Часть 1
2 ноября 2016 г. в 14:24
Казалось, здесь всё пропахло гнилью. Этот запах смрада ударяет в нос ещё тогда, когда не успеваешь дойти до места назначения; до того самого скалистого разъема, ведущего в так называемые руины. Ещё с полгода назад он мог бы посмеяться и сказать, что их исследование — это лучшее, что можно было придумать для времяпрепровождения!
Однако сейчас Миклео не смеётся.
Ухватывая ручку сумки за спиной поудобнее, серафим заходит в чёрный разъём. С каждым новым шагом дышать становится всё тяжелее, и на грудь его ложится невыносимый остаток. Он дышит часто и глубоко, не в силах отдышаться, и вбирает воздух ртом, закашливаясь. Это место — самое ужасное, что могло существовать на свете. Данная мысль не покидает его день ото дня, буквально пожирает изнутри. Но Миклео всегда возвращается: каждый день, снова и снова. Он не может не приходить. Он обещал, что будет приходить.
Спускаясь по крутым и скользким ступеням, ухватываясь за голые стены. Ему, существу за гранью человеческого понимания, холодно, и он задерживает дыхание, чтобы затем, выдохнув, попытаться согреть ладони. Но ничто не помогает. Этот холод — не нечто материальное. Витающее в воздухе, пропитывающее стены, пол, растения, воду, землю.
Всё подземелье было окутано самым чёрным и непроглядным Злом.
Переступая через воду и удерживая равновесие, отмахиваясь от противных лиан, серафим двигался всё глубже. Светлота помещений сменилась мраком, затем — темнотой, стоило Миклео ступить ещё ниже, по ступеням в узкую щель. Пещера, освещаемая отблеском гнилой воды и такими же грязными кристаллами. Когда-то это место было прекрасным, непередаваемо красивым. Теперь здесь не осталось ничего, кроме горечи и ненависти.
Он вдыхает, так глубоко, как только может. Ему почти нечем дышать, но Миклео продолжает идти. Осматривается, пытается уловить хоть малейшее движение. И замирает прямо в середине пещеры, оглядываясь в надежде уловить хотя бы малейшее движение.
«Он не мог покинуть это место»
— Сорей? — голос тихий, неуверенный, будто бы запыхавшийся. Но Миклео не устал. Он проделывал и не такие пути: более длинные и трудные.
Никто не отзывается, и тогда серафим пытает вторую надежду, но его прерывают на середине слова. Мощный удар приходится по левому боку, и, не устояв на месте, тот отлетает в сторону. Больно ударяясь спиной об один из многочисленных каменных столбцов, вскрикивая, не в силах сдержать эту боль внутри себя. Миклео зажмуривает глаза, а когда открывает их, видит перед собой его: страшное чудовище с яркими фонарями красных глаз; с оскаленной пастью острых зубов и массивными лапами зверя.
Страшный, ужасный, устрашающий.
Его дорогой Сорей.
Миклео протягивает тому руку, но лишь получает очередную травму. Хёма прокусывает его запястье, ломая кости, разрывая плоть. Жадно впивается своими клыками и смотрит на лицо жертвы, будто бы наслаждаясь его страхом и паникой. И серафим кричит, вопит, одёргивая конечность, прижимая к груди и не в силах сдержать слёз. Миклео сосредотачивает силы, пытается залечить рану, но получается это плохо. Здесь он не властен использовать свои силы на полную мощь. Поглощённое злом, это место убивало и самого небесного жителя.
Удерживая поверженную руку навесу, Миклео снял с себя сумку и откинул её в сторону, как можно дальше. Привлечённый этим, монстр подбежал к ней, открывая, доставая содержимое. И поглощая всю еду, которая там находится, подобно жадному зверю.
Миклео наблюдает, не в силах сдержать слёз. И как же он устал! Невыносимо было нести это бремя, но он продолжает возвращаться сюда, заботиться о том, кто уже никогда не сможет стать человеком; тот, кто, погрязнув в людских пороках, стал их воплощением, столь ужасным, жестоким и кровожадным, но...
Столь чувственным, запуганным и несчастным.
Их предупреждали. Бремя пастыря несло за собой множество сложностей и непреодолимых обычному человеку испытаний. И Сорей, наполненный мечтами и надеждами, шёл вперёд, с широкой улыбкой, с обещаниями о том, что мир этот станет лучше! Что он приведёт его к лучшему. И Миклео был поистине счастлив, следуя за другом детства нога в ногу, поддерживая его, подбадривая, если того следовала ситуация.
Но война не пощадила никого. И так будут говорить ещё очень долгое время.
Серафимы не успели уследить, как тот начал сходить с ума. Окруженный тьмой, принимающий зло — Сорей не сразу показался им странным. И когда тот сломался, никто до конца не понял, что произошло. Миклео просто стоял и смотрел, как провидец добра и мира во всём мире убивал своих друзей: людей, серафимов. Как изничтожал всё, что попадалось ему на пути, но пришедший в себя лишь тогда, когда меч его был занесён над старым другом: испуганным, замершем в страхе.
Сорей сбежал, подобно трусу, не в силах противиться этому злу. Остатки его разума до сих пор проявляются в глазах, не позволяя покинуть эту пещеру. И знал о ней только Миклео, который, даже после случившегося; даже после десятков попыток быть убитым от руки лучшего друга продолжал и продолжал приходить, заботясь, не смея оставить того одного.
Он просто не может оставить его.
И даже если это чувство было целиком и полностью эгоистичным; даже если он понимал, что именно ему нужен он.
Приподнимаясь, Миклео осторожно подходит к Сорею. Он видит его, сквозь непроглядную дымку мрака: и эти вечно взлохмаченные волосы, и его изумрудные глаза, потухшие, поблёкшие. Его лицо, покрытое мелкими шрамами, потрёпанную одежду пастыря, изодранную временем и бойнями. И серафим садится рядом, заглядывая в лицо, просто наблюдая, просто глядя на самого дорогого ему человека. И вновь начиная плакать, когда в глазах, поднятых и посмотревших на него, он увидел родную печаль.
Миклео, пренебрегая болью и страхом, обнимает его. Слышит, как хёма начинает рычать, чувствует, как когти впиваются в его кожу. Но не отступая, прижимаясь сильнее, пряча лицо в широком плече. Эта возможная близость — его единственное успокоение. Несмотря на боль, несмотря ни на что.
Он рядом. Он всегда будет рядом.
До того момента, пока зверь полностью не поглотит человека.