Trigger

♫Nickelback – "Hero". Йота шел по узкой, покалывающей одним лишь своим видом все его органы чувств, ассоциации и ощущения, промозглой улочке. Белоснежный пушистый снег, мерно спархивающий с далекого индигового цвета неба, здесь превращался в вязкую грязную жижу. Торопливо истончаясь еще в воздухе и превращаясь в тошнотворного вида коричневатую кашу на земле, он едва успевал долететь до жарких, клубящихся белесыми испарениями теплотрасс, пахнущих пылью и болотом, но исправно прячущих свое уродство под бетонными шлакоблоками. Трущобы никогда не были его любимым местом, но так или иначе оставались единственным домом. Хотел он этого или нет. Ноги разъезжались в разные стороны, оператор то и дело подвергался риску упасть. Но падать было нельзя. Запачкать одежду - означало на целую неделю лишить себя возможности вернуться в город. Софос уходил к прачке в пятницу. Сегодня был понедельник. Документы надлежало отнести в четверг. До четверга нужно было сберечь любимые джинсы и совсем новую зимнюю куртку любыми средствами. Его дом находился в самом центре трущоб, и добираться до него каждый раз было настоящим испытанием на прочность. Если вышеупомянутое испытание не устраивали сами жители этого богом забытого места, то это делали условия, в которых данный район собственно и существовал со дня своего создания. Трущобы не входили в план столицы, их отстроили беженцы, бездомные и разнорабочие, приехавшие из провинции на заработки. Согласно плану городской застройки - здесь должны были пролегать узлы коммуникаций, дабы не портить своим неприглядным видом красоты и не нарушать гармонии гордо вознесшего к звездам свои небоскребы города. Однако, вскоре после заселения в мегаполис горожан, в периферии столицы стали отстраиваться и другие - не способные позволить себе жить по средствам тех, кому вполне хватало денег на столичные апартаменты. Когда власти обратили на это внимание, было уже поздно. Трущобы густо разрослись вокруг города и обзавелись своими порядками. Столичное правительство выстроило целый военный комплекс и переманило к себе небезызвестного Касперского, пообещав ассигнования на дополнительные разработки в оборудованных по последнему слову техники лабораториях, предоставив лучшие в мире кадры, военную технику и собственную высотку, ставшую впоследствии главным корпусом ОК* в попытке навести свои порядки на границах мегаполиса. Однако вскоре после этого появилась и другая проблема. Вирусы. Охрана и защита от них стала основной целью полиции и самого Касперского, как ее непосредственного руководителя. Ущерб, причиняемый ими, был просто разрушителен, и власти махнули рукой на нищенские районы вдоль окраины, напрочь позабыв о своем былом рвении их уничтожить. В конце концов, много дискомфорта они не доставляли. Наркотики и паленый алкоголь редко выходили за пределы этих мест – полицейские в городе работали на славу. Дохли от них лишь жители самих трущоб, не приносившие столице, по мнению властей, толком никакой пользы. Обитатели этого захолустья сами варились в своем, не похожем ни на какой другой мирке, отрезанном от шика и красоты, раскинувшимся под тем же небом, но на совсем другой земле. Йота был твердо уверен, если Он узнает о том, как он живет и где, то, наверняка, лишь презрительно скривится и, уверенно перечеркнув твердой рукой приказ о зачислении в кадеты, навсегда закроет эту узенькую лазейку в ослепительный, яркий мир чужого счастья и благосостояния. Паренек никогда не завидовал горожанам. Он со дня своего рождения существовал по другую сторону баррикад и знал, что зависть – глупое чувство, не способное дать тебе ничего, кроме как обманчиво легких путей к столичной сверкающей жизни. Которые впоследствии сделают тебя либо бесправной шлюхой, либо вечно осунувшимся зависимым от таблеток безумцем, либо ничтожной шестеркой, жизнь которой каждую минуту висит буквально на волоске, когда настоящий ее хозяин слишком близко подносит к нему свои незримые ножницы. Нет, Йота не испытывал зависти. В конце концов, он знал много других способов достичь истинного, не иллюзорного счастья. Все они были сложными. Но парень никогда и не предполагал, что будет легко. И, возможно, хоть он и выглядел застенчивым простачком, но был хитрым и одаренным подростком, где-то безжалостным, где-то сострадательным, иногда добрым, а иногда по-настоящему жестокосердным, впрочем, как и все подростки. Но, как и все подростки, он отчаянно хотел, чтобы в нем нуждались… Иногда его терзало чувство тоски по кому-нибудь, по тому - кто мог бы понять и обнять, просто поддержать разговор. И тогда Йота подолгу пропадал в сети, переписываясь в освещаемой лишь сенсором экрана темноте маленькой комнатки с далекими друзьями без имен и лиц. А иногда оператор жадно упивался своим одиночеством, сидя на потрескавшемся шифере крыши, и лениво разглядывал с холма, на котором стоял его дом, огромный, сверкающий мириадами разноцветных огней столь близкий, сколь и недосягаемый город. Он умел взламывать серверы и аккаунты, похищать информацию, внедрять инфицированные файлы и коды, подделывать программы и продлевать на них лицензии, вскрывать электронные кошельки и урезать чужие счета, рассылать спам и навязчивую рекламу. Йота умел зарабатывать деньги. Он умел стирать вручную в ледяной воде, готовить из второсортных продуктов, шить постельное белье из потертых лоскутов, драить щеткой, смоченной в мыльной воде, крохотную квартирку на чердаке трехэтажного, покрытого трещинами и выбоинами дома, чинить мебель, тщательно вытирать пыль, гладить, приводить в порядок одежду и обувь, штопать и распределять средства. Йота умел выживать. Поначалу паренек был здесь никем, но никем он был и в приюте. Единственное, что могло рассказать ему о родителях - это азиатского типа полуночно-синие глаза, да интеллект настоящего кибергения, сравниться в силе с которым могла разве что его способность адаптироваться к новым условиям. Сбежать из приюта маленького пригорода в двенадцать было отличной идеей. Мальчишка прихватил с собой только ноутбук и необходимые к нему комплектующие, без малейших угрызений совести выкрав их из кабинета директора, перед этим предусмотрительно «обработав» и то, и другое. В трущобах он научился быстро бегать и прятаться, а с приобретением собственной крохотной квартирки, справляться с домашними обязанностями. Причем очень даже неплохо. Чистота придавала ему уверенности в себе и завтрашнем дне. Йоте хватало дерьма и на улицах этой убогой дыры. Добравшись, наконец, до своего жилища, подросток торопливо взбежал на третий этаж по жестяной пошатывающейся лестнице, которая словно железная лента обвивала крошащийся белой истершейся от времени плиткой корпус здания. Пройдя по открытой всем ветрам бетонной площадке с несколькими дверьми, Йота влез по еще одной, но уже куда более прочной железной лесенке к люку, ведущему на чердак. Очутившись в узком и сравнительно теплом помещении, мальчишка тряхнул ультрамариновыми волосами и пробрался к приземистой двери, ведущей в его квартиру. Очистив ноги о коврик и повесив на металлический крючок куртку, он тщательно осмотрел ее на наличие пятен, затем, взяв с деревянной узенькой полочки флакон с распылителем и деревянную жесткую щетку для одежды, прямо на себе принялся чистить забрызганные грязью джинсы. Завтра ему должны были выдать кадетскую форму и необходимые учебники в библиотеке. Сумку, тетради и канцтовары он себе уже приобрел. Его незаконный заработок до этого дня вполне позволял покупать себе новые вещи, даже дорогие, но парень не разрешал себе тратить деньги со счета. Он откладывал их на квартиру в черте города, экономя почти на всем на чем мог, дабы как можно скорее осуществить свою мечту - зажить комфортной жизнью простого горожанина. Единственное, на чем Йота экономить не любил, так это на здоровье. В последние два года он покупал себе продукты хорошего качества, и аптечка его всегда была полной. Теплыми вещами он тоже не пренебрегал, но ориентировался больше на комфорт, нежели на внешний вид предметов гардероба. Со стороны юнец выглядел вполне самодостаточным и обеспеченным подростком. Но таким он появлялся только в городе, потому как хотел, чтобы Он видел его таким. Йота очень хотел Ему нравиться. Первое впечатление было пугающим, заставляющим сердце неистово зайтись в бешеном темпе внутри костяной клети мальчишеских, выпирающих из-под тонкой кожи ребер. Очень высокий, облаченный в полицейскую форму мужчина (однозначно антивирус), преградивший ему дорогу в одном из коридоров уже закрытого и оттого полутемного торгового молла, вселил в душу ужас, а в разум неразбериху. Оператор лишь крепко-крепко сжал в руке крохотный портативный компьютер, замер испуганным кроликом, закусив до боли губу и не в силах двинуться с места. Даже перед отморозками из трущоб он не чувствовал себя таким жалким и загнанным в угол. Перед ними он отчетливо ощущал острое желание жить и сопротивляться судьбе, бежал и скрывался, вырывался, гнался за свободой, подхлестываемый инстинктом самосохранения. - Давай сюда, - ровный, спокойный голос, чуть звенящий медной натянутой струной. Йота безропотно протянул компактный ПК, вложив его в белую сухую ладонь. Алые глаза следили внимательно, прожигая своим рубиновым огнем, властно поглощали его беспомощность и слабость. Звякнули в полутьме коридора серебристые наручники, Йота дернулся, как от удара. - Руку, - повелел мужчина и, не дождавшись ответной реакции, грубо схватил хрупкое тонкое запястье, безжалостно защелкивая на нем металлическое кольцо, осколком льда обжегшее нежную кожу. Его вывели на улицу сквозь туман смешавшихся мыслей и дурманящее мозг чувство нереальности всего происходящего. На улице стояли блымающие мигалками машины и вооруженные до зубов люди, разглядывающие оператора с недоумением, ожидая, видимо, узреть плечистого, пестрящего наколками преступника, брыкающегося и вопящего, что без адвоката он не скажет ни слова. - Сэр… - с недоверием протянул один из них и с сомнением посмотрел на ведущего его, как собаку на поводке за свободное кольцо наручников мужчину. - Сажайте его в машину и поехали, я жутко устал, - холодно бросил полицейский. И Йота только в этот момент заметил, что у него очень красивый цвет волос – пепельный с серебристым отливом. Парня довольно аккуратно пихнули на заднее сиденье автомобиля, пристегнув к ручке двери, довезли до военного городка, завели в высоченное крайне представительное здание и, подтолкнув в лифт, доставили на девятый этаж. Карминовый мягкий ковер легко лег под ноги, и Йота ступал по нему, как во сне, явственно ощущая, как с каждым шагом становится все труднее дышать. В просторном красивом кабинете было свежо и светло. Его усадили на припаянный к полу металлический стул, пристегнули и оставили наедине с пугающим антивирусом. Голову повело, и подросток едва не потерял сознание, качнувшись вперед, но сильная рука перехватила поперек груди, вернула в прежнее положение и уже буквально через несколько мгновений возле носа очутилась ватка, отвратительно пахнущая аммиаком, но вернувшая способность трезво мыслить и сидеть ровно. - Тихо, успокойся. Мучить тебя здесь никто не будет. По крайней мере, пока. От страха по-прежнему слегка подташнивало, но дышать стало легче, и вязкая пелена перед глазами постепенно рассеивалась. Дальше Касперский долго и крайне сурово вещал Йоте о том, как обстоят дела на самом деле, и что это по его вине вирусы пробрались в город, какое уголовное наказание его за это ждет, и что уже очень скоро приедет пострадавший, и вот тогда-то Йота получит по заслугам. Бедному ребенку еще дважды становилось дурно, прежде чем в кабинет вошел красивый молодой оператор – стройный брюнет с золотисто-медовыми глазами, одетый во все черное и желтое, с бледноватым приятным лицом и пирсингом в ухе. Йота мгновенно узнал Билайна – популярного российского оператора, известного созданием яркой креативной рекламы. Мужчину, вошедшего за ним следом, не узнать было просто невозможно. Гугл Хром, обладающий неповторимой харизмой, экстравагантной внешностью и мощным статным телосложением, всегда и везде притягивал взгляды. Однако, как оказалось, настроены эти двое были вполне миролюбиво, и никакого негатива от них в свою сторону Йота не ощущал. А когда Гугл предложил Касперскому превратить его из антагониста в героя, мальчишка почувствовал, что почти любит этого браузера, искренней фанатской любовью. Работать бок о бок с Касперским оказалось не так страшно, как Йота себе представлял. Мужчина оказался терпеливым наставником, пусть острым на язык, скупым на похвалу и щедрым на критику, но крайне дальновидным и способным посвятить в самые тонкие и капризные нюансы своего дела. Подросток старался, и антивирус не был к этому равнодушен. Когда это непростое дело увенчалось успехом, и они вышли из коттеджа Скайлинка, полицейский некоторое время задумчиво смотрел на снующих то тут, то там полицаев, а затем ласково потрепал застывшего рядом Йоту по макушке твердой рукой в черной кожаной перчатке. - Ты молодец. У тебя большое будущее, но для этого придется завязать с неприглядным прошлым, - и направился к машине. Именно в эту минуту Йота испытал чувство, которого никогда и ни в каких бы то ни было обстоятельствах не испытывал - чувство безграничной эйфории, настоящего счастья, стремительного духовного полета. В него верили, на него возлагали надежды, он был нужен! И сердце его трепетало в сладостном предвкушении, когда он провожал взглядом ровную напряженную спину полицейского. Он жил. Он желал. Он пылал. У него появилась цель. Появилось направление в жизни, теперь он мог существовать не только ради себя, ради своих маленьких желаний и низменных потребностей, вроде еды и жилья. Йота обрел настоящую мечту, и путеводной звездой к этой мечте был Касперский. Его ориентир. Его личный идол. Сильный, властный, гениальный и восхитительный. Оператор хотел стать таким же: способным очищать мир от угроз, что встречаются на пути невинных обывателей, твердо стоять на страже закона и избавлять мир от личностей вроде его последнего заказчика. Касперский дал ему возможность получать образование и легальные средства к дальнейшему существованию. Стипендия в кадетском училище была более чем достойной, плюс Йоте, как сироте полагались социальные выплаты, а при получении высшего балла на экзамене выдавалась отдельная премия. Антивирус за двое суток оформил необходимые документы, несколько удивившись, что у подростка, который столь прилично одет и неплохо воспитан, нет родителей. Йота тогда ничего не сказал ему. Он не хотел портить о себе впечатление. Марать его этой уличной трущобной грязью и чердачной нищетой, он всего лишь хотел быть в его глазах самодостаточной личностью, приличным, исправившимся гражданином. Вычистив джинсы, мальчишка протер заляпанные коротенькие сапоги влажными салфетками и аккуратно отставил их в угол. Поднялся на возвышающийся лесенкой порожек, переходящий в маленький короткий коридор. Переодевшись в потертую растянутую водолазку и старые спортивные штаны, парень сунул ноги в домашние сланцы и направился на бедную, но очень чистую кухоньку, чтобы приготовить себе ужин. Не за горами были нормативы по физподготовке, и питаться нужно было как следует. Повернув вентиль газового баллона, Йота устало запрокинул назад голову, рассматривая из-под полуопущенных ресниц просушивающиеся на балках под треугольным дощатым потолком полотенца. Он очень хотел быть для Касперского именно тем, кем антивирус видел его, когда встречал иногда в ОК, в приемной комиссии училища или возле кабинета кардиолога во время медосмотра. Несчастным одаренным подростком из обеспеченной семьи с преждевременно почившими родителями, что живет в столичной квартире и имеет семейный счет в банке на кругленькую сумму, гасящий все потребности, возникающие по мере его комфортного подросткового существования. Но он им не был. И знал, если правда откроется, будет так больно и страшно смотреть в эти алые глаза, полные презрения и отвращения. Он слишком часто встречал такие глаза в своем смутном, мучительном детстве. Йота не боялся увидеть подобное в чьем-то другом взгляде, но до дрожи в коленях страшился разглядеть подобные эмоции во взгляде, принадлежавшем Ему. Парень уже не пытался остановить это дикое чувство, что рождественским колокольчиком звенело в его душе каждый раз, когда он видел Касперского. Оно уже полностью поглотило его, отравило, подчинило своей воле. Ему трудно говорить и трудно дышать в присутствии этого холодного сильного мужчины. Он думает о Нем каждый день, когда радуется и когда злится, когда приводит в порядок квартиру и ездит в город за продуктами, когда гуляет среди ночи по обындевелым окраинам или принимает душ. Даже когда вкладывает помятые купюры в татуированную руку мускулистого верзилы Софоса, что присматривает за его квартирой и является своеобразной «крышей», пусть оператор не торгует экстези и не покупает травку. Йота, стиснув зубы, льет на холодную сковороду оливковое масло, зажигает вспыхнувшую синим пламенем конфорку и думает, что любит Его слишком сильно. Слишком пылко, слишком нежно и преданно. Любит впервые в своей жизни. Господи, как же он его любит.