Summer in the hills Those hazy days I do remember We were running still Had the whole world at our feet Watching seasons change Our roads were lined with adventure Mountains in the way...
Она не помнит, сколько раз уже перезапустила этот мир. Сколько раз выбиралась сама, оставляя их тут, сколько раз помогала им освободиться из Подземелья, сколько раз убивала их. Сколько пыли было на её руках, сколько раз Санс убивал её, моля остановиться, не делать этого, перезапустить и сделать счастливый конец. Сначала эти мольбы действовали, все начиналось сначала, а потом... Все просто переставало работать. Мольбы, просьбы, угрозы, убийства. Фриск было не остановить. Чара что-то шепчет на ухо, Чара советует, куда лучше бить, Чара направляет её в нужном направлении, раз за разом заставляя втыкать нож в горло Папайруса, грудь Андайн, сильно бить Меттатона, резким ударом отнимать у Санса жизнь. Сколько раз был геноцид - она не помнит. Последние несколько раз - точно. И Санс все помнит, уже не упрашивая, молча уворачиваясь от ударов, молча засыпая и так же молча умирая. Ему не привыкать, но Фриск никак не могла понять одного - почему он раз за разом повторяет свои ошибки? Зачем ему это надо? С каждым перезапуском после геноцида душа Фриск слабеет. Решимости все меньше. *Вид уютного дома Ториэль больше не наполняет Вас Решимостью Зачем? Зачем она согласилась на это, наивно полагая, что сможет все исправить, что не сможет никого убить? *Удобство той лампы больше не наполняет Вас Решимостью С каждым разом перезапускать мир все трудней. Сил остается меньше, даже на разговоры. Трудно идти за Ториэль. Трудно держать её за руку. Трудно бить ножом. *Вас больше ничего не наполняет Решимостью Сейчас - последний раз, когда она смогла все перезапустить. Больше сил нет, ноги переставлять очень трудно, хочется упасть и заснуть. Навсегда. Она заметила это не сразу. Это было в мелочах. Ох, тут немного белой шерстки. Это было и в раковине, ничего страшного. Тут тоже шерсть... И тут... Везде... Окончательно она это заметила, когда начала сражаться с Папайрусом. Он рассыпался. Она не била его, ещё ничего не делала, но он медленно рассыпался на кусочки, с мольбой смотря на Фриск. А она не знала, что делать. Как ему помочь. Он сразу пощадил её, и Фриск впервые за столько раз приняла пощаду. Папайрус тихо ушел, не сказав ни слова. Он не пришел к Андайн. У той не было брони, лишь её домашняя одежда. Андайн никогда не хотела умирать, но она медленно таяла у Фриск на глазах. Она, закричав, убежала. Она надеялась, что сейчас появиться поле битвы и все будет хорошо. *Но никто не пришел Дальше - больше. Альфис не было в лаборатории. Те редкие монстры, что попадались Фриск, тут же рассыпались в пыль. Ей было страшно. Почему они умирают, даже не сразившись с ней? Когда она встретила Меттатона, он крепко держался. Не стал сражаться. Но части его тела медленно рассыпались. Вот отвалился болтик. Ещё пара. Следом - рука. Потом вторая. Медленно Меттатон развалился, оставив после себя лишь кучку ненужного металла. Она думала, что Санс будет в норме. Но он не был. Он ничего не успел сказать. Когда она пришла, его куртка просто одиноко лежала на горстке пепла. *В мире больше не осталось живых существ И вот, в очередной раз, она видит перед собой Чару. Та широко ухмыляется и вдруг, впервые за столько времени, предлагает сделку. Я даю тебе сил на последний перезапуск. Ты можешь пройти на счастливый конец, все выберутся. Но ты отдашь мне свою душу. Когда все выберутся, ты умрешь. От тебя не останется ничего. А мне хватит сил, чтобы забрать твою душу. Тогда буду жить я. Фриск соглашается, без раздумий. Было больно видеть, как они умирают. Она должна была привыкнуть к этому за столько времени, но она так и не отдалилась. Она плакала, когда никто не видел, умоляя Чару отпустить её. А та широко ухмылялась и раз за разом стояла на своем месте, как будто не убивала руками Фриск всех. Назовите упавшего человека...Couldn't keep us from the sea Here we stand open arms This is home where we are Ever strong in the world that we made I still hear you in the breeze See your shadows in the trees Holding on, memories never change