Безмолвно

— Добрый день, виконт, — их случайные встречи во дворце теперь редкость, но Валентин каждый раз испытывает то, что слишком напоминает сожаление. Ответ Арно звучит вежливо, но совершенно бесцветно. Предсказуемо. Прошло уже несколько лет, но этот тон до сих пор заставляет неприятно сжиматься все внутри, и сожаление превращается в сомнение. А ведь когда-то Арно смотрел на него совсем по-другому и говорил совсем другое. Возможно, тогда стоило поступить иначе — поговорить, объяснить. Но решение было принято, и в тот момент казалось единственно верным. Сейчас Валентин в этом совсем не уверен. * * * То, что происходит между ними в Западной армии накануне Излома, не поддается четкому определению, и ни слова не сказано прямо. Но все эти случайные прикосновения, слишком долгие взгляды, невзначай брошенные фразы, наполненные совсем иным, куда более глубоким и манящим смыслом. Валентин знает о проклятии своего Дома. Знает — и не решается подвергать опасности того, кто стал ему дорог. Знает — и все равно не может ничего с собой поделать. Впервые в жизни его желания настолько расходятся с представлениями о долге, правильном выборе и осознанной необходимостью. Сражение предстоит тяжелое — Мельников луг простирается впереди зеленоватыми холмами и численным перевесом чужой армии. Это всем ясно. Когда Арно приходит к нему в тот вечер, Валентин сразу все понимает. Что заставляет его произнести эту фразу — остатки здравого смысла или глупость — Валентин не знает. Но это обеспечит хотя бы какую-то защиту от проклятия Дома Волн, и он говорит с выверенным равнодушием: — На эту ночь. Во взгляде Арно — досада, недовольство, разочарование. И согласие. * * * Вино выпито, свечи почти догорели. Валентин задувает их одну за другой, пока в палатке не становится совсем темно. Невысказанный вопрос застывает на губах, подхваченный невесомым поцелуем. Арно отстраняется, а потом притягивает Валентина к себе и снова целует. Глубже, настойчивее. Нащупывает застежки формы и пытается расстегнуть — в темноте это сложно, и Арно нетерпеливо ругается. Даже в такой ситуации. Валентин чуть улыбается, помогает снять с себя рубашку, опускается на постель и тянет Арно на себя. Почему-то вот так, в темноте, все ощущается гораздо острее и ярче, чем обычно. Одежда летит на пол — или на стул, кажется, он находится в той стороне, не разобрать. Странное ощущение — Арно по-прежнему одет, а Валентин лежит под ним полностью обнаженный, охотно подается навстречу осторожным, изучающим прикосновениям. Руки у Арно теплые, слегка обветрившиеся на северном ветру. А на бедре — небольшой рубец, даже сквозь ткань ощущается. Вопрос уже готов сорваться с языка, но Валентин решает — потом — и вместо этого дотрагивается до чужой возбужденной плоти под одеждой и слушает едва уловимые стоны. Сейчас не верится, что этот человек еще не так давно считал его предателем. Хочется сказать об этом, объяснить, убедиться, что все в прошлом. Но Арно вдруг снова останавливается, торопливо сдергивает с себя одежду и ложится на Валентина сверху, обнимает, прижимается всем телом, впитывая тепло. Они целуют друг друга — в губы, в шею, в плечи. Валентин сжимает плоть Арно вместе со своей и двигает рукой — сначала медленно, растягивая удовольствие, а потом сильнее, резче — и снова слышит приглушенные стоны. Кто бы мог подумать, что именно Арно так легко, одними прикосновениями в темноте, заставит его чувствовать столько всего невозможного. Они двигаются вместе на скомканных простынях, Арно выгибается, невольно толкаясь в руку, и оба уже близки к разрядке. Пожалуй, Валентин даже рад, что все получилось так. Что он согласился. Что у них есть хотя бы эта ночь. Арно не выдерживает и перехватывает руку, сам задавая нужный ритм. Их дыхание учащается, сливается в одно. В темноте и тишине все кажется таким зыбким, словно сон или наваждение — вот-вот закончится, исчезнет. Они лежат рядом еще некоторое время. Потом Арно — еле видимый силуэт в темноте — тянется, чтобы зажечь свечу, но Валентин касается его запястья и качает головой. Тот понимает и возвращается в постель. …В сражении на Мельниковом лугу Арно пропадает, и никто не знает, что с ним, и Валентин думает, что это его вина, что он позволил себе слишком много. Сделал то, что нельзя было делать. И больше такой ошибки не допустит. * * * Валентин не двигается с места, смотрит в спину удаляющегося Арно. Проклятия Дома Волн больше нет. Как нет и возможности изменить прошлое. От этой мысли больно, но Валентин прекрасно осознает, что винить, кроме себя, некого. Арно вдруг останавливается, словно хочет оглянуться. Несколько мучительных мгновений Валентин пытается заставить себя решиться, а потом делает шаг. И еще один. И еще. Может быть, сейчас его пошлют к кошкам. Но все же. — Виконт, я…