошусь выйти, одарив лучшей из своих улыбок молоденькую преподшу, и, выскользнув из класса, плетусь в туалет. Глядя под ноги, ища на ходу пачку с сигаретами по карманам, рывком открываю дверь и врезаюсь в небезызвестную личность. Дежа-вю, не иначе. — Пиздец, — проносится у моего уха. Поднимаю глаза… — Упс. — Хуюпс, — огрызается, но не отходит, да и я стою на месте, буравя его глазами. Разглядываю откровенно лицо напротив. Вставляю между губ сигарету и чиркаю зажигалкой, а та, сука, отказывается подавать признаки жизни. И так раз двадцать… а мы все стоим. В дверях. Минут пять. И если забить на какофонию отвратительных запахов сего места, тут неплохо. И он близко. И напряжение все сильнее. А воздух словно сгущается вокруг наших тел, потрескивает. Щелкаю еще раз, не прерывая контакт глаз. — Ты, может, подкурить дашь? — Может, и дам. Звучит, пиздец, двусмысленно. Или это я так воспринимаю простейшие слова из его уст? Огонек пляшет перед сигаретой, затягиваюсь в себя, выпускаю в сторону дым, можно, конечно, было в лицо ему его пустить, но что-то как-то… вот так, короче. Хорошо стоим… Сигарета тлеет. Взгляд меняется, эмоции переливаются в глубоком болоте глаз его. Там нет того безразличия, что он натягивал на свое лицо, нет холодности, презрения, злости. Там желание, интерес и капля раздражения. Немой вопрос. Только вот какой? О чем? Спроси, блять, или скажи что-нибудь… ну… Снова фильтр прилипает к губам, горький дым заполняет легкие, глаза уже противно пощипывает от того, что долго не моргаю и смотрю в одну точку. Сизый дым через ноздри, бычок в раковину, он потухает там с тихим шипением, а я, подтолкнув его к стене, сам впечатываюсь в губы напротив. Зря? Возможно. Глупо? Пожалуй. Порывисто? Так точно. Пожалею? А похуй. Я хочу снова эти гребаные губы, что мучили всю ночь тогда… Зарываюсь пальцами в волосы, тяну еще ближе. Вкус крови на губах моих, его и, наверное, моей, прокол пирсинга саднит, я не слишком нежен, потому нанес вред обоим. Плевать. Вкус его на кончике языка, знакомый мне уже. Только сейчас нет примеси алкоголя. Горечь кофе и сигарет. Руки, что сжали в тисках, и теперь моя очередь шикнуть, когда ударяюсь спиной о кафель. Не дает брать инициативу в руки, перехватывает, ведет в поцелуе. Что я творю, блять? Нахуя, кто бы сказал? А оторваться от него не хочу, отталкивать тоже… но понимаю, что скоро звонок, и туалет в универе точно не для секса создан. Тяну сильнее за мягкие пряди и заставляю оторваться от себя. — У тебя кровь, — вытираю большим пальцем пару капель выступивших, желающих слиться в одну и струйкой тонкой сбежать по подбородку. — Знаю. Порыскав по карманам, достаю бумажный платок и протягиваю Тихону. Как раз звонок звенит, пора бы двигать отсюда… Что я и делаю, выпутавшись из захвата, уже не столь крепкого. Пульс все еще гулко стучит в висках. Дыхание сбивается, губы пульсируют, и если бы мы были не здесь, все перешло бы в горизонтальную плоскость, вне сомнений. Один раз не пидорас, да? А два раза? Докатился, блять. Сам уже лезу с поцелуями, сам нарываюсь, так и прошусь, как блядь привокзальная, чтобы вставили. Точнее, вставил именно ОН, другому череп, нахуй, проломлю даже за попытку. Третья пара проходит спокойно. Мы сидим за одной партой, периодически касаясь друг друга локтями. Не разговариваем, но что-то неуловимо изменилось между нами после поцелуя. Накалилось. Натянулось, как тетива, и в любой момент может выстрелить… Рвануть — и что будет, одному богу известно. … — Ногу убери. Раскрываю глаза, узрев Тихона, стоящего возле соседнего стула. Явился, не запылился. Нехотя убираю конечность, всем своим видом показывая крайнюю степень недовольства, хотя, что уж там, я на самом деле не против него, сидящего по правую от меня сторону. Потягиваюсь и сползаю чуть ниже на стуле. А спустя пару секунд мое запястье хватает этот изверг. Уже было хочу покрыть его матом, как понимаю причину сего действия. Его цепочка на МОЕЙ руке. Немного странно да? Тянется ее отстегнуть, но я ловко вырываю руку. Уж что-что, а сегодня возвращать ее я не собираюсь. Пусть повисит, ей вроде как вполне комфортно у меня, хоть и не люблю я золото такое. Последующие полчаса мы молчим. А я, не выспавшийся и откровенно заскучавший, кладу голову на руки и лежу, слушая музыку, дремлю. Волосы закрывают меня шторкой ото всех, правда, щекотно немного, потому периодически сдуваю мешающие пряди, ленясь поправить это дело рукой. Еще три дня — и отъезд. А там концерты, репетиции, выматывающие до такой степени, что падаешь без ног и засыпаешь. Живешь на кофе, сигаретах, редких перекусах и травке. Главное, чтобы не запалили… Гостиницы, куча казусных моментов, ругань в группе, а после примирение, все как всегда. Мысли бегут вперед, в голове куча планов, образов, мотивов… — Курить идешь? — тихо на ухо, заставляет вздрогнуть от неожиданности и разлепить глаза, только вот все равно нихуя не видно из-за волос. — Ага, — поднимаю голову и зеваю, разминая затекшие руки. — Через пять минут выходи. Уже когда хлопает дверь, до меня доходит, что пара еще не закончилась, кинув взгляд на часы и посчитав, оказывается, что еще около получаса до конца. И почему так медленно время на учебе идет? И похуй, что я тут ни хрена не делаю, и меня никто не трогает, отсиживать столько времени убийственно скучно. — Выйти можно? — Маркелов уже вышел, вот когда вернется, тогда выйдешь, — недовольная тем, что ее перебили, отвечает старуха. — А мне сейчас надо. — Поговори мне тут, будешь вообще перемену ждать. Как же меня бесят эти школьные замашки… Громко отодвинув стул на железных ножках, встаю и иду из аудитории. И что она мне сделает? Поправив джинсы, которые сползли чуть ли не на середину задницы, доставая сигареты, захожу в туалет, где спокойно себе дымит Тихон, привалившись к стене. — Тут что, вообще не гоняют за курево? — Гоняют первокурсников, и то редко. Я почти выговор схлопотал, у нас преподша была пенсионного возраста. Деспотичная, страшная баба, — хмыкает, выпуская дым колечками. — Зажигалку дай. Запрыгиваю на подоконник и ловлю жигу, подкуриваю и сую ту себе в карман. Не обеднеет. С ухмылкой смотрю на его жест пальцами, мол, верни, сука, и, помахав отрицательно головой, откидываюсь на окно спиной. Холодно, знаете ли, заднице, но всяко лучше, чем стоять. — Гера, это очень дорогая вещь. И более того — подарок. — И? — Блять, давай сюда ее. И цепочку заодно. — С хуя ли? — со смешком спрашиваю, крутя сигарету в пальцах. Нравится дразнить его. Видеть, как он реагирует на мелочи с моей стороны. — Это. Мои. Вещи. — Подписаны? — издеваюсь, с мнимым интересом рассматриваю сразу браслет, а после достаю зажигалку и кручу в руке. — В кого ж ты дрянь-то такая? — В себя, — сбрасываю пепел на пол, сверлю взглядом недовольного блондина, чувствую ведь пятой точкой, что нарвусь, если буду действовать в том же духе. Но в глазах моих истинное удовольствие, дерзость, вызов. Хочется растоптать его спокойствие и бросить им ему же в лицо. Сорвать эту полуравнодушную маску с лица, потянуть за хвост его, чтобы откинулась голова и выступил кадык сильнее под загорелой кожей шеи. Бесит меня то, как он ведет себя. Я не понимаю его, а это ощущение всеми фибрами души ненавижу. Для меня все должно быть просто, по полочкам разложенное, поясненное, имеющее обоснование, причину. Отклеивается от стены, идет ко мне. Шаг за шагом, медленно преодолевает эти считанные метры. Останавливается напротив и протягивает руку раскрытой ладонью. Отдать? Тебе? Сейчас? Не в жизнь. — А что мне за это будет? — спрашиваю, выпустив в его сторону дым с губ. Провоцирую. — Наглец… — смеется, подойдя вплотную и грубо разведя мои бедра, вклинивается между них. Та еще поза, я вам скажу. Одна лишь она уже возбуждает неслабо. Сжимаю его бока ногами, ибо подоконник выше уровня его бедер. Притягиваю еще ближе и снова выдыхаю горький дым, но теперь ему прямо в лицо. Злись… Морщится, но не отстраняется, тянется поцеловать, а я отворачиваюсь в последний момент, и его губы, мазнув по подбородку, утыкаются в шею. Я не против самого действия, я бы и сам его поцеловал, как вчера, например, но… мне нравится дразнить. — Играешься, значит. Смысл? — Не знаю, нравится, — пожимаю плечами, отвечая вполголоса у его губ. Как же заводит. Просто невероятно, прошибает от макушки до пяток. Скручивает все нутро от удовольствия. Препирания — как прелюдия перед сексом. Возбуждает порой сильнее, чем сам секс. — Скоро звонок, — ведет рукой от колена до бедра, и чем выше поднимается, тем сильнее сжимает. От его руки тепло распространяется, вверх стремясь, заставляет напрячься еще сильнее и без того вставший член. И я второй день подряд кляну себя последними словами, что допускаю подобное, провоцирую, жду в какой-то мере, хочу, но он прав, скоро звонок, мы в гребаном туалете ебаного университета. А рука не останавливается, она стремится еще выше, по ширинке скользит, как по оголенным нервам. Чуть сжимает, притормозив, теперь мой секрет раскрыт… Но не задерживается надолго, ныряет в карман кожанки моей, вылавливает зажигалку и пропадает. Меня наебали, как сосунка. Возбужденного, глупого, идиотского сосунка. Даже добавить нечего. — Один — ноль в мою пользу, — ухмылка и рывок за бедра на себя. Впечатываюсь в него, полусвисая с насиженного места. Его губы на моих, но не озверевшие. Аккуратные. Обсасывает губы, играет с колечком пирсинга и выпускает. — Один — один, — махаю перед ним рукой с браслетом, отстранившись и оттолкнув, спрыгиваю. … Это скоро войдет в привычку. На первой или на второй паре идти в туалет, курить и обжиматься, поддевая друг друга. Он все пытается вернуть браслет, слабо правда пытается, скорее для вида. Обламываем друг друга, действуя как в шахматном порядке, день он, день я. Но напряжение доходит до ручки… Я скоро взвою, я не дрочил столько со школьной парты. Но он не просит мой номер, а я его. Он знает мой адрес, я его — нет. Он может прийти, если захочет, а я не стану звать. Игра. Она мне нравится, но это сводит с ума, медленно, однако верно. И если все четыре дня кряду мы просто целовались, то сегодня все куда серьезнее пошло… Не успеваю зайти в туалет, как оказываюсь прижат к стенке. Губы требовательные не в рот мой впиваются, а кожу на шее всасывают. Руки под майку ныряют, горячие. Ребра мои стискивает так, что хруст почти слышен, а меня заводит. Так заводит, что стон комом сглатываю, давлюсь им. Шею вытягиваю, подставляюсь под ласку сам. Ловлю себя на мысли, что такого напора я и ждал, что вот оно, то самое «что доктор прописал», и если он развернет меня сейчас, уткнет лицом в холодную плитку, содрав джинсы, и трахнет, я даже «ради приличия» сопротивляться не стану. Перестав плавиться по-бабьи в его объятиях, начинаю сам руками скользить по фигуре Тихона. Под майку, по позвонкам на спине, царапнув копчик короткими ногтями. Оглохнуть тихим стоном у уха, шумно выдохнуть, когда его зубы мочку прихватывают и сжимают почти до боли. Одновременно поворачиваемся друг к другу и сливаемся в поцелуе. Страстном. Диком. Неистовом. Пошло до ужаса, я так с девушками никогда не целовался. А с ним… как зверье. Резко. Почти грубо. Вылизывая губы, трахая языком. Мало, этого становится слишком мало. Рука сама находит чужую ширинку. Тяну за собачку, пальцами проводя по твердому бугру в штанах. Ловлю губами стон, второй рукой притягиваю за шею еще ближе к себе, впиваюсь пальцами в плечо. Разобравшись с брюками, ныряю рукой в трусы, провожу по всей длине члена рукой, а после обхватываю головку и немедля начинаю дрочить. Всего пара рывков, а уже рык с губ Тихона срывается, глаза ошалевшие, пеленой затянуты. Еще несколько движений вдоль напряженного ствола, бедра блондина навстречу подаются, язык по шее моей скользит, зубы в чувствительную кожу впиваются. Я держу чужой член, и мне это нравится. Разве это правильно? Ответом на мой же вопрос приходит крупная дрожь в наших с ним телах, только его выгибает, и он кончает в мою ладонь, хрипя и целуя. Вытаскиваю чистой рукой салфетку из кармана и сжимаю в руке со спермой. Как в замедленной съемке смотрю: он пускается на колени, подрагивающими пальцами расстегивает мои джинсы, приспускает, оголяет мое достоинство и, не мешкая, вбирает его в рот. Горячо, как в раскаленной лаве, как в самой геенне, у него во рту. Влажный язык скользит по каждой выпирающей от возбуждения венке, по головке, что крайне чувствительна, цепляет кончиком вязкие прозрачные капли смазки. Кусаю кулак, чтобы не застонать в голос. Кладу руку на его затылок, задавая темп, скольжу членом по его небу и вздрагиваю от удовольствия. Напряжение достигает высшей точки, возбуждение слишком сильное, поцелуи дико распалили обоих, да и воздержание у меня с неделю. Не выдерживаю, когда он глубоко в себя вбирает член, от вибрации его сжимающегося горла кончаю, откинув голову и ударяясь затылком об кафель. Плевать… Это так ахуенно, что легкая боль от столкновения головы с твердой поверхностью — мелочи, недостойные моего внимания. Экстаз полнейший охватывает тело, на пару секунд перед глазами слегка темнеет. Потрясно. Очухаться не успеваю, ибо звенит звонок. Как по закону подлости, пиздец подкрался незаметно и невовремя. Чертыхнувшись, застегиваю ширинку и мою руки, салфетку швыряю в урну. — Идешь курить? — кашлянув, спрашиваю. — Ага, — кивает, приводя себя в порядок. Удивительно, но неловкости нет. Словно ничего и не было… Стоим за углом и спокойно курим, перекидываясь ничего не значащими фразами. Хотя, по правде говоря, мне так лениво даже рот открывать, после оргазма бы полежать себе с полчасика расслабленным, а вот, как идиот, на холоде стою, закрываясь кожанкой от ветра. Не хватало мне еще заболеть, завтра же концерт, по голове точно не погладят меня... Уже вечером, собирая вещи, вспоминаю, что номер так и не спросил, а свой не дал. И более того, я не сказал, что уезжаю, да и надо ли, если непонятно, что между нами происходит?