do you have a girlfriend?

      «Кацуки-кун, у тебя есть девушка?»       Он никогда не знал, как ответить на этот вопрос. Посему смущался, отводя взгляд в сторону, заливался лёгким смехом и старался увести тему в нейтральное русло. И каждый раз у него это успешно получалось, как и на этот — перед своим идолом, прекрасным Виктором Никифоровым. Отшутился, перевёл внимание иностранца на нечто более интересное. И раз и навсегда закрыл данную тему.       Но поднятие её заставляло Юри задумываться: уже позже, когда он оставался один на один со своими мыслями. И тогда он отвечал самому себе, что нет, у него никогда не было девушки. Он не встречался с ними, не ходил на свидания или гулял за ручки. Его никогда не целовала одноклассница, и, кажется, Кацуки даже не получал тех глупых любовных писем.       Но Юри бы не утверждал, что всю жизнь был одинок.       Лёжа на кровати, глядя в потолок, он вспоминает. Как когда-то давно впервые встретил того человека. С яркой и широкой улыбкой, со светящимися глазами. Он был для него необычным, слишком идеальным, слишком правильным. Покоряющий сердца, западающий в самую душу.       Первой его любовью стал парень.       Любой бы посмеялся над этим, назвал бы полной дурью. Но Юри таковым данность не считал. Потому что он помнил, как быстро билось его сердце, когда стоявший напротив фигурист протянул тому руку, представляясь: «Меня зовут Фичит Чуланонт. Приятно познакомиться, Юри Кацуки».       Нелепые переписки в сети, редкие встречи в реальной жизни. Юри не знал, почему его переполняло счастье от взгляда тёмных глаз, как не понимал, почему всякий раз стремился на эти короткие встречи так, как не стремился на те же самые тренировки. Он безумно любил фигурное катание. Но, кажется, ещё более безумно любил этого смуглого юношу.       Юри закрывает глаза, отдаётся прошлому. Его пальцы прикасаются к губам, и он вспоминает их первый поцелуй. Как они, прячась ото всего мира в тени, признались друг другу. Кацуки не умел целоваться, и из-за этого смущался лишь сильнее. Он прятал лицо в ладонях, слушал утешение и лёгкий смех со стороны. «Ничего страшного. Хочешь, научу тебя?».       Их отношения... это было чем-то нормальным. Не постыдным. По крайней мере, так казалось Юри. Они просто гуляли. Они просто ходили вместе: отобедать, посетить выставку или опробовать свежезалитый лёд на катке. Ничто не менялось — разве что, прячась от людских глаз, они продолжали «практиковать» поцелуи. Темнота углов, полумрак помещений. Спрятанные ото всего мира; от осуждения иных.       Это устраивало их. Особенно Юри.       Не открывая глаз, Кацуки ведёт рукой ниже, касаясь собственной груди сквозь ткань футболки и вздрагивая, испуганно распахивая глаза. Его сердце бьётся как заведённое, и он чувствует подступающий страх. Точно такой же комок ужаса стоял перед ним в ту ночь, когда Фичит пожелал зайти несколько дальше тех самых банальных поцелуев.       — Мы ведь встречаемся? — он целовал в висок, просил довериться. Шептал таким нежным голосом, что Юри просто поддался. Он любил этого человека, и поэтому разрешал ему делать с собой всё, чего тот только желал.       Ведь, возможно, на подсознательном уровне желание это пробуждалось у обоих?       Юри проводит рукой по шее, вспоминая что именно здесь были оставлены тёмные засосы. Он краснеет, закусывает губу, но не останавливает руку. Всё ниже, воспроизводя в памяти каждое прикосновение, которыми его одаривали. Ласковые, почти невесомые, но в то же время столь обжигавшие, что у него сводило челюсть. И он закусывал губу, выгибаясь, сминал простыни, сводил колени, чтобы те потом всё равно развели в сторону.       Смотрит перед собой, воспроизводя образ из давно забытого прошлого, и невольно вздрагивает, когда видит не тёмные омуты, окутанные жарким пламенем, а голубые льдины: леденящие душу, трепещущие сердце. Образ сменился, и теперь его ласкали не смуглые руки молодого человека — крепкие ладони мужчины проходят по бледной коже, оставляя после себя горячие отпечатки.       Телу становится жарко. Кацуки выдыхает, проникая пальцами под резинку домашних штанов. Ему становится стыдно, и он отворачивается. Но не останавливается на этом, лаская себя рукой и представляя, что это — не его пальцы. И ему действительно кажется, что над ухом он чувствует чужое дыхание, опаляющее, заставляющее мурашкам пройтись по спине.       Длинные пальцы поддевают футболку, заползая под неё, оглаживая бока. Юри прячет лицо в подушке, пытаясь скрыть в ней же тихие стоны и всхлипы. Он весь красный до кончиков ушей, ему кажется, что ещё немного — и он точно не выдержит этого напора. И срывается, когда в памяти всплывает то томное, трепещущее и дух, и тело «Кацуки-кун».       Громко выдыхая, Юри смотрит на свою руку. Взвывает, потянувшись к тумбочке и вынимая оттуда бумажные платки. Один, два, десять — лишь бы стереть с себя эту грязь и похоть, что овладела им.       Юри облокачивается о стену и смотрит в потолок. Пытается отдышаться и внезапно опускает голову, пряча лицо в руках. Ему жутко стыдно. Стыдно и смешно. И смех этот, — почти истерический, — тихо разносится по комнате, ударяясь о стены, но не покидая её пределов.       Кажется, ему вообще никогда не нужны будут никакие девушки.