Змея и черепаха

Змея и черепаха Персонажи: Чойо Чагас (Чой Гас) – молодой работник министерства сельского хозяйства, помощник главного инженера по информации. Вентро Чагас – его отец, бывший маджан города Ямаки, столицы провинции Куросити. Йаме Чагас – дядя Чойо Чагаса, маджан Ямаки. Гаодэ Цоран (Гао Ран) – главный логист министерства экономики, начальник Чойо Чагаса. Тоббо Ройока – председатель Се Сео Кай, Сео по науке. Жезеф Ниюти (Жеф Ти) – Сео, министр экономики. Кайту Яхах – Сео, министр безопасности. Гьеди Ваариз – Сео, министр энергетики. Шоштак Коэлло – Сео, министр транспорта и связи. Фучао Хиси – Сео, министр социальной политики. Макелло Ибасу – Сео, министр промышленности. Чарло Димти (Ло Дим) ― главный редактор новостной службы «Вести Синтикю», зять Хаато Яхаха и муж Янтре Яхах. Приятель Чойо Чагаса. Хаато Яхах (Хат Ях) – начальник службы безопасности. Янтре Яхах (Ян Ях) – дочь Хаато Яхаха Хунань Сяся (Хун Ся) – главная стенографистка Се Сео Кай и Бигу Гикай, любовница Чагаса. Буони Од Джоэй (Бу Джей) – чиновник среднего звена в министерстве экономки, снабженец, приятель Чойо Чагаса. Терминология: Се Сео Кай – Совет Семи Сео, верховный правящий орган на Тормансе. Бигу Гикай – Высшее собрание (парламент). Хайкай – верхняя палата Высшего собрания, по два человека из двуименных из каждой провинции. Локай – нижняя палата Высшего собрания, в процентном соотношении от провинций: от каждой провинции 1 джи от каждой тысячи джи и 1 джи от каждых 10 000 кжи. Депутатов в эту палату до Чагаса могли выдвигать и кжи, но любой депутат обязательно должен был быть джи. Маджан – выборной мэр в городе. Шэлифу – выборной староста в поселке. Названия: Синтикю – название планеты Ян-Ях до Чагаса. «Новый дом» Сорэн Сутэйто – название единого государства на Тормансе. Куросити – родная провинция Чагаса, «Черные скалы». Ямаки – столица провинции Куросити. Дачжун Пин – оно же Да чжун пи, «Великая срединная жопа» ― заболоченная равнина в центре континента Дайпэн в головном полушарии, результат нарушения тока реки Бигу Рива триста лет назад. Дайпэн – континент в Головном Полушарии. Сильно пострадал в последнюю войну, после этого не заселялся. Имеются два крупных города в дельте реки Бигу Рива и несколько небольших поселений в предгорьях. Лонга Тан – древний город в долине реки Бигу Рива, ныне представляет собой развалины, в которых и живут полудикие кжи. Яматан и Кучатан – города в дельте Бигу Рива. Ся – древняя империя Хвостового Полушария. Хай – древнее государство Головного Полушария. Гиппа – крупное мясное животное, размером с быка, похожее на земного бегемота. Лимай – гигантское головоногое. Хакула – гигантская рыба, похожая на земную акулу. Афан – морское млекопитающее размером с косатку, всеядное. Майнлан – большой континент в Головном Полушарии. Змея и Черепаха Жизнь в столице требует постоянного напряжения от любого, даже от распоследнего кжи. Рано вставать, много работать, всего опасаться, а если веселиться – так на всю катушку. По этому принципу в Средоточии Мудрости жили все. Жизнь коротка и нерадостна даже у большинства джи, поэтому, как только появлялась возможность что-то урвать сверх положенного, ею пользовались все. И Чой Гас не был исключением. Потомок древнего рода Чагасов, когда-то весьма аристократичного, а ныне захолустного, он отлично умел поймать подходящий момент для чего угодно и воспользоваться им к собственной выгоде. Так он сумел стать лучшим студентом в колледже, попасть в число пятидесяти кандидатов на столичную стипендию. И в то время, как другие прилежно зубрили, он этим не ограничивался, а старательно искал способ усилить свои позиции. И нашел. Судьба и наследственность наградили его резкими, диковатыми чертами, складывавшимися в весьма привлекательный тип внешности. Неудивительно, что одна из инспекторов, приехавших экзаменовать кандидатов, не устояла перед ним. Чой Гас (а по полному имени – Чойо Чагас) к тому же с юных лет отличался завидным сексуальным темпераментом. И хоть дама была старше его втрое, это его не смутило. Он получил отличный балл и государственную стипендию с направлением в столичный университет государственной службы, а его пятьдесят конкурентов остались ни с чем. Попав в столицу, Чой Гас не расслаблялся, учился и завязывал полезные связи и знакомства, следуя усвоенному в родном Куросити принципу семьи Чагасов: «чем больше людей будет тебе чем-то обязано, тем сильнее будешь ты сам, даже если не поднимешься в должности выше тех, кто тебе обязан». Чой был достойным сыном своего рода, и когда окончил университет, уже имел широкий круг знакомств, сумел пригодиться нескольким довольно важным людям, найти компромат на других важных людей и повязать обязательствами третьих. Чой Гас не гнушался никакими способами для достижения цели. Если надо было просить и пресмыкаться, он просил и пресмыкался. Если надо было запугивать и шантажировать – что ж, так ведь делают все. А уж пользоваться тем, что от природы дадено – так, как говорили древние, сам Змей велел. Распределение на госслужбу он получил тем же способом, что и стипендию, но на сей раз его покровителем стала не женщина преклонных лет, а сорокалетний главный логист министерства сельского хозяйства, троюродный племянник Жезефа Ниюти, одного из Се Сео Кай (Совета Семи Сео). Змееносец Гао Ран был любителем своего пола, что в обществе двуименных не преследовалось и не порицалось, но тем не менее Гао Ран старался это не афишировать. Откуда Чой Гас проведал о его склонности, сам Гао так и не узнал, да и не стремился, и с удовольствием взял в помощники. Чой таким образом сразу преодолел четыре ступени карьерной лестницы, а потом протащил повыше и своих полезных приятелей. Но расслабляться было рано – должность помощника главного логиста Чойо Чагаса устраивала только временно. Он работал много, не забывал хорошо ублажать покровителя – и ждал подходящего момента, чтобы двинуться дальше. А до того по выходным иной раз собирался с особо доверенными приятелями на пикник в зеленой зоне, где за бутылочкой биру или чего покрепче они неплохо проводили время. В их мужскую компанию выходцев из обедневших и захолустных двуименных и выгрызших статус «джи» трехименных входили двое, плохо стыковавшиеся с остальными в силу происхождения и других причин. Чарло Димти, помред «Вестей Синтикю», происходил из семьи потомственных змееносцев высокого статуса, а Хунань Сяся была женщиной из древней «хвостовой» фамилии, ее предки вот уже двести тридцать лет ведали всеми Дворцами Нежной Смерти в Хвостовом полушарии, а в старину были верховными жрецами Змея. Хунань Сяся занимала должность главной стенографистки в Се Сео Кай и Бигу Гикай, обладала невыразительной внешностью и очень цепкой памятью. С Чарло Чагаса связывали дружеские отношения еще с университетских времен, а Хунань была его давней любовницей. Вообще, женщины очень редко занимали высокие должности, на Синтикю это было не принято. Их уделом были обслуживающие профессии – учительницы, секретарши, медсестры… и стенографистки. Со стенографистками была странность ― ведь всё можно зафиксировать на видеозапись, зачем пользоваться старинной скорописью? Но на самом деле смысл был. Видео фиксировало совершенно всё, и за мелочами могло потеряться важное. Тогда как тренированные стенографистки с хорошей памятью и развитой наблюдательностью умели выделять главное, отбрасывая несущественные мелочи. Как-то Хунань рассказала Чойо, что после каждого собрания Се Сео Кай и Бигу Гикай записи всех десяти стенографисток попадают к начальнику службы безопасности, после чего иной раз могут кого-то из них вызвать для беседы, чтобы уточнить те или иные моменты. И если стенограммы заседаний Се Сео Кай безопасников интересовали мало, то вот протоколы Бигу Гикай представляли большой интерес. По ним делали вывод, кто из депутатов нуждается в более пристальном внимании, а кого бы пора и лишить депутатского статуса. На сегодняшней посиделке выпивка и закуска были роскошными: Чарло Димти раскошелился на всех, да еще и привел всю компанию в очень дорогой ресторан, где подавали натуральное мясо, и даже официанты были из «полу-джи», то есть те, кого их родители-джи оставили, пользуясь своим правом распространить свой статус на одного из детей или внуков. Такие люди не становились полноценными джи, так как закон обязывал их уйти во Дворец Нежной смерти сразу после кончины последнего из родителей, но и кжи они уже тоже не могли считаться. Они, как правило, становились обслуживающим персоналом в дорогих заведениях. Поднимая бокал с отличным бауранским биру, Чагас поинтересовался: ― Ло Дим, с чего ты закатил нам такую пирушку? Повышение? ― Не только, не только! ― рассмеялся Чарло, которого сокращенно именовали Ло Дим. ― Я женюсь. И вы себе даже не представляете, на ком!!! Хунань аккуратно отрезала кусочек от лангета из мяса гиппы и невозмутимо сказала: ― Почему же. Ну, даже не знаю, Ло, поздравлять тебя или нет. С одной стороны, Янтре – юна и прекрасна, как рассвет на берегу моря, с другой стороны, семья Яхах потребует от тебя абсолютной верности и беспрекословного подчинения. Шутка ли – дедушка – Сео, отец – первый секретарь безопасности. Была бы я мужчиной, держалась бы от Яхахов подальше. И она запила мясо светлым биру. Чарло рассмеялся: ― С чего бы вдруг? Я и сам не из последних людей. К тому же я уже назначен главредом «Вестей Синтикю», завтра вступаю в должность. Уж и не знаю, будет ли у меня потом время встречаться с вами, работы много, молодая жена, сами понимаете. Чагас посмотрел на Чарло с некоторым раздражением: ведь дружили давно, почему же тот не счел нужным рассказать заранее? Брак с женщиной из правящей верхушки сулил головокружительный взлет карьеры, и Чарло не мог этого не знать. Как и не мог не знать о том, что теперь он и сам может помочь друзьям в повышении по карьерной лестнице. Такие вещи следовало бы обсуждать загодя. Когда сам Чагас сошелся с Хунань, он помог через нее протолкнуть Чарло повыше, рассчитывая, что тот не останется в долгу. А теперь, судя по поведению Чарло, тот, устроившись, уже и не помышлял о помощи другим. Те же мысли отразились и на лице других членов их компании, и даже всегда невозмутимый и непробиваемый Буони Од Джоэй глянул на Чарло с некоторой досадой. Чагас мрачно усмехнулся уголком рта: Бу Джей как никто другой из присутствующих знал, каких трудов стоит продвижение наверх, и должен был обидеться на Ло Дима сильнее всех. Похоже, только что Ло Дим заработал себе персонального ненавистника. Впрочем, возможно, как поуляжется в нем восторг от головокружительного взлета, он и о приличиях вспомнит, и поспособствует продвижению друзей… но Чагас в этом сомневался. А Ло Дим, весь аж сияющий от восторга и упоения собственной успешностью, тем временем, размахивая вилкой с наколотым на нее куском мяса, вещал: ― …И вот это мясо – подумайте только! – мясо, натуральное мясо перестанет быть таким дефицитом, его смогут есть даже самые последние кжи! Если оптимизировать скотоводство в Дачжун Пине, если решить вопрос с ирригацией, то долина Бигу Рива сможет накормить всю планету! Я только мельком ознакомился с проектом, а уже понял: это путь к золотому веку, к новому процветанию Синтикю! Чагас наклонился к Хунань и шепотом спросил: ― Хун Ся, что он несет? Долина Бигу Рива – это же самая натуральная ж… ― он не договорил, спохватившись, что при такой девушке, как Хун Ся, не стоит употреблять грубых словечек хотя бы из приличия, и вовремя заменил слово «жопа» на слово «дыра». Впрочем, на хвостовом диалекте эти слова звучали очень похоже. Хун Ся шепотом же ответила: ― Она самая. Но это новый проект, обсуждали позавчера на заседании Сео. Завтра спустят на реализацию в министерства, сам всё узнаешь. Если вкратце – сам председатель Тоббо Ройока одобрил эту идею, а высказал ее Жеф Ти. Ему давно покоя не дает Дачжун Пин, там же были владения рода Ниюти, до Великой Беды. Всем Ниюти это болото как бельмо на глазу. ― Ты сказала – на реализацию… ― Чагас глянул на Ло Дима, который продолжал разглагольствовать о грядущем процветании, налил себе и Хун биру. ― То есть, проект уже разработан? Без участия министерств? ― Ага, ― Хун доела мясо и промокнула губы салфеткой. ― Тоббо Ройока и Жезеф Ниюти сами разрабатывали, с какими-то учеными из института землепользования. Все Сео одобрили, кроме Кайту Яхаха и Гьеди Ваариза, но их убедили. Я в тонкости не вникала, не моя специализация. Знаю только, что по размаху это будет что-то грандиозное. На эту ж… дыру возлагаются огромные надежды. Вплоть до того, что в итоге предполагается снова полноценно заселить Дайпэн. С постройкой городов и прочим. ― За счет кого бы? – Чагас напряг память, вспоминая, что там с экономикой Дайпэна в целом и долиной Бигу Рива в частности. ― Туда добровольно никто не поедет, придется переселять толпы кжи. ― Добровольцы будут – уж Ло Дим постарается, он и сам этой идеей заразился, ― усмехнулась Хун Ся. ― Развернет кампанию в СМИ, и уж на первое время желающих поспособствовать приближению нового «золотого века» набрать смогут. А там они уже никуда не денутся, им будет чем заняться – Сео Шоштак Коэлло втиснул в этот проект еще и постройку трансконтинентальной дороги, которая опояшет всё головное полушарие. Транспортники с безопасниками уже давно этого добивались, да им всё Дачжун Пин мешало, а другие Сео не хотели выделять деньги под этот проект… Чагас на следующий день пришел в министерство пораньше – обычно проекты спускали сверху рано утром, и сначала они попадали к начальникам. В том числе и к Гао Рану. И верно, на столе главного логиста министерства уже лежал флеш-архив с пометкой «проект Сео, уровень приоритетный». Чагас, не раздумывая, самовольно взял флеш-архив, взломал блок защиты и воткнул в свой рабочий компьютер. Еще вчера ему эта идея с болотом не понравилась, может быть иррационально, потому, что о ней с таким восторгом вещал Ло Дим, к которому Чой Гас уже успел проникнуться неприязнью и обидой. Но Чой Гас был умным человеком и понимал, что доверять эмоциям глупо. Вот и занялся разбором проекта, по крайней мере той его части, в которой он по долгу службы должен был разбираться. Дачжун Пин – «Великое срединное болото» ― по сути, болотом не было. Когда-то давно это была плодородная долина транзитной реки Бигу Рива, чьи истоки скрывались подо льдами горной гряды, которой континент обрывался в Море Головного Полюса. Река протекала через весь континент Дайпэн и впадала в Экваториальное Море, ее основные воды формировались в верховьях, а через плоскую широкую долину Дачжун эта река текла могучим, неторопливым потоком, каждый сезон дождей разливаясь и оставляя на террасах поймы плодородный ил. Первые поселенцы быстро приспособились и успешно выращивали пшеницу, сою, а потом, настроив чеков, чтобы задерживать воду, еще и рис. Потом, когда население Синтикю увеличилось, а в долине обнаружились залежи нефти, там были построены города, реку в верховьях, в горах, перекрыли ГЭС. Верхний бьеф этого водохранилища содержал 200 кубических километров воды и находился на высоте более пятисот метров по отношению к нижнему бьефу, а сама станция стала первым объектом в ряду грандиознейших сооружений Синтикю эпохи Великого Подъема. Выработка электроэнергии этой ГЭС была такова, что ее вместе с большой солнечной станцией в долине очень долго хватало для обеспечения всех нужд континента Дайпэн. Шутка ли, 50 гигаватт мощности и 120 миллиардов киловатт-часов в год. А потом случилась последняя война Синтикю между государством Хай и хвостовой империей Ся. Ракеты Ся взорвали плотину ГЭС, и огромное количество воды с невероятной высоты рухнуло в долину, смывая всё на своем пути. Всю долину Дачжун затопило, города были разрушены, частично уцелел только Лонга Тан – та его часть, что стояла на скалистой возвышенности в излучине реки. Погибло множество людей, и на несколько десятилетий долина Дачжун была заброшена. Во времена великого перенаселения ее попытались заселить, но затопленная долина превратилась в обширные плавни, поросшие озерной и болотной травой, среди которой расплодились гиппы. Их еще до индустриализации Дачжуна разводили первопоселенцы – ради мяса и как рабочий скот. Пасти их было опасно (твари с характером), но несложно, главное вовремя перегонять с места на место, когда они еще не до конца съели траву, но были уже к этому близки. Осока и тростник на подъеденных участках возобновлялись быстро, и тогда гипп перегоняли обратно. После потопа гиппы из фермерских хозяйств, предоставленные сами себе, размножились, и когда люди решили вернуться в Дачжун, их оказалось здесь невероятно много. А Синтикю уже слегка начала испытывать голод. Поэтому особо предприимчивые и неприхотливые поселились в плавнях, наловчились пасти гипп, и жили с того, что дважды в год сдавали мясо и шкуры в пункт приема в восстановленном остатке Лонга Тана. Даже во времена Большой Беды, когда толпы голодных искали пропитания и спасения, мало кого из них привлекли плавни Дачжун Пина – ведь там надо было жить тяжело, работать много, а люди хотели есть здесь и сейчас. Так и вышло, что уклад жизни «болотников», сложившийся триста лет тому назад, оставался таким и по сей день. Разве что их перевели в класс «кжи», что обязывало их в положенный срок уходить во дворец нежной смерти. Однако болотники это предписание выполняли кое-как и жили, сколько хотели. Во дворец нежной смерти они являлись либо когда становились дряхлыми и уже не могли пасти гипп, либо когда заболевали – потому что лечения на болотах не было почти никакого, кроме местного примитивного знахарства. Какова численность болотников, никто не знал, тем более что туда частенько сбегали кжи из городов. Но жизнь там была тяжела и многие беглецы не выживали. Такое положение вещей долго устраивало всех, кроме семьи Ниюти, чьи предки когда-то очень давно правили местными землями. Ниюти до сих пор получали с этих земель доход и их люди управляли Лонга Таном и, формально, – полудикими кжи-болотниками. Но Ниюти хотели больше, и вот уже пятьдесят лет пытались протолкнуть проекты развития Дачжун Пина самой разной степени бредовости, лишь бы за государственный счет осушить треклятые плавни, прижать болотников к ногтю и заставить их сажать сою и кукурузу, к вящей выгоде семьи Ниюти. Всё это Чагас знал и раньше. Но теперь, когда проект наконец утвердили в Се Сео Кай и оставалось провести его через парламент… когда проект уже заранее спустили в министерства… это означало, что вопрос решен. Конечно, парламент мог отклонить проект, но Чагас на этот счет не питал иллюзий. Тем более что сейчас еще и кампанию в СМИ развернут. А между тем проект Чагасу не нравился. Он пока не мог понять, что именно не так, надо было подсчитать затраты на логистику, не говоря уже об остальной нагрузке на экономику. А с логистикой там даже на первый взгляд было плохо. Дайпэн малозаселен, сообщение с остальными материками ― паромное и самолетное. Всего два крупных города, и оба в экваториальной части, в дельте Бигу Рива. Яматан с населением в сто тысяч человек и Кучатан с тридцатью тысячами жителей. Именно туда сплавляли по реке плоты-холодильники с мясом гипп из Лонга Тана, тростник оттуда же (для производства грубого текстиля), минералы из предгорий и прочие скудные ресурсы континента Дайпэн. Помимо двух крупных городов по Дайпэну были разбросаны мелкие поселения, и множество гектар земель пребывали в полном небрежении. Состояние дорог на континенте было ужасным, еще бы – триста лет их никто не ремонтировал. Основное русло Бигу Рива обмелело и было проходимо только для плоскодонных барж. Проект предполагал массовый забой гипп, создание большого запаса мяса с последующей поставкой его в большие города Синтикю, одновременно с этим работы по осушению плавней, с тем, чтобы уменьшить их площадь впятеро. Далее предполагалось привести к послушанию полудиких болотников, из них отобрать наиболее сильных и ловких, чтобы пасли в оставшихся плавнях гипп, построить для гипп загоны с тем, чтобы быстро увеличить их численность. На осушенных землях начать сажать сою и картофель силами остальных болотников, и кукурузу для производства силоса на корм гиппам. А воду из плавней – отвести в засушливые предгорья, где устроить орошаемые поля. На всё это накладывался параллельный проект постройки трансконтинентальной дороги, которую следовало начать строить одновременно на каждом континенте, а потом соединить мостами через проливы. Чагас до прихода начальника успел только грубо подсчитать затраты на перевод болотных кжи с полуохоты-полускотоводства на земледелие, но и этого хватило, чтобы понять: проект очень дорогостоящ и… нереален. ― О, Чой, ты с утра пораньше за работу! ― лучась улыбкой, в кабинет вошел Гао Ран. У него обычно было лишь два выражения лица: улыбка и насупленные брови. Словно менял одну маску на другую. Впрочем, в постели у него эти маски исчезали и он становился похож на обычного человека. ― Доброе утро, Гао-кин, ― в несколько старомодной провинциальной манере отозвался Чагас. Он знал, что такое обращение покровителю нравится. Гао кивнул, стрельнул взглядом в сторону автомата с каффой и опустился в кресло, стал лениво перебирать циркуляры, приказы и распоряжения, прошения, доклады и прочее. Бумажная работа на Синтикю, несмотря на весь прогресс, оставалась бумажной. Чой Гас подошел к автомату, засыпал в него отборные зерна лучшей каффы (его покровитель признавал только свежеразмолотую), влил порцию соевого молока и через две минуты уже подавал начальнику на серебряном подносике чашку каффы и разогретую булочку с тростниковым сиропом. И флеш-архив. Гао Ран сначала отпил каффы, втянув полными губами нежную пенку с поверхности, прикрыл глаза, смакуя вкус и аромат. Потом откусил от булочки, и уже после этого обратил внимание на флеш-архив: ― Что это нам прислали с раннего утра? Проект Сео, приоритетный… ты смотрел? ― Да, Гао-кин. Честно сказать, проект фантастический и нереализуемый… как мне кажется. ― Хм… ― Гао Ран подцепил двумя пальцами архив и ловко втолкнул в порт своего компьютера. ― Хм… Осушение Дачжун Пина, покрытие всей потребности в мясе для жителей головных городов… постройка трансконтинентальной дороги… как много всего. Чагас молчал, наблюдая за начальником. Тот, отхлебывая каффу, погрузился в изучение сопроводительной записки проекта. Наконец, записку прочитал, доел булочку, допил каффу и сказал: ― Ну, проект и правда фантастический. Потянет очень много ресурсов… но ничего не поделаешь, придется нам начать предварительную подготовку документации… а там, может, Бигу Гикай не примет этот проект. Лобби у хозяйственников там сильное, может, продавят запрет и отправят на доработку. В принципе… Дачжун Пин можно было бы как-то цивилизовать и осушить, но не в этом варианте. Словом, я бы не беспокоился до следующей сессии Бигу Гикай. А это через месяц. Чагас пожал плечами: всё может быть, возможно, хозяйственники, ведавшие отраслями на местах, действительно воспротивятся проекту в его нынешнем виде и Гикай отправит его на доработку. Сам Чагас в это не очень-то верил, потому и продолжил свои расчеты, спустив, конечно, проект на разработку в министерские отделы. Прошел месяц. В СМИ, особенно в «Вестях Синтикю», Ло Дим развернул бурную пропагандистскую кампанию, продвигая проект Великой Стройки и расписывая сытую жизнь для всех после осушения Дачжун Пина. В крупных городах толпы кжи сгонялись на живые выступления пропагандистов. Сам Ло Дим совсем перестал встречаться со своей старой компанией, а Хун Ся рассказала Чагасу, что тот и перед ней теперь нос задирает, встречаясь в кулуарах Се Сео Кай и Бигу Гикай. За этот месяц Чой Гас еще не успел просчитать как следует все последствия реализации этого проекта, была ведь и другая работа. А тут нагрянула и сессия Бигу Гикай. И Гикай послушно двумя палатами принял проект в первом чтении. В Локай ― единогласно, в Хайкай – при десяти воздержавшихся и двух против. Чагас, приняв сообщение от Хун Ся, сначала онемел от такого идиотизма народных избранников, а потом показал сообщение начальнику: ― Эти… эти дебилы все-таки проголосовали за это безумие. Я не успел посчитать всё, но уже понятно, что ничем хорошим оно не кончится. Проект предполагает реализацию всех пунктов в течение пяти лет. А между тем это совсем нереально! Перевезти десятки тысяч людей в совершенно неподготовленную местность, без всякой инфраструктуры, где их попросту нечем кормить… и негде поселить. Вырвать эти рабочие руки из других сфер хозяйства. Перебить кучу скота – а где хранить мясо? Чтобы построить хранилища, нужна доставка материалов, а дороги нет. А эти идиоты даже не отправили проект на доработку… Грядет большая беда, Гао-кин. Гао Ран потер виски: ― Я тебе верю. Но какая нам с тобой разница? Наше дело – пустить проект в реализацию, как нам приказано. Сделать всё как хотят Сео – и получить повышение в рангах. Подумаешь, десяток-другой тысяч кжи… их и так больше, чем достаточно. И потом, что ты предлагаешь? Взять твои расчеты и пойти к Сео, что ли? Да если я так сделаю, меня тут же упакуют «глаза», и тебя заодно. Чагас пристально глянул в лицо начальнику: ― А что потом? Когда станет ясно, что золотой век не наступил, что проект – полная жопа, ― он намеренно употребил это грубое слово, хотя отлично знал, что Гао Ран терпеть не может всяческую вульгарщину. ― Когда затраты станут невосполнимыми, а нарушение экономических связей приведет к недостатку продовольствия в городах? Разве тогда нас с вами не упакуют в качестве козлов отпущения? Может, нам с вами срочно уйти в отпуск? Долгосрочный? Пусть другие отгребают, главное – не замараться. Гао Ран замахал руками: ― Да ты что, Чой. Как же можно сейчас уйти, когда такая возможность подняться повыше? И потом, ну почему обязательно… фу, ну нельзя же такие слова в приличном обществе употреблять. Может, всё получится, ну не так гладко, конечно, но в итоге обернется к лучшему. В конце концов, у нас действительно слишком много расплодилось кжи-бездельников. Вот и займутся делом. Когда им самим инфраструктура понадобится, они ее быстро построят… Чойо Чагас замолчал. Смотрел только на покровителя и думал о том, почему на определенном этапе у чиновников пропадает инстинкт самосохранения? В тот же день он состряпал поддельное письмо якобы от дяди, Йаме Чагаса, что отец его тяжело болен и просит сына приехать. Показал письмо начальнику и получил вожделенный отпуск «на неограниченное время по семейным обстоятельствам». Такой отпуск существенно тормозил карьеру, но лучше так, чем рисковать влететь по-крупному. Через пару дней Чагас уже сидел в самолете на Ямаки, столицу провинции Куросити, извечного бастиона всех Чагасов с первого дня их пребывания на Синтикю. Куросити, «Земля Черных скал», представлял собой полуостров, сильно вдающийся в Экваториальное море. От остального материка его отделял высокий горный хребет с единственным перевалом, что не раз спасало обитателей Куросити от кровопролитных войн прошлого. На сегодняшний день провинция Куросити была одним из немногочисленных «доноров» экономики Синтикю. Ее земли почти не пострадали во времена большого перенаселения и сохранили плодородность, горы не дали нахлынуть толпам голодных бунтовщиков во времена Большой Беды, а рыболовство, добыча редких металлов и их обработка являлись источником неплохого и, главное, постоянного заработка, так что здешние кжи были вполне довольны жизнью, ценили свои рабочие места и многие из них, набирая опыт в своей сфере деятельности, получали за это право дожить до ста двадцати, а то и до ста сорока лет (то есть почти до сорока по времени Белых Звезд). Чагасы испокон веков правили этой землей, сначала вполне открыто, а потом, при империи Хай и при едином государстве Сурэн Сутэйто, ― в качестве местного начальства. Последние пятьсот лет не поднимались в должностях выше выборных маджанов городов или сельских шэлифу, но в Куросити именно они были реальными властителями, а вовсе не заезжие чиновники да губернаторы. Повязать всех зависимостью и гнуть свою линию – так они поступали всегда, и ни разу их еще эта политика не подводила. Они всегда оплетали присланных из столицы чиновников путами связей и зависимостей, и те принимали только выгодные Чагасам решения. Из столицы, конечно, Чагасы выглядели захолустной двухименной фамилией без заслуг и привилегий, они никогда не были змееносцами и не стремились к этому. Чойо за последние лет триста был единственным, кто выбрался в столицу и стал делать там карьеру. Отец это не одобрил, но и не препятствовал. Однако не упускал случая напомнить сыну, что попытки прыгнуть выше головы ни к чему хорошему не приводят. И сейчас Чойо, садясь в такси, уже заранее слышал его ехидный голос: «ну что, сынок, пробился в змееносцы? То-то же, говорил я тебе: тише едешь – целее будешь». А вот и родной дом: старинная, сложенная из грубо обтесанного камня двухэтажная усадьба, замшелая по углам и заросшая многолетним вьюном. Чагасы могли позволить себе убрать эту растительность, покрыть дом защитным слоем полистекла, или вообще отстроить заново, но оставляли как есть – ибо традиция, а традиции священны. Над входом, на фронтоне, герб Чагасов – черепаха с монетой во рту. Это была квинтэссенция семейной философии их рода: закрыться в себе, блюсти свои интересы, не высовываться и таким образом накапливать власть и богатство, пусть и в пределах только своей провинции – но зато гарантированно. Чагас вышел из такси, подошел к грубой, массивной двери из каменного дерева, взялся за тяжеленное бронзовое кольцо дверного молотка и трижды ударил по двери. Такой была еще одна традиция, одна из многих. Дверь открыл дядя Йаме – младший отцов брат, недавно избранный маджаном Ямаки вместо уже порядком постаревшего отца. Дядя, по мнению Чойо, не слишком подходил для этой должности, но никаких сомнений в том, что реально управляет городом отец, не было. Йаме для этого слишком тщеславен и глуп. ― Что, вернулся, неудачник? ― поприветствовал его дядюшка. На лице Чойо не дрогнул ни единый мускул – хотя он мог бы напомнить дядюшке все его разговоры о том, что «надо восстановить честь рода и показать всем этим столичным выскочкам, чего Чагасы стоят». Дядя не забывал трындеть об этом всякий раз, когда выдавалась такая возможность. Правда, то, что Чойо отправился в столицу в том числе и ради этого, Йаме в упор не хотел замечать – считал, что Чойо ни на что не годен, вот он бы, Йаме, развернулся, ему бы только возможность дали. И при этом Йаме Чагас оставался сиднем сидеть в Куросити и не высовывал носа. ― Я рад тебя видеть, дядюшка, ― учтиво поклонился Чой Гас. ― Что батюшка, в добром здравии? ― после столицы трудно было переходить на здешний говор и манеру общения, обстоятельную и неторопливую. Йаме открыл было рот, но из глубины темного холла раздалось знакомое покашливание, зажегся свет и появился Вентро Чагас собственной персоной. ― Здравствуй, сын, ― коротко приветствовал он. Чойо подошел к отцу и они обнялись. ― Что, надоела столица? Что у вас там стряслось, что ты бросил карьеру и не погнушался даже письмо поддельное состряпать? Заставил старого отца врать, будто бы и правда болен и вот-вот помрет. «Ага, кто-то не поленился проверить, связались с отцом, интересно, кто?» - мелькнула мысль. Вслух Чойо сказал: ― Не на пороге же об этом говорить, батюшка. ― И то верно, ― согласился отец. Вечером, после торжественного ужина в присутствии самых значительных членов семьи (отец по случаю приезда Чойо вызвал в Ямаки всех Чагасов, кто оказался поблизости и мог к вечеру приехать), когда все разошлись спать, отец и дядя позвали Чойо в кабинет. Там ничего не изменилось за годы отсутствия Чойо – та же тяжелая старинная деревянная мебель, те же темно-зеленые шторы, расшитые семейным гербом… тот же хрустальный шар для медитации и та же древняя лампа на отцовском столе – светящийся шар на круглой никелированной подставке. Никелевое покрытие давно облупилось и потускнело, но лампа служила исправно. Отец когда-то говорил, что эти вещи – шар и лампа – из рубки капитана одного из трех кораблей, на которых люди прибыли на Синтикю. Официальный миф гласил, что прибыли с Белых Звезд. Но традиция памяти в доме Чагасов не прерывалась, и они знали правду. Их прародиной была планета Земля, затерянная где-то в бездне космоса. Не от хорошей жизни их предки кинулись в неизведанный и опасный путь. Они бежали от погибели и страданий, чтобы найти рай… а нашли новую Землю и… новые страдания. История замкнулась сама на себя, как змея, кусающая свой хвост. ― А теперь и о деле можно, ― сказал отец, когда слуги, подавшие курительные приборы, покинули кабинет и прикрыли за собой дверь. ― Ты бросил карьеру и примчался домой явно не просто так. Ты в опале? ― Нет, по счастью, я еще не успел вляпаться, и сбежал заранее, пока не грянуло, ― Чагас затянулся крепким душистым табаком местного производства. В столице такого было не достать, там даже в самые дорогие сорта подмешивали всякую дрянь. ― До вас еще разве не докатились новости о грядущей великой стройке? Йаме выпустил кольцо дыма и рассмеялся: ― Ты имеешь в виду это веселье с осушением Великой Срединной жопы, что ли? Дело, вроде, перспективное. ― Йаме, выбирай слова, ― поморщился отец. ― Да, сынок, новости докатились, еще бы. Гудят уже целый месяц по всем новостным каналам. Более того, уже и разнарядка пришла – вынь да положь для отправки на эти работы десять тысяч кжи с нашей провинции. А где их столько взять? У нас с этим строго, сам знаешь, кжи на дороге не валяются и бездельем никто не мается. Все при деле, работают и сами не горят желанием куда-либо переезжать… Ну, отправим мы десять тысяч кжи сегодня, а завтра потребуют сто тысяч. А работать кто будет? ―Вентро, ну, десяток тысяч мы наскребем. Кого из трудовых лагерей вынем, городских оболтусов можно набрать опять же. Отстающих из старших классов… сельских лодырей. Наберется в одном только округе Ямаки нужное число. Чего б и не отдать Великой Державе десять тысяч лентяев и дармоедов? Пусть пользу приносят. Эх, такое дело затевается, а ты, Чой, додумался – всё бросить. Истинно говорю – неудачник ты и позор нашего рода. Чойо не удержался, огрызнулся, мешая в речи местную манеру и столичную: ― А что ж ты, дядюшка, до сих пор в Ямаки торчишь? Если мыслишь себя умным и удачливым, чего карьеру не отправился делать? Род прославлять? ― Чой, Йаме, прекратите. Йаме, я уже говорил – не нравится мне эта затея. Ну раз мы наберем кжи, сколько требуется. А на второй где их брать? Так помимо самих кжи еще требуют обеспечить оных припасом на три месяца, да еще выделить технику и работников же для министерства транспорта на постройку кольцевой дороги. Ну, дорога дело нужное, только почему опять за наш счет? ― Наш, не наш… пострадают все, ― Чойо снова затянулся табаком и откинулся на спинку кресла. ― Я бы не стал гробить свою карьеру и всё бросать, если бы не реальная опасность. Вся эта затея кончится плохо. Ты сам, отец, рассказывал мне, как Чагасы уберегли от нашествия голодных ртов Куросити во времена Большой Беды. Как наши предки насытили лимаев, хакул и афанов в нашем море трупами жаждавших припасть к нашему и без того скудному куску… Вентро кивнул. И верно, когда во времена великого перенаселения вдруг оказалось, что земли, убитые неразумным хозяйствованием и отравленные излишком удобрений, уже не могут давать прежние урожаи, когда вдруг вспыхнули в разных местах несколько быстрых, как буря, эпизоотий, выкосивших половину скота, когда откуда ни возьмись явилась тля, сжиравшая бобовые на корню… миллиарды обитателей Синтикю оказались лицом к лицу с голодом. Люди обезумели, в пищу шло всё, ради сиюминутного насыщения убивались и без того истощенные земли, урожаи становились всё меньше, еды не хватало даже по минимуму, и через пять лет вспыхнули бунты, страшные и кровавые. Людоедство, массовые убийства, коллективное сумасшествие… Куросити тогда уберегли высокие горы на перешейке и жестокая мудрость Чагасов, которые перекрыли все перевалы в горах, а в одном-единственном месте, где у моря горы сходили на нет и располагался небольшой порт, устроили форт и согнали туда несколько больших барж. Предложили всем, жаждущим сытой жизни в нетронутой бедствием провинции оплатить проезд чем могут. Собирали у голодных беглецов с «Большой земли» ценности, грузили на баржи, сортируя отдельно детей, отдельно взрослых мужчин и женщин… а когда баржи проходили Клыки Дракона (гряду острых рифов, ограждавших полуостров со стороны Тихого моря), их экипажи надевали газовые маски и откручивали вентили спрятанных в бортах баллонов с ядовитым газом. Когда пассажиры барж переставали подавать признаки жизни, их трупы скидывали в море, на корм лимаям и прочим морским тварям, в изобилии водившимся у Клыков. Только детей пощадили и некоторое количество красивых женщин (в Куросити всегда был дефицит женского населения). ― Ты хочешь сказать, что последствия осушения Дачжун Пина и постройки дороги могут стать такими же? ― несколько недоверчиво спросил Йаме. ― Не может быть. ― Не такими же, но что будет большой провал в экономике – несомненно. А кто будет отвечать за это – думаю, вы оба догадываетесь. Вовсе не те, кто всё это придумал, а те, кто непосредственно участвовал в разработке и реализации проекта, ― Чойо встал, подошел к большой карте полушарий Синтикю, занимавшей полностью одну из стен. Указал рукой на материк Дайпэн, имевший форму салатного листа, слегка подъеденного по краям тлей. ― Никакой инфраструктуры. Со времен Большой Беды никто не пытался заново освоить Дайпэн. Если бы сначала построили кольцевую дорогу, потом устроили лагеря для работников и прочую инфраструктуру, проект бы имел смысл. Но это долго. А Сео хотят здесь и сейчас. На реализацию проекта отведено пять лет. За год предполагается осушить плавни, перебить лишних гипп, заставить тамошних кжи заняться земледелием… сейчас мясом с Дачжун Пина кормят не только два крупных города Дайпэна, Кучатан и Яматан, им снабжают и весь Майнлан, столицу в том числе. По реке мясо в холодильных баржах спускают к двум портам в дельте, оттуда через пролив везут к порту Каппан, оттуда те же баржи по реке поднимаются к Средоточию Мудрости и там уже распределяются по другим городам Майнлана. Если перебить всех гипп сразу, оставив малую часть на развод, как предполагается, то нужно утроить число барж. А это значит, что их надо снять с других маршрутов… ведь быстро не построишь. ― Верно. Нас обязали еще и выделить сто рыболовецких барж-холодильников, ― кивнул Вентро. ― Я заставил губернатора отписать в столицу жалобу: мы не можем столько предоставить, нам не на чем будет доставлять в столицу мясо лимаев и афанов. Ответа пока нет. ― Ответ, батюшка, будет один: предоставить сто барж, приказ не обсуждается, ― скривился Чойо. ― Что делать будешь? Отец помолчал, задумчиво глядя на карту. Потом сказал: ― Как обычно. Тянуть до последнего, сам знаешь. А там либо проект сдохнет, либо Сео передумают… или еще что. Чагасы всегда сидели, не высовываясь, и выживали. Нам ведь что главное – чтоб Куросити как можно меньше пострадала, остальное не волнует. Так мы жили всегда. Чойо отвернулся, тоже стал разглядывать карту. Поддержки от отца он, в общем-то, и не ожидал. Не за поддержкой он сюда и приехал, а пересидеть бурю. И раз так – то пусть грянет поскорее. На следующий день Чой Гас написал рапорт о переходе в Куроситский филиал министерства, и отец поставил его руководить логистикой провинции. Это было нетрудно: местное начальство, как обычно, давно и прочно сидело на прикорме у Чагасов. А Вентро хотел, чтоб вопросом поставок на «великую стройку» руководил кто-то из своих. Чойо это вполне устраивало: подальше от столицы, дома и стены помогают. И он принялся постигать великую науку бюрократических проволочек и искусство чиновничьих отписок. Надо было как можно дольше тянуть отправку кжи на работы в «срединную жопу», как можно медленнее готовить баржи и прочее. Во-первых, Чойо совершенно не горел желанием принимать деятельное участие в «великой стройке», во-вторых, не хотел гробить экономику родной провинции. Одним только сбором требуемых десяти тысяч кжи он занимался полгода. А что – ведь сначала надо проверить, насколько данные недавней переписи соответствуют реальному положению дел. Чойо лично побывал в каждом населенном пункте, исправно посылая в столицу докладные записки о том, что, дескать, в провинции Куросити тотальная нехватка рабочих рук, все кжи заняты в важных производствах, мы, мол, с большим трудом находим бездельников, которых можно отправить на великую стройку. А что добровольцев нет – так ведь опять же, у всех здешних кжи хорошая работа, не хотят они ее бросать даже ради великой стройки, видимо, приезжие столичные пропагандисты плохо работают. И ведь Чойо даже не врал на этот счет, так, лукавил. Пропагандистов из столицы присылали, а как же. Только люди Чагасов не дремали. Кто-то из подчиненных Ло Дима зависал в злачных местах, упиваясь здешней чакой из водорослей и глубоководных грибов (страшная штука для непривычного), а с кем-то происходили досадные случайности: там, утонул в море, или в нехороший район забрел и его зарезали (а виновников уже отправили на великую стройку, само собой). Конечно, всех пропагандистов так не заткнешь, приходилось позволять им заниматься своей трепотней, но кжи слушали этот бред весьма неохотно, будучи уже перед тем обработаны людьми Чагасов, которые объясняли всё просто и доходчиво: «ребята, учтите, вы, конечно, можете поехать на великую стройку, только вас там ничего хорошего не ждет, будете голодать, тяжело вкалывать и быстро сдохнете, а здесь вас ценят и за хороший труд даже пожить до ста шестидесяти можно, оно вам надо, бросить всё ради идиотской затеи столичных начальников?». Вот и получалось, что на вербовочные пункты (а их пришлось открыть, деваться было некуда) приходили либо совсем уж дураки, либо всякий маргинальный сброд. Даже телевидение было бессильно, центральные каналы хоть и транслировались, но из-за разницы во времени со столицей эти передачи шли либо глубокой ночью, либо в рабочее время, а местный начальник телевещания прикинулся дурачком и не делал записей, пускал в эфир как есть. Место свое он ценил, столица далеко, а Вентро Чагас – тут, рядом, весьма скор и изобретателен на расправу. Идиотов-добровольцев набралось со всей провинции аж шестьсот человек. Еще полторы тысячи Чойо наскреб по селам – собирал самых распоследних лодырей и пьяниц. Тысячу взяли из трудовых лагерей – тоже тот еще сброд, нормальные кжи в трудовые лагеря не попадают. Еще пара тысяч – самые бездарные ученики старших классов, по всем тестам ни на что не годные. А остальные пять тысяч Чойо придумал набрать в соседних провинциях. Это было несложно: пустили слух, будто бы в Куросити открылись несколько новых заводов, нужны рабочие. Желающих встречали на перевале и в одном из портов, но на завод, естественно, не везли, а поселяли в бараки, давали приличный паек, поили чакой, держа в полупьяном состоянии, а когда их набиралось побольше, везли на кораблях в пункт сбора – в Куча Тан. За полгода Чойо набрал требуемое количество кжи, не повредив экономике Куросити. Правда, в двух соседних провинциях тамошнее руководство столкнулось с проблемой «где брать людей», но его это волновало мало. Вот с поставками продовольствия и барж было сложнее. Но и тут Чойо старался тянуть сколько возможно. По его приказу пособирали самые жуткие развалюхи, мирно догнивавшие по задворкам портов, медленно, не торопясь, приводили их в рабочее состояние и по одной, по две отправляли в Дайпэн. Продовольственный вопрос решился сам собой, когда через полгода случился большой урожай и Вентро решил, что можно обновить на складах НЗ. Вынули оттуда самое залежалое и отправили на «великую стройку». Чойо был абсолютно уверен, что так поступали практически в каждой провинции – и еще и поэтому считал, что «великая стройка» обречена на провал. О том, что происходит в столице и на самой «великой стройке», Чагас узнавал от Хун Ся и Бу Джея. Бу Джей занимался непосредственно стройкой, а Хун Ся как стенографистка знала всё, о чем говорилось на заседаниях Се Сео Кай, да и в кулуарах тоже. Как он и предвидел, уже через год после начала этой стройки начались проблемы с продовольствием в городах, из-за оттока рабочих пошел спад производства, что только усугубило проблему. На самой стройке первые несколько тысяч кжи, приехавшие для осушения болота, жили в ужасающей антисанитарии и голодали. Неудивительно, что смертность среди них была очень высока, и вскоре по провинциям пошел приказ о новом наборе. Между тем работы по осушению вроде бы шли успешно, по крайней мере половину плавней удалось осушить. Гипп, которые паслись в том месте, перебили, но транспорта для перевозки свежины не хватало, средств для быстрой обработки мяса тоже, и большая часть просто испортилась. А потом начались проблемы уже с болотными кжи, часть которых удалось согнать на осушенные земли. Непривычные к новому образу жизни, они не умели не то что вырастить сою и картофель, а даже правильно вспахать землю. Среди них начался голод. Те же болотники, кто жил на еще нетронутой территории, ушли в самую глубь, согнав туда оставшихся гипп. Часть привезенных для осушения болота сбежала к ним же, остальные попытались поднять бунт, который был жестоко подавлен. Через полтора года Чойо посреди ночи был разбужен вызовом по «сети змея» - спецсвязи для чиновников. Пытаясь в темноте нащупать кнопку видеофона, Чойо ругался по-черному. Понятно было, что звонок не местный, в Куросити никому бы в голову не пришло звонить ни подчиненному, ни начальнику среди ночи. Хун Ся это тоже не могла быть – она всегда учитывала разницу во времени. Наконец экран зажегся, и на нем появилось исхудавшее лицо Буони Од Джоэя, причем на фоне какой-то кирпичной облезлой кладки. ― Бу Джей, ты вообще знаешь, который час? – пробурчал Чойо, запахивая халат. Бу Джей нервно дернулся: ― Так ведь день еще… А… прости. Забыл. Слушай, такое дело… тут у нас, в Срединной Жопе… совсем жопа. В верховьях прошли ливни, осушенные земли снова начало подтапливать, урожай на полях сгнил, кжи с голодухи мрут, как мухи… а из столицы требуют к первому числу поставить двадцать пять тысяч тонн соевых бобов. ― С чего вдруг такое количество? – любопытства ради поинтересовался Чой. То, что в Срединной Жопе случилась жопа, его не удивило, он этого давно ждал. ― Так мы на осушенных землях засеяли пять тысяч гектар, о чем и рапорт подали… вот от нас и ожидают соответствующий урожай, он уже распланирован на снабжение… ― Идиоты. Чего ты от меня-то хочешь? В Куросити столько лишней сои не наберется при всём желании. ― Жаль… но я, в общем-то, не рассчитывал, ― Буони вытер пот со лба рукавом. ― Я… свалить отсюда хочу. Мне бы куда затихариться и пересидеть этот трындец, а? Высшее образование и происхождение из семьи «джи» не сделали из Буони по-настоящему интеллигентного человека. Грубый простонародный сленг прорывался в его речи, но если раньше Чойо это даже нравилось, то теперь почему-то раздражало. Он задумался: чем ему грозит помощь Бу Джею. С одной стороны, можно и дать ему убежище, по старой дружбе… но с другой… как бы себе же хуже не сделать. И Чойо ответил уклончиво: ― Это само собой. Но я так сразу ответить не могу, сам понимаешь, не я тут такие вещи решаю. Ты подожди немного, я прощупаю возможности. Буони помрачнел – видно, ожидал ответа сразу. Но кивнул: ― Когда позвонить? ― Я с тобой сам свяжусь, всё, давай, до встречи, ― Чойо нажал отбой. Ему доставило удовольствие, что гордец Бу Джей просил его о помощи. Но главное – кризис уже идет полным ходом, и скоро грянет буря. Взбудораженный звонком Бу Джея, Чойо уже не ложился, хоть и была еще глубокая ночь. Свет включать не стал, но включил рабочий терминал. Принялся ходить по комнате, размышляя. По его расчетам серьезные проблемы должны были начаться примерно в это время. Причем одновременно во многих местах, так как в эту «Великую стройку» было так или иначе вовлечена вся планета. И если в одних местах, как в Куросити, местные власти втихомолку саботировали эту затею, то в других не шибко умное, зато чрезмерно услужливое начальство прилагало сверхусилия, чтоб выслужиться и получить награды. Ему было уже известно о судьбе губернатора провинции Кулянь. Тот перевыполнил план поставки и продовольствия, и рабочих рук на «Великую стройку». Ему вручили орден Белой Звезды, но при этом выдали план поставок вдвое больший. А ресурсы Куляни были уже исчерпаны. Губернатор, поняв, что просчитался, совершил, как настоящий хвостовитянин, ритуальное самоубийство. Видать, прочитал в старых книгах. Правда, вместо портрета императора он поставил портрет Совета Сео и положил свежеполученный орден, а вместо сэппуку просто отравился… но сути это не меняло. Эту смерть не предали широкой огласке, в новостях промелькнуло только «скоропостижно скончался». Но Чойо знал в подробностях от той же Хун Ся. Знал и то, что в Куляни начался голод и разруха, так как почти все трудоспособные кжи уже были отправлены на стройку, то и работать было некому. И Чой не без оснований подозревал, что невыполнимый план губернатору Куляни выдали по принципу «чтоб не думал, что самый умный». Нехватка продовольствия ощущалась и в Средоточии Мудрости. Пока еще не слишком заметная, всего лишь немного подскочили цены на продукты. Тогда как в других городах уже несколько месяцев как ввели карточную систему. В Куросити тоже, но стараниями Чагасов здесь хотя бы не нужно было выстаивать очереди и пусть по карточкам, но продовольствия хватало всем. А кжи наиболее важных предприятий и промыслов вообще получали продукты прямо на заводах, где им не уставали повторять, что только милостью Чагасов они избавлены от многочасовых очередей и могут получить все причитающиеся товары без поисков и беготни. В заводских и рудничных лавках, конечно, драли вдвое, вычитая из заработной платы, но поскольку по местному телевидению постоянно крутили картинки многотысячных очередей и драк за дефицитные продукты в других провинциях, куроситские кжи радовались, что у них-то хоть получше. Чой Гас знал: Средоточие Мудрости будут снабжать любой ценой, до последнего. Столичные кжи всегда отличались крайней непокорностью и при этом привыкли хорошо жить, намного лучше, чем в других местах. Джи ненамного от них отставали. В столицу тянуло всех как магнитом именно ради «сытой жизни». Чой Гас понимал джи – в столице карьеру сделать было легко, главное не гнушаться любыми средствами. И не понимал кжи – ради нескольких лет сытой жизни ехать в столицу, где их слишком жестко контролируют и шансов пожить подольше намного меньше, чем в провинциях… Впрочем, ему-то какая разница. На Синтикю каждый сам творец своей судьбы. Он сел за терминал, вошел в приватную почту. Насколько она приватная – кто знает. «Глаза» проверяют все коммуникации, поэтому Чойо насчет приватности не обольщался. Хун Ся, очевидно, тоже, потому что ее обычные сообщения были сугубо информативны, не несли никакой личной оценки и содержали только те новости, которые, в общем-то, узнать мог любой. Единственной ценностью этих сообщений было то, что они существенно опережали и слухи, и тем более официальные новости. А еще Хун Ся самим подбором сообщений умела передать истинную суть происходящего. Профессия, видимо, влияла. Но были и скрытые сообщения. Шифр простой, «глаза» бы его легко раскрыли, но Чой не сомневался, что он безопасникам не интересен – очень вовремя успел соскочить… последнее сообщение от Хун Ся говорило о том, что в столице появились очереди за продуктами и начались перебои, что существенно выросла преступность. Это были тревожные новости: значит, «пидзэцу», как говорили куроситцы, или «смертельно большие проблемы», если использовать общий язык, уже коснулись и столицы. А вот новость зашифрованная оказалась еще интереснее. Прочитав первые знаки каждого третьего слова, Чойо сложил их в несколько фраз: «В правительстве раскол. Ро и Хиси совещались вдвоем. Решено сворачивать стройку, перестать сдерживать кризис. Остальные боятся. Решено провоцировать большой бунт, подавить обвинить в нем Ях, Ти и Риз и всех, кто с ними связан. Не говорила никому. Боюсь. Моей семье грозит беда». Чагас задумался. Конечно, Хунань могла лгать. Вообще все лгут, это суровая реальность. Но с другой стороны, она была работницей протокольной службы, а значит, слишком много знала. Если Тоббо Ройока и Фучао Хиси готовят переворот в правительстве, они будут убирать всех, кто слишком много знает. Неприметные стенографистки… никому не нужные, но… всем известно, что стенографистки сотрудничают с безопасниками. А Яхахи – безопасники. И если будут валить их, то пострадают и стенографистки во главе с Хун Ся. Вот только почему она написала ему, а не рассказала это Хат Яху? Если угрожали ее семье, почему она не попросила помощи у Яхахов в обмен на критически важную для них информацию? Взошло солнце. Чагас вышел из своих апартаментов и поспешил в отцов кабинет. Знал – отец встает еще до восхода и начинает с того, что пьет каффу в кабинете. ‒Доброе утро, батюшка, ‒ поздоровался Чойо, быстро входя в кабинет. Отец отставил чашку и недовольно посмотрел на него: ‒ Что это ты спозаранку, до завтрака? Так ли я тебя воспитывал? Совсем тебя столица испортила… ‒ Прошу прощения, батюшка, ‒ учтиво поклонился Чойо, про себя досадуя на старика и его приверженность дурацким традициям. ‒ Очень важный вопрос. Ты ведь отлично знаешь родословие всей аристократии Синтикю, как старой, так и новой, и какие между ними отношения. Отец кивнул. Это было его увлечением, которое он было пытался привить старшему сыну, но безуспешно. Впрочем, Чойо знал, что младший пошел в отца и полюбил корпеть над историческими документами. ‒ Само собой, Чойо. Однако все равно не понимаю, зачем тебе это с раннего утра. ‒ Важное дело. Скажи, отец, какие отношения у родов Яхах и Сяся? Вентро Чагас пристально глянул на сына. ‒ Хм… слыхал я, что ты крутил в столице с какой-то из Сяся. Что, жениться решил и не хочешь перейти дорожку Яхахам? Это правильно. Ибо у Сяся и Яхахов давняя вражда. Очень давняя, и ладно бы всё в прошлом осталось, но они постоянно ее подпитывают. В Баочане, бывшем домене Сяся, а теперь протекторате Яхахов, знаешь как говорят о непримиримых врагах? «Милы друг другу, как Яхахи Сяся». ‒ То есть даже ради спасения собственной шкуры Сяся не станет обращаться за помощью к Яхахам? ‒ Совершенно верно, ‒ отец показал рукой на соседнее кресло, и Чойо сел. Отец сам налил ему каффы. ‒ А теперь излагай, что ты задумал. И Чойо изложил. Как он и ожидал, одобрения он не получил, но и порицания тоже. Отец долго молчал, потом сказал: ‒ Не буду тебя отговаривать, ты такой же упрямец, как и я. Благословлять тоже не стану, уж прости. Но помни: что бы ни случилось, семья и Куросити пострадать не должны. Ты понял? Чойо кивнул. Еще бы не понять. ‒ Ну и хорошо. Самолет будет готов через полчаса. Как раз позавтракать успеешь. Разница во времени Куросити со столицей была такова, что Чой Гас прилетел в Средоточие Мудрости глубокой ночью. В аэропорту его ждала машина с уже известным ему номером, а внутри – человек, уведомленный отцом о прибытии Чойо. Это и запечатанное письмо в кармане хаори Чагаса было единственной отцовской помощью. ‒ Мы едем к Хаато Яхаху? ‒ спросил Чагас. Встречающий кивнул, полы его хаори разошлись и Чойо увидел ромбик с глазом. Безопасник. Странно, откуда бы у отца такие знакомства в столице. Впрочем, Вентро Чагас был загадочный человек и хотя и предпочитал черепашью тактику выживания, но владел многими сведениями и связями. ‒ Нельзя ли сначала заехать забрать одного человека? У него важная информация для господина Хаато. Безопасник вопросительно приподнял бровь и включил автомобильный навигатор, показал на него рукой. Чагас понял правильно и быстро ввёл нужный адрес. Безопасник глянул, кивнул, сел за руль и машина тихо покатила по объездной кольцевой дороге. Чой Гас не рискнул заходить в кондоминиум, где жила Сяся. Не хотел светиться перед охраной и соседями, а потому попросил водителя остановиться возле ближайшего уличного терминала. Вошел в расписанную матерными словами и обгаженную (даже в этом приличном районе) будочку и набрал домашний номер Хунань. Она долго не отзывалась – видимо, опасалась отвечать на незнакомый вызов. Но Чой был настойчив и наконец она ответила. ‒ Чой? Откуда ты звонишь? ‒ лицо ее было удивленным и очень уставшим. ‒ Из уличного терминала возле твоего кондоминиума. Она удивилась еще больше: ‒ Ты же еще пять часов назад был в Куросити, Бу Джей мне говорил, он связывался с тобой… «Выходит, Бу Джей просил помощи и у нее тоже» ‒ Чагас мрачно усмехнулся: ‒ Некогда объяснять. Вопрос жизни и смерти, без преувеличений. Одевайся и выходи к терминалу, я тебя тут подожду. ‒ Ты с ума сошел. Ночью? На улицу? У нас тут знаешь сколько бандитов-кжи развелось? ‒ Не бойся, мы сразу уедем. Давай, быстрее. Он был настойчив, и Хун Ся подчинилась. Без нее ехать к Яхахам не было смысла – сам-то Чойо знал мало, основной информацией владела Хун. Талантливая стенографистка, она умела подмечать подробности и детали, ускользающие от других, и делать правильные выводы. Но уметь получить информацию и уметь ею правильно воспользоваться – очень разные вещи. К сожалению (или к счастью для Чойо), Хун Ся не умела. Но она была умницей и поняла: надо поторопиться. И потому не прошло и четверти часа, как она вышла из ворот кондоминиума. Что она при этом наврала охране, интересно… Пугливо озираясь, она побежала вдоль высокого забора по улице к ближайшему перекрестку, где стоял общественный терминал. Чойо не рискнул подойти ближе, чтобы не попасть в поле зрения камер охраны кондоминиума. Хун Ся это понимала, но страшно боялась, что на нее кто-нибудь нападет, пока она будет преодолевать эти злосчастные двести метров. Наконец, она выбежала на перекресток, и Чойо пошел ей навстречу. Сгреб ее в объятия и прижал к себе – чтобы со стороны выглядело так, будто женщина вышла среди ночи на встречу с любовником. Два года разлуки погасили у него любовные чувства по отношению к ней, осталось только что-то, похожее на дружбу, смешанное с осознанием большой полезности этой женщины. ‒ Ах, Чой, наконец ты приехал. Только тебе я могу доверять, ‒ она уткнулась в его плечо лицом. Чойо погладил ее по короткостриженному затылку. ‒ Мне было так страшно! Когда я вчера поняла, что вот-вот… что ты был прав, прав во всём… ‒ Успокойся. Я здесь не просто так, Хун. Понимаешь? Если случится переворот, то накроют всех, кто неугоден или был связан с неугодными. А ты ведь старшая стенографистка, ты слишком много знаешь, ты правильно поняла, что ты рискуешь. Если бы я не соскочил вовремя, меня бы тоже загребли разом. Уверен: основную вину свалят на среднее звено министерства экономики… ‒Тогда зачем ты приехал? ‒ Затем, что в мутной воде, Хун, можно поймать очень крупную рыбу. Ну и не хотелось бросать тебя одну. Ведь это благодаря тебе я заранее узнал… обо всём. Она отстранилась и посмотрела ему в лицо. Чагас был невозмутим и непроницаем, как змея. Хун Ся сощурила свои и без того узкие глаза: ‒ Значит, ты меня не любишь больше, Чой Гас. Впрочем… мне достаточно того, что ты приехал за мной. Бу Джея ты же спасать не стал, верно? ‒ она застегнула верхние пуговицы платья, поправила рукава. ‒ Что ж, никакая любовь не вечна. Что ты собираешься делать? ‒ Увидишь. Но сначала – подробности. Тебе угрожали? ‒ Да. Хиси лично сказал. Он понял, что я знаю. Пригрозил, что если я отнесу протокол Хат Яху, как обычно, то моего дядю казнят. Заставил переписать протокол без подробностей… ‒ Твой дядя… Если я правильно помню, твоя семья начальствует над Дворцами Нежной Смерти в Хвостовом Полушарии, верно? Хун Ся кивнула: ‒ Да. И в этом-то и беда. Понимаешь… когда кжи приходят во Дворец, их регистрируют при входе и удаляют из реестра живых. Потом они заходят в Зал Нежной Смерти… а тела сжигают. А если пустить газ меньшей концентрации, то кжи просто заснут крепким сном. Дядя Сяньхэ придумал это. Губернатору Ферсити-Лан нужны были кжи для отправки на Великую стройку. Дяде Сяньхэ – деньги. ‒ Понятно. И кто-то об этой торговле мертвецами донес наверх, ‒ мрачно усмехнулся Чой Гас, про себя подумав, что ушлым же оказался губернатор Ферсити-Лана, сам Чойо до такого не додумался, хотя решение было очевидным. ‒ Да. И теперь от моего молчания зависит жизнь дяди Сяньхэ, ‒ шмыгнула носом Хун. Чойо взял ее за плечи, чуть отодвинул и взглянул ей в лицо: ‒ Хун, от того, будешь ли ты говорить, зависит твоя собственная жизнь. Если ты ничего не скажешь, тебя и твоих стенографисток пустят в расход. И это, как ни печально, не спасет твоего дядю. Даже больше – могут пострадать и другие члены твоей семьи. А если ты сама заложишь твоего дядю, остальных не тронут. Так что у тебя выбор: жизнь твоего дяди на одной чаше весов, а на другой – твоя жизнь и жизнь и благополучие других членов твоей семьи. Думай, Хун Ся. Только быстро. Время не ждет. Лицо женщины побледнело, она опустила голову. Шмыгнула носом, вытерла слезы рукавом. ‒ Ты змей, Чой. Едем… Они сели в машину и молчаливый безопасник вывез их за город и снова повез по кольцевой дороге. На одной из радиальных дорог он свернул и направился в сторону Дэсулэка. Как только они проехали, не останавливаясь, первый пост контроля, Хун Ся поняла, куда они едут. ‒ Чой, ты с ума сошел. ‒ Не сошел. ‒ Я же Сяся. А они – Яхахи. Разве ты не знаешь… вражда наших родов очень стара. ‒ Это не мешало тебе делать доклады для Хаато по протоколам заседаний Се Сео Кай и Бигу Гикай, ‒ спокойно ответил Чойо. ‒ Это другое. Это служба. ‒ Вот сейчас, считай, тоже служба. ‒ А что, если они захотят воспользоваться возможностью и утопить моего дядю? Что тогда делать? ‒ Я уже говорил – дядей придется пожертвовать, Хун. Хун Ся замолчала. Водитель заехал во двор и оттуда сразу – в подземный гараж. Там их встретили несколько «лиловых» с оружием. Так же молча, как и водитель, окружили их и повели к лифту. Вопреки ожиданиям Чагаса, лифт поехал не вниз, а наверх. Резиденция Яхахов была обширной, это был почти что натуральный замок, окруженный по периметру садом и высоченной стеной. Лифт поднялся на четвертый, самый верхний этаж «замка» и остановился. «Лиловые» вывели гостей из лифта в большой холл, оформленный в красных и черных тонах – фамильных цветах Яхахов. По стенам вились каллиграфические надписи на древнем языке, непонятном для непосвященных. Но Чойо знал этот язык – язык прародины. И умел читать эти знаки. Видимо, Яхахи тоже знали. Они, как и Чагасы, вели свой род непрерывно с момента заселения на Синтикю и, скорее всего, традиция памяти у них тоже не прерывалась. На стене висела большая картина, изображающая коричнево-красный пустынный пейзаж, голое дерево и странные часы, словно бы текущие, плавящиеся. А под картиной, заложив руки за спину, в красном бархатном халате стоял Сео Кайту Яхах. Рядом с ним, чуть отступив назад, стоял одетый в лиловый мундир безопасников Хаато. Чагас удивился про себя: неужели отец сумел связаться с самим Сео? Вот ведь старый пень, при таких связях и знакомствах торчать в Куросити и не пытаться помочь сыну сделать в столице карьеру… впрочем, Чойо подозревал, что Вентро следовал принципу «каждый сам кузнец своей карьеры» и желал проверить, насколько Чойо способен сделать всё самостоятельно. Это тоже было в духе Чагасов. Чойо и Хун поклонились. Кайту приветствовал их легким кивком: ‒ Мне доложили, что вы обладаете очень важными сведениями. Государственной важности, ‒ сказал он. И продолжил: ‒ Странно видеть в моем доме дочь семьи Сяся… Хунань побледнела, поклонилась: ‒ Ваше превосходительство, я бы никогда не осмелилась нарушить ваш покой, но мой долг обязывает меня… долг превыше личных обстоятельств и семейной вражды. Хаато усмехнулся. Кайту махнул рукой, и «лиловые» исчезли, оставив гостей наедине с хозяевами. Сео нажал кнопку, открывая дверь: ‒ Раз так, проследуйте в кабинет. Он защищен от прослушивания… впрочем, как и всё в этом доме. Кабинет был таким же скромным и одновременно роскошным, как и холл. Чойо и Хунань сели на жесткие, обтянутые красной тканью кресла. Кайту с удобством устроился в большом кожаном кресле у окна, Хаато сел за стол. ‒ Ну, говорите, ради чего вы потревожили его превосходительство, ‒ грубовато сказал он. И Чойо рассказал, в нужных местах подавая Хун знаки, чтоб она подтверждала его предположения. И Хаато, и Кайту слушали очень внимательно. Когда Чойо замолчал, Кайту сказал: ‒ Вот как. Тоббо забыл, кто вознес его на вершину. Кому он обязан властью. Вечная ошибка любого выскочки… Хаато пристально посмотрел на Хунань: ‒ Откуда у вас эта информация, Хун Ся? Даже мои шпионы ничего не знали. ‒ Я… я… просто увидела, ‒ запинаясь, сказала женщина. ‒ Вы же знаете. Я умею замечать детали. Меня учили. ‒ И вы на основании этих деталей сделали вывод, что в Сео Кай готовится раскол, что Тоббо Ройока и Фучао Хиси готовят переворот для получения единоличной власти, что в жертву назначены Жезеф Ниюти, Кайту Яхах и Гьеди Ваариз? Хун Ся подняла на него взгляд своих узких глаз, ее некрасивое лицо отвердело и она решительно сказала: ‒ Да, господин Хаато. Взгляды. Жесты. Отдельные слова. Всё это кажется по отдельности ничего не значащим, но вместе дает цельную картину. ‒ Вы должны были рассказать об этом мне во время последнего доклада. Почему не рассказали? ‒ Хаато прищурился, но Хун Ся, видимо, окончательно решила для себя, что мосты сожжены, и не боялась больше: ‒ Я опасалась, что об этом узнают другие. Обратиться лично к вам без посредников я не могла. Это было бы подозрительно, все знают о старой вражде между нашими семьями. И потом, мне угрожал лично Фучао Хиси. Говорил, что моя семья погибнет, если я… проговорюсь. ‒ И поэтому вы попросили о помощи Чойо Чагаса, человека, не связанного ни с кем из Сео, ‒ не столько спросил, сколько констатировал факт Кайту. Хун Ся быстро глянула на Чойо, тот чуть опустил веки утвердительно, и она сказала: ‒ Я обратилась к Чойо Чагасу не только поэтому. Но лучше вам с ним поговорить непосредственно, господин Хаато. Я… лишь прошу у вас защиты для себя, семьи и моих сотрудниц. Хаато кивнул: ‒ Похвально. Столь ценные работники, как вы и ваши сотрудницы, не должны пострадать. Что до вашей семьи… Как вы говорили, ваш дядя замешан в коррупции. Могу обещать, что наказан будет только он. Остальных не тронут. ‒ Спасибо, ‒ прошептала она. Хаато добавил: ‒ Лично вы, Хунань Сяся, пока останетесь здесь. Тут вы будете в безопасности. Сейчас вас проводят в гостевые комнаты. Здесь вам ничего не угрожает, слово Яхах. Он нажал кнопку. Явились две девушки неприметной внешности и увели Хунань. Чойо остался наедине с Яхахами. ‒ А теперь говорите, Чойо. Ваш отец сумел связаться со мной ради того, чтобы я встретился с вами, ‒ сказал Кайту. ‒ Поразительная способность столь долго хранить в памяти нужные вещи… обязывающие других. Подозреваю, что вы унаследовали от отца хитрость и мудрость, а? Авантюризм ваш, полагаю, унаследован от матери. Урожденная кжи, ставшая женой Чагаса – это впечатляет. Итак, когда вы поняли, что проект «Великая стройка» неизбежно приведет к провалу? Чойо не любил, когда ему напоминали, что его мать была кжи по происхождению. Но сейчас пропустил это мимо ушей и сказал: ‒ Когда в министерство поступил этот проект с указанием пустить в реализацию. Я просчитал логистику… в общих чертах. Этого хватило, чтобы понять: в таком виде реализация проекта невозможна и приведет к катастрофе. ‒ Но вы не пытались возражать, предлагать другие варианты? Почему? Чагас, нагло глядя в лицо Хаато (терять все равно было уже нечего), ответил грубо: ‒ Вы сами только что сказали, что мудрость и хитрость я унаследовал от отца. Чагасы испокон веков сидели на заднице ровно, и ухитрились без потерь пережить все войны и кризисы в истории Синтикю. Именно поэтому я и не стал тыкаться с возражениями и предложениями. Кайту рассмеялся: ‒ Вот так, Хаато, выглядит человек, который поставил всё на кон. Юноша, ‒ обратился он к Чагасу. ‒ Что вы предлагаете? ‒ Ударить первыми. Голод в провинциях уже начался, в столице уже нехватка продуктов и очереди. Совсем скоро еды перестанет хватать даже по карточкам. Кжи поднимут бунт… и люди Ройока и Хиси этому поспособствуют. Объявят тут же виновных – то есть Ниюти, вас и Ваариза. Убрав самых сильных соперников, Тоббо нагнет остальных и получит абсолютную власть. Для успокоения народа устроят публичные казни «виновников». Вас заденет обязательно, ведь именно ваш зять Ло Дим всем уже примелькался со своими сказками о золотом веке и великой стройке. Так вот вы можете сделать всё то же самое, но только раньше. Ниюти и Ло Димом придется пожертвовать в любом случае. Кжи любят, когда карают джи, они встретят это с радостью и восторгом. ‒ Верно, юноша, мыслите. А что вы предлагаете предпринять для разрешения кризиса? ‒ Ничего. Потому что тут уже ничего не исправить, ‒ нагло сказал Чойо. ‒ И не нужно. Просто прекратить этот проект, да и всё. Кжи, отправленные в Дачжун Пин, либо помрут, либо будут вынуждены как-то там выживать. Что они при этом порвут в клочья всех тамошних начальников – это естественно, да и пусть. Прекратить сообщение с Дайпэном, Кучатан и Яматан прикрыть армией, и пусть кжи на равнине выживают как хотят. Припасы, которые еще не успели отправить туда, направить в столицу и устроить раздачу народу. Древние говорили, что народ легко успокоить хлебом и зрелищами, так дайте им хлеб и зрелища. Казни сановников, ученых и чиновников подойдут как нельзя лучше. Хаато и Кайту переглянулись и посмотрели на Чойо совсем по-другому. Оба почувствовали в нем родственную душу. Кайту медленно сказал, глядя в глаза Чойо: ‒ А что вы хотите в качестве награды? ‒ Всё, ‒ Чагас ухмыльнулся. ‒ Вы ведь понимаете, что правительство в том виде, в каком оно существует сейчас, нежизнеспособно. И повинно в кризисе. Значит, Синтикю нужна новая форма правления. Например, такой себе совет из четырех правителей с председателем во главе. Скажем, один из правителей занимается соцполитикой, другой – экономикой, третий – энергетикой… а председатель – безопасностью. Вам нужен будет человек, который примет на себя эту обязанность, сделав вас теневыми властителями. И я согласен стать таким человеком. ‒ Однако. Вы хотите столь многого. Вы понимаете, что можете отсюда уже не выйти? ‒ Хаато пристально смотрел на него. Чойо серьезно сказал: ‒ Я похож на дурака? Вы, конечно, можете взять власть в свои руки без посредника, но если бы вы этого хотели, вы бы сами задумали переворот, не так ли? Настала очередь Чагаса пристально смотреть на собеседников. Он вдруг почувствовал, что поймал кураж, что волна подхватила его и он на ее гребне. Будь что будет. Такой шанс выпадает только один раз. Кайту наконец сказал: ‒ Я, право, жалею, что выдал внучку за этого восторженного идиота Ло Дима. Вы были бы намного более подходящим кандидатом. ‒ Еще не поздно, ‒ улыбнулся Чагас. ‒ Всё равно Ло Дим обречен. ‒ Мнение Янтре вас не интересует? ‒ мрачно спросил Хаато. ‒ Может, она не захочет становиться вашей женой. ‒ Скажите ей, что я подарю ей целый мир, ‒ сказал на это Чой Гас. ‒ Какая женщина может устоять перед этим? Кайту усмехнулся: ‒ Янтре сделает то, что будет на пользу ее семье. Теперь к делу, юноша. Кого вы считаете необходимым устранить в первую очередь после Тоббо Ройоки и Хиси? ‒ Жезеф Ниюти должен понести наказание за необдуманные решения. И использование государственных ресурсов в личных интересах. Так же и Коэлло. Вместе с Ниюти следует покарать всех его родственников, которых он рассовал по министерствам. В частности, Гаодэ Цоран и Жемис Ниюти из министерства экономики. Всё руководство «Великой Стройкой» в Дачжуне. Пойдут как козлы отпущения. Ученые из института землепользования – как авторы проекта. Ло Дим как главный идеолог проекта. Губернатор Ферсити-Лан и Сяньхэ Сяся, директор тамошнего Дворца Нежной Смерти – в назидание прочим коррупционерам… ‒ Чойо запнулся и через секунду спросил: ‒ Очень прошу, пощадите Хун Ся и ее семью. Они будут верно служить новому правительству. ‒ Слово Яхах крепко, - строго ответил ему Кайту. ‒ Семья Сяся останется при своих должностях, зная, кому она этим обязана. А Хунань станет женой вашего коллеги в новом правительстве, который займет место Фучао Хиси. Пока я жив, муж моей внучки не будет иметь других женщин, кроме Янтре, вам это понятно? Чойо кивнул, мысленно добавив: «именно. Пока ты жив». Взошло солнце. На Синтикю наступал новый день и – новая эпоха, хоть об этом еще почти никто не знал. Эпилог Придя к власти, Чойо Чагас с помощью «серого кардинала» Яхаха ужесточил контроль над Бигу Гикай, превратив его в послушный инструмент и лишив его на деле любой законодательной инициативы. Члены Совета Четырех сосредоточили в своих руках всю реальную власть. Они были выдвинуты от олигархических кланов Синтикю как свои марионетки, но очень скоро сами стали контролировать все ресурсы и производственную сферу. «Великая Стройка» так и не была закончена. Кризис затронул все сферы жизни Синтикю. Огромные затраты на реализацию проекта подорвали экономику планеты и отбросили ее назад, до уровня первых десятилетий после Века Голода и Убийств. Амбициозный проект привел к колоссальным людским потерям, государственному перевороту и репрессиям. Потери среди кжи – приблизительно триста тысяч. Потери среди джи – двадцать тысяч жертв репрессий и самосудов. Полностью разрушена хрупкая экология Дачжун Пина, истреблено 90% популяции гипп. Экономика Синтикю пришла в упадок. Карточная система сохранялась в течение двадцати лет.