Ы 24

Я просыпаюсь и тупо пялюсь на потолок надо мной. Потолок пялится на меня в ответ. Я отворачиваюсь. Думаю о том, как же меняется мир вокруг. Думаю о том, взойдет ли сегодня хотя бы один осколок солнца. Думаю о том, что в банке почти не осталось кофе. Неспешно поднимаюсь и иду на кухню. Заглядываю в банку из-под кофе, где поселилась семейка странных тварей. Впрочем, какое мне дело до них. Я, наверное, тоже странный с их точки зрения. Достаю из-под стола картонную упаковку от овсянки, где лежат остатки кофе. С картонкой в руках сажусь на стол и задумчиво смотрю в окно. Ещё вчера я вымыл стекла (зачем?), а сегодня ночью пошел дождь и окна залеплены вязкими кляксами черного вещества, как загустевшими чернилами. Со вздохом кидаю упаковку на пол и медленно сползаю вслед за ней. С тех пор, как это началось, стало совершенно нечего делать. Лениво ползу по полу до ближайшей двери, цепляюсь за ручку и встаю. Ручка двери остается у меня в руках, и я кладу её в карман. Не пригодится, конечно, но не выбрасывать же. Я неторопливо одеваюсь и смотрю в зеркало. В зеркале отражается звеняще пустой луг с выцветшей серой травой и белесым небом. Я некоторое время наблюдаю за змеящимся и утекающим в угол зеркала лугом, потом отворачиваюсь и заглядываю в окно. За окном встало целых два куска солнца. Отлично, значит можно выйти погулять. Погулять? В смысле, купить еды. Если в магазинах ещё осталась еда. Если там ещё остались магазины. Я выхожу на улицу и осторожно оглядываюсь по сторонам. Бледно-серое солнце освещает улицы пятнами света причудливой формы, будто брызги пероксида водорода упали на посеревшие от ночного дождя дома. По пустым улицам с потерянным видом шатаются люди, испуганно шарахаясь от темных углов. В темных углах прячутся маленькие бродячие огоньки. Притронешься – тебе конец. Я шагаю по улице, высматривая наименее заброшенные на вид магазины и ларьки. Вот этот ещё вчера был открыт, а сегодня на двери висит подозрительного вида паутина метра полтора диаметром, как будто переплетение корней неведомого растения. Светло-зеленая, между прочим. С тех пор, как это началось, люди стали запираться в домах. Я нахожу подвал, из которого исходит слабый желтоватый свет. На вывеске написано “ы 24”. Вся остальная часть слова “продукты” осыпалась. Ладно, не так уж и плохо. Подвал действительно оказывается небольшим продуктовым, и я покупаю две упаковки кофе, немного печенья и сигареты. Полки практически пустые, все сметено. Я поднимаюсь обратно на улицу и бреду домой окружным путем, закинув продукты в рюкзак. На небо поднимается ещё один осколок солнца, и теперь с тусклого небесного свода светят уже три куска разбитого диска. Я достаю сигарету и закуриваю, и сухие серые щупальца дыма лезут в рот и царапают горло. Из трещины асфальта передо мной пробиваются бледно-зеленые побеги с ярко-желтыми цветами. Я присаживаюсь рядом и касаюсь рукой цветка, задумчиво смотрю на руку. Из мелких желтых капель на пальцах лезут тонкие зеленовато-белые нити неведомого растения с маленькими листочками. Сжимаю ладонь в кулак и стряхиваю их на землю. Растение с легким шипением растворяется в асфальте, оставляя темные пятна. С тех пор, как это началось, я не различаю сон и реальность. Я поднимаюсь и иду в сторону дома. Из щелей забитого досками окна соседской квартиры пробивается яркий белый свет, как сквозь пальцы, когда в неплотно сжатом кулаке зажат светодиод. Кто-то наступил на бродячий огонек, интересно, что же происходит с людьми после этого. Я поднимаюсь в квартиру и бросаю рюкзак у входа. Отправляюсь в ванную и смываю с рук остатки нитевидного растения. В зеркале надо мной отражается большой черный глаз, который моргает и поворачивается, осматривая меня. Я возвращаюсь в комнату и ложусь на кровать, уставясь в потолок. Клубящаяся черная тварь отрывает куски штукатурки и кидает вниз, они растворяются по пути, превращаясь в легкий белый дымок. Я швыряю в тварь газетой, тварь взвизгивает и с громким хлопком исчезает, а дымящаяся газета падает мне на лицо. Потом сжимается в комок и уползает в угол кровати. Я вздыхаю и тянусь за наушниками, лежащими на углу стола. Наушники опутывают мою руку, как клубок змей, и истерически пищат. Я закатываю все четыре глаза так, что они лезут на макушку. Как же мне все это надоело. С тех пор, как это началось, вещи сошли с ума. А может, сошли не они?