Он не пришел к тебе. Бросил. Как все.
Назойливо жужжало в голове одной очень неуместной навязчивой идеей.Он все понял и предпочел бросить тебя.
Дверь громко хлопнула, но это не потревожило ничей покой в этом огромном и могильно тихом доме. Освальд заперся изнутри, будто бы это ограждало его мир. В ушах гудели мысли, отнюдь не фигурально. Наверное, даже в Аркхеме он не чувствовал себя настолько обезумевшим, как было то сейчас. Лечь и уснуть, такие простые желания были недосягаемы – когда в голове какофония из криков твоих вторых-третьих личностей вопит о собственной несостоятельности, о неудаче, очередной, о наивной глупости тянуться к любви, словно осиротевший ребенок, тогда не до сна. Можно лишь смотреть в серый от полумрака потолок. Не моргая. И почти не плача. Почему почти? Да потому что это скорее уставшие глаза слезятся, чем слезы жалости к самому себе. Прежде таковые были, но тогда и чувств хотелось больше, чем сейчас. Прошел еще один час, словно несколько лет. Потерянный в мыслях и себе, ему казалось, он не думал ни о чем, однако в руках его цепко был зажат револьвер. Щелчок и предохранитель был снят, он даже не отдавал отчета действиям. Он поднялся на локтях и сел, оперевшись спиной о подушки, рука безвольно поволокла по шелковым простыням пистолет. Взглядом мужчина смотрел на оружие с таким равнодушием, на что, казалось, не смотрел прежде никогда. Его убийца не интересен ему. Его убийца – трус, бегущий от себя, но это лишь одна простая мысль в улье, где роилось тысяча таких же жалких мыслей и более-более несчастных. Он вспомнил последний вздох своей матери, угасающей на его руках, он помнил, как трещали его кости, когда Муни не прекращала наносить удар за ударом, он отчетливо помнил, когда впервые почувствовал близость смерти со стволом у своего лица. Курок был возведен, как и сейчас, только тогда он отчего-то отчаянно хватался за свою жизнь. Вероятно, раньше он видел куда идет и зачем. Даже кажется, он все-таки сумел дойти до пункта, назначенного многими годами назад, только зачем он шел сюда все это время? Телефон от каждой набранной цифры неприятно трещал, Освальд не торопясь вводил цифру за цифрой, нехотя и сомневаясь. На том конце провода долгое время не желали отвечать, а когда все-таки гудки прекратились, настала тяжелая тишина, лишь на заднем плане Кобблпот слышал, как гудит медицинская аппаратура. -Джим,- он попытался повторить одну из своих обычных интонаций, но вышло надломлено и выше на пару тонов. -И без тебя тошно, – приглушенно отозвались, на том конце трубки глубоко выдохнули и Освальд мог поклясться, что Джеймс сейчас устало трет свои глаза – тяжелый день. Тяжелая жизнь. -Я отвлекаю тебя?- он пообещал себе, что будь ответ положительным, он сразу же повесит трубку, потому что ему самому уже осточертело быть назойливым с ним. Ответа не следовало долго, быть может, несколько секунд, но они растянулись на пол его несчастной жизни, ответом послужило короткое и неохотное: -Нет. -Что у тебя случилось?- позволил себе мэр нахальства спросить, разумеется, ответом ему стала тишина,- Ладно, позволь тогда я расскажу. -Да уж, будь любезен объяснить, какого дьявола звонишь ночью…- говорил он монотонно. -Я…мне так стыдно нарушать твой покой, Джим…- было начал оправдываться тот Пингвин, что носил зонтик, но секундой думая он исправил себя,- Хотя не сказать, чтобы очень стыдно, скорее совсем нет. Только сейчас он понял, что только услышав знакомый голос, все тело его окаменело, а воздух в легких загустел. Дышал ли он вовсе все это время? Теперь он коротко и тихо выдохнул, чтобы заминки не было слышно его собеседнику, он повел своими острыми плечами, чтобы попытаться ослабить, охватившее его, напряжение. -Я заслуживаю твоего внимания, Джеймс, не считаешь? -Еще недавно ты был маленьким, ничтожным червяком, Пингвин,- словно зашипели в ответ,- То, кем ты считаешь себя сейчас, не меняет твоего грязного прошлого и… -Стой-стой,- его мягко прервали, это всегда работало, примирительный тон Освальда был всегда преградой для ярости,- Ты ведь знаешь, мой дорогой друг, что все это я осознаю прекрасно и без твоих напоминаний. Я всегда был тем мальчишкой, захлебывающимся в собственный слезах и просящим тебя оставить мне жизнь. Жизнь, наполненную лживыми манипуляциями, смертью и безумием. Болью и одиночеством. Было слышно, как бывший детектив напряженно и сосредоточенно размышляет, его мысли были громче всех слов, что он мог бы сказать, но не решался. -Но я рад, что испытал не только это. -Не надо,- устало попросили на том конце провода. -Я любил, Джим. Эти слова встретило сосредоточенное и усталое молчание, но он знал, что его собеседник внимательно слушает. -Я знаю, что и ты тоже искал во мне что-то, чего просто не было в твоих женщинах,- имена он не любил называть, будто они и не заслуживали быть названными,- Я знаю. Я был для тебя особенным. В то время, как ты был для меня всем. Не меньше полминуты он ждал, пока Джеймс наберется мужества ответить, или же трусость возьмет верх, и он просто бросит трубку, как делал это ни раз. Хотелось хоть какой-то реакции, бездушная неопределенность – страшнее всего. Эта юркая и короткая мысль подтолкнула его к событиям сегодняшнего вечера, казавшегося ему уже делом минувшим сотни лет назад. Эд и эта гнетущая неопределенность. Ему не позволили размышлять над этим ни секундой больше, стоило Джеймсу начать говорить. -Освальд,- каждый раз, когда он говорил это, под кожей кровь накалялась,- Сейчас я в больнице. Этот псих… -Джервис Тетч? -Верно,- он задышал чаще, еле сдерживая своего внутреннего цепного пса,- Он в заложниках держал Ли и Валери… -Твоя новая подружка,- зачем-то совсем тихо обронил Освальд. -Заставил меня выбирать, кому из них мне не жаль всадить пулю – его версия отмщения за смерть сестры, которая в свое время и сама натерпелась от этого чертового психа. -Валери в порядке?- сухо спросил Кобблпот. Джим недолго думал прежде, чем утвердительно кивнуть, что, впрочем, никто и не увидел. Повисло неудобное молчание. -Я сказал ему стрелять в Ли,- признался он нехотя,- Но, я будто бы знал, что поступит он наоборот. Расчетливо предполагал, что он выстрелит в человека, которого я люблю. И я спас этого человека, но отчего же мне так плохо, Освальд? -Потому что, спасая одного, ты неизбежно предаешь другого. Гордон тяжело вздохнул от этих слов и трубка пришла в неистовое шуршание, будто бы он разминал мышцы, что затекли от долгого однообразного лежания на неудобных больничных стульях в городской больнице. Но все это были лишь фантазии Освальда. -Цинизм в любви невозможен, а ты позволил себе быть циником. -У меня не было выбора. В тот момент он заметил за собой, что уголок его губ надменно вздернут. Пожалуй, Тетч его впечатлил – изобретательно, изощренно и с толикой безумства. Будь он на месте мстителя, он бы в конечном итоге убил обеих, наверное, но эта мысль за неуместностью осталась при нем. А он участливо продолжил: -Джим, я не виню тебя, хотя, мое слово против слова твоей совести не очень то весомо. Но сейчас мне отчего-то кажется, я могу судить о любви. И о неудобствах, с ней приходящих. Гордон выдержал паузу, вероятно, думая, что Пингвин продолжит сам, но тот молчал и, чтобы не сводить с ума друг друга тишиной, он все-таки коротко, но емко поинтересовался, говоря, не насмешливо, но с невесомой улыбкой, что отдавалась весельем в голосе: -Нигма? -Неужели это очевидно?- расстроено пролепетал Освальд, закрывая глаза. -Не думаю, что всем,- тут же утешил его в прошлом детектив,- Видел вас на одном приеме вместе и, не думаю, что ты давал поводов для сплетен, но этот твой взгляд. -Что с ним? -Прежде он принадлежал мне. Тут настало время и ему некоторое время поразмышлять в тишине, Освальд грустно улыбнулся, сожалея, должно быть, что время, когда все было иначе – возможно, лучше – безнадежно утекло сквозь пальцы. И они вдвоем упустили его, гонясь за несбыточной любовью, амбициями и жаждой власти. Каждому свое. Гордон был идеалистом, Кобблпот – анархист и дотошный прагматик. Было время когда они дышали лишь друг с другом, просто потому что вокруг них самих не было того живительного и освободительного воздуха, они были загнаны своими собственными рамками и свобода от собственных правил была только рядом с чем-то немыслимо противоположным. Но все это в прошлом. Все рассыпалось в прах. -Мне кажется, или это нотки ревности в твоем голосе, Джеймс Гордон. -Тебе кажется, Пингвин. Они вместе приглушенно засмеялись, боясь проявить чувства немного ярче дозволенного. Они были непозволительно веселы для сломанных людей и не должны были быть слишком счастливы, иначе бы судьба вознамерилась это тут же исправить. Поэтому коротко просмеявшись, они тут же окунулись в свои прежние, мрачные мысли о будущем. -Я устал быть несчастным,- неожиданно вырвалось едва ли слышное. Неважно, кому оно принадлежало, это были их общие мысли. -Мне нужно идти…- произнес Джим спустя минуту спокойной тишины. -И все же…если бы там оказался я и эта твоя новая женщина, на кого бы ты наставил пистолет? Джеймс не был удивлен, казалось, этим вопросом нисколько. Он витал в воздухе и Гордон даже представлял эту ситуацию минутами назад. Как картинки в голове. Вот он пирс и испуганный, как ребенок, Освальд с пистолетом у виска и глазами, полными желания жить, тогда он впервые так долго опустился в них – на самое дно его потемневших от страха омутов и, его еще долго не отпускало. Навряд ли он и сейчас вернул себе контроль. И вот она совершенно другая – Валери, сильная, пистолет ее не пугает, а во взгляде понимание, что ни она та, кого выберут. -Я бы сказал ему выстрелить в тебя. Освальд усмехнулся, бросив короткий взгляд к револьверу, что все это время покоился в его ослабевшей руке. -И последнее,- нагло сказал Освальд, откашлявшись, вставший в глотке огромный ком подсказывал своему обладателю о том, что уверенность вся напускная, однако, мэр продолжал спокойно, борясь с влагой застывшей в глазах,- вместо того, чтобы быть несчастными и одинокими сегодня, может, ты приедешь? -Пока. Короткие гудки. Сколько времени с тех пор прошло? Минуты переливались в часы, темная ночь в ранний искрящийся рассвет, а напряженное ожидание в звенящую пустоту. Брошенным он себя не чувствовал, скорее в очередной раз вкусившим людского пренебрежения, и это вызывало горькое безразличие. Пустоту. Сожалений не было. Быть может, глаза его и закрывались на несколько беспокойных минут сна. Потому как когда на первом этаже началась суета, а в дверь шумно постучали, он не сразу понял, что происходит. Торопливо вскочив и накинув на плечи халат, он подбежал к запертой двери в комнату, немного помедлив в нелепом, по-детски, предвкушении, он приоткрыл дверь. Его блестящие глаза потухли, а на место интригующему возбуждению пришло удивление. Вероятно, неуместное, ведь кто придет, если не он. -Эд?- пробубнил он. -Доброе утро, господин мэр,- широко улыбаясь и дождавшись приглашения, Нигма зашел внутрь затхлой комнаты,- Надеюсь, я не разбудил тебя. Парой стандартных фраз они начали этот день. И все было как прежде, быть может, почти. И мужчина снова чувствовал эту болезненную влюбленность в другого долговязого мужчину, поправляющего очки слишком часто и задающего загадки иногда неуместно. Револьвер был спрятан под горой подушек, если Эд и видел его, то тактично промолчал. Хотя, скорее всего, тот не видел, поглощённый в свои какие-то беспечные мысли, заставляющие его сдержанно улыбаться. Ближе к обеду Освальд обмолвился с еле заметной улыбкой, вырывая этот ничего не значащий кусок как ремарку к своим суматошным мыслям: он знал, что выстрелят в человека, которого он любит. Циник.