Вторая половинка

Хиравиас лёг на спину и придвинулся к костру ровно настолько, чтобы дать меху на ступнях высохнуть, а не истлеть. — Если засну с мокрыми ногами, то заболею и умру, — с пафосом ответил он на насмешливый взгляд Закуа. — Да, — подтвердил Эдер. — В прошлый раз он так и умер, больше не хочет. — Пошёл ты, — беззлобно огрызнулся Хиравиас. — Суши свой табак дальше, давай. Или хрен свой. Что у тебя там промокло... — В отличие от искупавшегося целиком тебя, я уронил в воду только сумку, а хрен я ношу не в... Эдер не договорил, а Хиравиасу было слишком лень выяснить, почему. — Э... э... э-э-э... — Что, мужик? Наказанье божье заикой сделало? Быстро, однако. — Э-э-это что такое? — наконец, выговорил Эдер. Любопытство пересилило; Хиравиас привстал на локтях, чтобы посмотреть на причину замешательства своего товарища, и увидел, что Эдер сидит перед разложенным по плащу содержимым табачного кисета, сосредоточенно рассматривая нечто у себя на ладони. — Чё там? — спросил Хиравиас, вытянув шею. Продолжая пребывать в озадаченности, Эдер двумя пальцами поднял с ладони тёмный комок и продемонстрировал его Хиравиасу, которому и двух мгновений хватило чтобы понять, что это иссохшая половинка гусеницы. — Пф-ф, Эд, ты серьёзно? — развеселился он. — Что у тебя с лицом? Дохлых гусениц не видел? — Видел, — отозвался Эдер. — Но не в своём табаке... — Лишний повод отказаться от курения трубки, — фыркнул Хиравиас, плюхаясь обратно на землю. На некоторое время у костра воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском сухих веток. Хиравиас уже начал было засыпать, как вдруг какая-то особенно большая искра выстрелила ему прямо в пятку; смачно ругнувшись, он повернулся на бок, лицом к Закуа, и поджал под себя ноги. — И угораздило меня схватиться за эту гнилую корягу над этим сраным озером, чтоб их! Ненавижу воду. Мокрая мерзость, — проворчал он, нахохлившись. — А всё потому, что ты не тренируешь свой дух, лесной кот, — меланхолично произнес Закуа. Хиравиас зарычал. — Ещё раз услышу чё-нибудь про лесного кота, монашка, и тебе тоже нечего будет тренировать. Полетишь в Колесо, как во-он та белошляпка, — когтистым пальцем он указал на ступку в руках Закуа, куда тот только что бросил очередной маленький гриб. — И расплющит тебя там так же. Закуа улыбнулся, продолжая медленно и тщательно растирать ингридиенты для очередной опытной смеси. Хиравиас ещё какое-то время буравил его недобрым взглядом, но потом ему надоело, и он решил просто следить за тем, как тот бросает и разминает сухие цветки, ягоды и странного вида травинки. Внезапно какой-то странно знакомый предмет в перепачканных соком и пылью пальцах привлёк внимание Хиравиаса. — Стой, не двигайся! — воскликнул он. Закуа послушно застыл. Хиравиас поднялся, подошел к нему и, подцепив что-то в ступке, ловким движением выудил... вторую половинку гусеницы. — Эй, Эд! — позвал он. — М-м? — Посмотри, ничего не напоминает? Судя по выражению лица Эдера, ему напоминало. Определённо. Хиравиас хитро улыбнулся и сжал останки гусеницы в кулаке, поочерёдно глядя то на Закуа, то на Эдера. — Ты чего? — с опаской спросил Эдер. — В Эйр-Гланфате существует поверье, — вдохновенно начал врать Хиравиас, — что те, кто находит две половинки одной гусеницы, предназначены друг другу богами! Закуа и Эдер переглянулись, а затем вновь уставились на Хиравиаса: один улыбался, а другой выглядел весьма озадаченным. — Ты прости, конечно, но я свою жену себе не так представлял, — с сомнением сказал Эдер. Хиравиас прыснул. — Да сожри ж моё ухо Галавэйн! — пролепетал он сквозь смех. — Эд, лучше займи свой рот трубкой, а то что-то ты слишком серьёзный... — Может, это просто любовь? — предположил Закуа, неопределённо покосившись на Эдера. — Может, это просто была задница другой грёбаной гусеницы? — мрачно вздохнул Эдер, почесав затылок. — Может, это была не задница, а голова, — возразил Закуа. — Какая разница! — отмахнулся Хиравиас, продолжая улыбаться самым наглым образом. — Нельзя идти против воли богов. Целуйтесь!