Улыбнись, если хочешь меня.

Много-много времени спустя… Сквозь сон я ощущал приятный запах жареного мяса, но просыпаться так не хотелось. Точнее я не до конца осознал, что сплю, поэтому проснуться не являлось возможным. Это было таким явным… Весенний прохладный ветер треплет волосы, но мне совсем не холодно… Тепло исходит откуда-то совсем рядом. И это «рядом» даже ближе, чем можно вообразить. Кто-то прижимался к моей груди, позволяя его теплу передаваться мне. И так не хочется отпускать этого кого-то… - Никогда не отпущу… не отпущу… Внезапно, стало совсем холодно. Кто-то, греющий меня, исчез. Пропал. Лишь тень уплывала вдалеке, совсем-совсем вдалеке, но… - Не отпущу! - НЮХНИ МОЮ ПЯТКУ, ЧЁРТОВ МАНЬЯК! Тут, моя челюсть ощутила такой сильный удар, что странно, каким образом не вылетела в тот же миг. А потом удар ощутило всё тело. Не такой сильный, как в челюсть, но тоже не слабоватенько. Я открыл глаза и обнаружил себя… о, да… валяющимся на полу: нос в пол, жопа кверху, а над головой чья-то пятка нависает, с угрозой глядя на меня… Стоп, у неё же нет глаз. Идиот. Я сел. Потихоньку начал просыпаться и приходить в себя. Вся голова пульсировала от боли, а челюсть, казалось, вот-вот вывалится и превратится в песок. Сидя на диване, одуванчик сжигал меня злобным взглядом. Протерев глаза, я осмотрелся и вздохнул – это был моя гостиная. А на диване, угрожая мне пяткой и расчленяя взглядом, сидел Максим. Тут-то мой сонный мозг, вместе с упоротыми тараканами, наконец, заработал и сделал вывод, что этот мелкий дармоед посмел – да как он мог! – спихнуть меня с моего дивана, когда я спал. - Ах ты, гадёныш! - рявкнул я, лихо схватив одуванчика за щиколотку, - давно в космос не летал?! Могу обеспечить! Нога Максима в моих руках дрыгала, пытаясь вырваться, но напрасно. Ха! - Сам виноват! – взвизгнул Максим, когда я подтянул его к себе, стаскивая с дивана, - нехер хватать меня за ногу и вопить «НЕ ОТПУЩУ», будто сожрать меня собрался! Неожиданно для одуванчика, я выпустил его ногу, ошарашенно вытаращившись на него. Тот с испугу попятился назад, видимо, готовясь к новой порции злости. Но нет, весь гнев будто выветрился из моей головы. Я сел на диван, хмуро глядя в работающий телевизор, пытаясь вспомнить, что за сон мне снился. Однако это оказалось отнюдь не просто. Единственное, что я помнил, так это тепло, согревающее меня. Другие остатки сна на связь выходить не хотели, так что я просто фыркнул и направился на кухню, хотя почему-то казалось, что этот сон очень важен. Весьма странное чувство… - Я пожарил мясцо, - довольно улыбаясь, произнёс одуванчик, шагая рядом и всё ещё косо глядя на меня, словно я вот-вот могу схватить его и съесть. Боги мои. - Чьё? – тупо спросил я, не сразу поняв, что он говорит о еде. - Твоё, блин, - раздражённо рявкнул парень, - пока ты спал ляжку твою стыбзил и зажарил, ты же такой аппетитный, так и мечтаю насладиться тобой! Всё ещё сонный мозг решил не раскрывать мне тайный смысл этого предложения, а вот Максим, осознав, что ляпнул, густо покраснел и резко отвернулся от меня, видимо, боясь, что я замечу его смущение. Но на тот момент я, разумеется, не придал этому значения. Еда – вот, что было важно тогда. И действительно, на столе в кухне стояло что-то отдалённо напоминающее сгоревшего животного. Именно сгоревшего, хотя по комнате разносился запах жареного куриного мяса. Я медленно подошёл к ЭТОМУ и ткнул его пальцем. - Кажется, оно умерло, - секундой позже изрёк я и задумчиво поглядел на одуванчика. Тот вспыхнул краской, загорелся злобой и, крякнув что-то на подобии – ну и ходи голодным, придурок, - свалил обратно в гостиную. «Ты должен это скушать, он ведь обидится» - лепетала над плечом мини-копия меня в виде ангела. ОСТОРОЖНО, НЕ ПРЕДСТАВЛЯТЬ – ОПАСНО ДЛЯ ПСИХИКИ. «Не трогай, оно же здохло адской смертью» - выругал я-демонёнок над другим плечом. «Но он ведь старался, ты и так его вечно дармоедом называешься» - пискнула моя ангельская сторона и демон сверкнув глазами, хрюкнул и исчез, поскольку я решил согласиться с моей доброй стороной, внезапно, почувствовав жалось к одуванчику. Заранее принося извинения своему желудку, я отрезал кусочек этого бедного существа, что могло быть вкусной курицей, и, уложив его себе на тарелку, направился в гостиную, на ходу откусывая небольшую часть этого прекрасного завтрака. Завидев меня, одуванчик замер, раскрыв рот. - Ты будешь это есть? – недоверчиво поинтересовался он, - вкусно? - Дрянь полнейшая, - честно ответил я, присаживаясь на диван и продолжая жевать курицу, наверняка курицу, после чего посмотрел на Максима и улыбнулся, - но ты ведь старался, так что… Внезапно, Максим снова покраснел и залился краской, вытаращившись на меня. И на этот раз я заметил. - Что-то не так? Казалось, мои слова вогнали бедного парнишку в краску ещё больше, но тот лишь обозвал меня идиотом, и отвернулся к телевизору, всем своим видом изображая интерес к передаче про то, как правильно выбирать выпивку. Это всё, конечно, казалось мне странным и подозрительным, однако я вернулся к расправе с сгоревшим зверьком, ибо мало того, что был голоден, так ещё и запах гари, которых исходил от курицы с тех пор, как она покинула кухню, мне не нравился. - Давай напьёмся, - вдруг предложил Максим, взглянув на меня, в тот самый момент, когда я последний кусок злосчастной курицы должен был проглотить. Подавившись, я посмотрел на него заслезившимися глазами, не способный спросить с чего вдруг он решил выпить из-за застрявшего в горле куска. Одуванчик, поглядев на моё позеленевшее лицо, со всей дури шлёпнул меня по груди и, не поверите, кусок выскочил обратно, а затем, благополучно был мною проглочен. - Я не спаиваю малолетних, - протирая глаза, пробормотал я, ожидая, что Максим как обычно обидится, но нет, он оставался таким же решительным, что на мгновение обеспокоило меня, - но если ты обещаешь никуда не сваливать из квартиры и не напиваться… - Хорошо. - Ик! Ахахахаха… ик! Я покосился на Максима немного подвыпившим взглядом и вздохнул. Он снова, казалось, нажрался в стельку, а я тем временем пока что почти трезв. - Ну, ещё по стаканчику! - Да, оля-ля! – согласно закивал одуванчик и сделал несколько глотков, - а помнишь, как я вылил на себя воду и ты тогда раздел меня… ик! Я нахмурился, вспоминая, и после недолгой паузы заулыбался, поскольку вспомнил тот момент, случившийся пару дней назад, когда этот олух опрокинул на себя вазу с цветами, собираясь поставить её на подоконник. - Ты мог заболеть, я лишь беспокоился, - пожав плечами, ответил я. - А две недели назад я ворвался в твою ванную, когда ты там мылся, чтобы отлить, помнишь? Ты тогда собрался голым носиться по квартире и шпуляться в меня мылом! Хах… Максим снова загоготал и повалился на пол, схватившись за живот. - Не помню… Я помнил, но решил изобразить беспамятство, слишком позорной была та сценка из жизни, в которой я, голый, выскакиваю из душа и за шкирку выкидываю так неудачно припёршегося парня. Но воспоминание было весёлое… - Слушай… - внезапно, серьёзным, но не трезвым голосом начал Максим, - ты ведь забудешь об этом всём, когда протрезвеешь? В его голосе была капля просьбы, и я, удивлённо похлопав глазами, кивнул. Одуванчик облегчённо вздохнул и сел, серьёзно глядя на меня. Постепенно его щёки начали краснеть. - Кажется, ты… нравишься мне… Я устало вздохнул, придя к выводу, что это обычные пьяные бредни, которые этот олух несёт, если его напоить. Нет, я вовсе не спаиваю малолетних, просто иногда он… милый когда нажрётся и валяется кверху пузом. Милый? Милый… - Ты мне не веришь?! – внезапно воскликнул Максим и подскочив, шлёпнулся на меня, в прямом смысле этого слова, видимо, не устояв на ногах, - ай, чёрт… - Послушай… - устало вздохнув, произнёс я, погладив пьяного одуванчика, - тебе надо отдохнуть, проспаться. - Я не гей! Но ты… мне нравишься… идиот… Внезапно оказалось, что этот пьяный придурок оказался слишком близко, уткнувшись носом в мою грудь и продолжая что-то бурчать. Я, не замечая того, продолжал гладить его по голове, думая о том, какие у него мягкие волосы. Начало клонить в сон. Я опёрся спиной об стену и прикрыл глаза, собираясь отправиться в страну Морфея, как внезапно… …моих губ коснулись мягкие губы одуванчика. Секунду спустя, что показалась мне очень долгой, Максим отпрянул от меня, хотя продолжал на мне сидеть, и вытаращился растерянным взглядом, словно только сейчас осознав, что сделал. - Что за… Ты меня… - Вообще-то наоборот. Я нахмурился, не зная, что в таком случае надо делать. Он тоже нахмурился, затем вцепился в мою майку и принялся колошматить меня. От неожиданности я даже растерялся, не зная что делать и позволил ему заехать мне по лицу. - Чёрт бы тебя побрал, во что ты меня превратил?! Увернувшись от удара по лицу, я получил в живот. Затем, вцепился в запястье разъярённого одуванчика, но тот в ответ заехал мне в челюсть свободной рукой. Моя бедная, бедная челюсть… - УСПОКОЙСЯ, МАТЬ ТВОЮ! – мокрый, вспотевший и разозлённый, я схватил этого придурка за второе запястье и крепко сжав его, повалил одуванчика на спину, после чего пригвоздил к полу своим телом, не давая возможности брыкаться ногами и случайно заехать мне по достоинству. Беспомощный парень внезапно, даже для меня, совсем застыл и вытаращился на меня. И только сейчас я сообразил, в каком положении нахожусь, но уже было поздно, определённо было поздно думать и что-либо исправлять. Да и зачем? Всё стало поздно ещё тогда, когда этот идиот сегодня напялил на себя эту майку с глупой надписью. Или нет, когда он надел её в день нашей встречи. - Улыбнись, если хочешь меня… - прохрипел Максим, видимо, тоже вспомнив ту майку и сильнее покраснел, - т…ты… Да, улыбнулся. Столько времени прошло, а я только сейчас вспомнил ту майку. В следующее мгновение ни он, ни я, больше ни о чём не думали. Мои губы быстро нашли его и встретились в страстном поцелуе, обдающем жаром, и всё остальное было больше не важно. Ничего не было важно, кроме вкуса его губ, его горячего дыхания, теплоты его тела… Ничего, кроме него. - Ты опять напялил эту тупую майку? – нахмурившись, поинтересовался я, сидя на диване перед телевизором. Вошедший в комнату Максим кинул в меня шампунем и продолжил вытирать мокрые волосы. - Это талисман, болван, не забыл? И ты знаешь почему. Я лишь устало вздохнул и улыбнулся, прекрасно зная, о чём он. - Ещё в рамку повесь. - Будет надо – повешу, - огрызнулся он и, кинув в меня мокрое полотенце, обиженно надул щёки, - и я ведь не просто так её одел. Уже год прошёл. Я закатил глаза и вздохнул. Учитывая, что он напоминал об этом дне мне последние две недели, я просто не мог об этом забыть. - Да, уже год прошёл с тех пор… как эта майка свела нас… Я покосился на майку с глупой надписью и снова вздохнул. Из мыслей вытянул звук плюхнувшегося рядом на диван Максима. - Как праздновать будем? – вдруг спросил он, забирая из моих рук полотенце, которое я, до этого, сумел словить, - напоишь меня и изнасилуешь? - Хмм… а заманчиво звучит, - усмехнулся я и примкнул к его губам. Год уже прошёл… хах…