Вне всяких сомнений

То, что происходило в доме Дестени Руманчек, скорее походило на местный филиал Вудстока, чем на нормальную вечеринку. Хозяйка помещения давно уже танцевала на столе, размахивая футболкой. Музыка гремела из динамиков и вызывала у него головную боль. Везде, куда ни глянь, были чужие люди — веселые, радостные, пьяные или полупьяные, они пели и танцевали, разговаривали и курили. На полу, прямо у ног Романа, расположился какой-то лохматый парень в драном халате — он сидел, сложив ноги по-турецки, и обнимал огромный фиолетовый кальян, будто любимого плюшевого мишку. Роман переступил через этого мудилу и прислонился к стене в стратегически выгодном месте: между ванной и кухней. Отсюда ему было прекрасно видно, как Питер Руманчек, пьяный вдрабадан, втирает какой-то рыжей девчонке с огромными зелеными глазищами и необъятным декольте что-то про аккумуляторы. Девчонка, похоже, была не трезвее его, потому что только и знала, что пялилась на его рот и облизывалась, а на каждое упоминание «номинального напряжения» и «контактных клемм» разражалась гомерическим хохотом. Роман прекрасно знал, что Питер — тупица, и такой откровенный наряд скорее оттолкнет его, чем соблазнит, однако пальцы все равно выбивали по горлышку бутылки нервную дробь. Тело выражало свое недовольство само, забыв посоветоваться с мозгом. Блядское цыганье с их блядскими гулянками. Он как раз собирался двинуться через комнату, чтобы тоже послушать про аккумуляторы, как вдруг рядом материализовался Андреас, по невыясненным причинам одетый лишь в кислотно-розовые трусы и боа. Отобрал у Романа пивную бутылку и сделал несколько больших глотков. Потом утер рот ладонью, рыгнул и с интересом проследил за его взглядом. — Ревнуешь? — поинтересовался он ехидно. Роман так нервно дернул плечом, что со стороны могло показаться, будто он пытается вправить себе сустав. — Пусть трахает, кого хочет. Ревновать я буду, когда он могилы с кем другим раскапывать начнет. Андреас моргнул раз, другой. Открыл рот, потом опять закрыл. Выглядел он, как человек, который всего лишь спросил у прохожего, который час, а в ответ услышал информацию о цвете нижнего белья и размере члена, без которой прекрасно мог бы обойтись. — А ты... А вы что... Ну... — Он изобразил в воздухе сложносочиненный жест, смысл которого Роман не понял. — Мы — что? — Ты и Питер?.. — в этот раз жест был вполне отчетливым и не оставлял в своем подтексте никаких сомнений. Роман решительно забрал у него свое пиво. — Само собой, — сказал он. — Ты с какой планеты свалился, приятель? *** Дестени, обвешанная пакетами, пакетиками, свертками и мешочками, ввалилась в его дом как раз когда он заканчивал ужинать. — Где Питер? — рявкнула она с порога, сгружая поклажу на стол. Один из бумажных свертков открылся, и из него на столешницу тонкой струйкой посыпалось нечто, крайне напоминающее маленькие черненькие жучиные глаза. Роман отодвинул тарелку с кровавыми разводами и остатками стейка, который если кто и жарил, то не дольше минуты. — Съел. Дестени посмотрела на него таким пристальным и тяжелым взглядом, что он сразу понял, что его чувство юмора она не ценит. И не будет ценить никогда. — Дурак ты, Годфри. И шутки у тебя дурацкие. — Твоему кузену нравятся. — Моему кузену, — пробурчала ведьма, по-хозяйски охлопывая его висящий на спинке стула пиджак на предмет кошелька, — и шутки про фрисби нравятся. А резиновую курицу он вообще считает верхом остроумия. Роману стало приятно. При нем Питер на собачьи шутки только кривился, а еще посылал его в разные труднодоступные места и желал ему проделать там с собой всякие трудновыполнимые вещи. А на самом деле, оказывается, нравится! Лишнее доказательство, что у них — любовь, а Андреас — пьяный слепой придурок. Пока он улыбался в пространство, словно полный идиот, Дестени отыскала кошелек и без зазрения совести вытащила из него все купюры, какие только нашла. Даже мелочь вытрясла, будто так и надо. — Передай ему, чтоб приходил домой спать хоть иногда. Роман насупился. — Нет. — Почему? — Он не придет. Он тут живет. Дестени смерила его настороженным взглядом. — Питер об этом знает? — Конечно, знает. Раз мы встречаемся. Дестени села. По чистой случайности — не мимо стула. — А о том, что вы встречаетесь, он в курсе? Опасливые нотки в ее голосе Романа разозлили: так разговаривают с сумасшедшими. Тихо, вкрадчиво. Стараясь не делать резких движений. — Это еще что значит? — рассердился он. — Конечно, в курсе. Все в курсе. Мы живем вместе, вместе бегаем по лесу в полнолуние, как два идиота. У нас даже ребенок общий, твою мать! Я думал, ты тоже в курсе. По растерянному взгляду Дестени сразу становилось понятно, что до этой минуты от «в курсе» она была также далека, как Оливия Годфри — от вегетарианства. Покачав головой, ведьма засунула изъятые у него наличные в карман рубашки и залпом выпила вино из бокала, которое Роман, вообще-то, вовсе не для нее наливал. Интересно, почему каждый из существующих Руманчеков и им сочувствующих считает своим святым правом приканчивать его выпивку? — Офигеть, — резюмировала Дестени, отставляя бокал и с вожделением поглядывая в сторону остальной бутылки. — И вы... Ну, то есть... Трахаетесь, что ли? — Так, слушай, тебе домой не пора? Дестени изогнула бровь и усмехнулась. — Значит, нет? — Дестени. Давай ты сейчас уйдешь, а я не буду доносить на тебя шерифу за то, что ты меня обворовываешь? Четверть часа спустя, когда ему наконец-то удалось выставить нахальную цыганку за дверь, настроение у Романа вконец испортилось. Нашелся, черт подери, чуткий медиум! Роман ей про любовь, а она ему — про «трахаетесь»! *** Кабинет Шелли в Белой башне был настолько чистым, официальным и серьезным, что Роману было даже немножко стыдно устраивать в нем истерики. Поэтому вместо того, чтобы рвать и метать, сетуя на глупость окружающих, он просто уселся на подоконник, ткнулся лбом в холодное стекло, по которому стекали крупные дождевые капли, и драматически вздохнул. Сестра, занятая важными медицинскими отчетами, его вздоха не заметила. Поэтому Роман набрал в легкие побольше воздуха и вздохнул еще раз — погромче и понесчастнее. Шелли подняла голову от бумаг и улыбнулась ему. — Что случилось, Роман? Он тут же сделал тоскливое выражение лица и уставился на дождь за окном печальным, но гордым взглядом, слизанным у принцессы Дианы. — Я мудак. — Это наследственное, ты ни в чем не виноват, — продекламировала Шелли часто используемую, отточенную до автоматизма фразу. — Нет, честно. — Роман перетек от окна на стул для посетителей и уныло расплылся по столешнице. — Сестренка, мне кажется, я чего-то в этой жизни не понимаю. — Например? — Например... — он тронул красивый серебристый метроном, примостившийся на рабочем столе Шелли рядом со старинным глобусом. — Например, почему, когда Питер встречался с нашей кузиной, всем сразу было понятно, что они вместе, а теперь, когда он встречается со мной, все смотрят на меня так, будто я это сам придумал? Стрелка метронома заходила из стороны в сторону, отсчитывая убаюкивающий ритм. Роман заворожено наблюдал за ней, ожидая, когда же сестра скажет ему что-нибудь умное, доброе и светлое, отчего он в одночасье почувствует себя лучше. Например, что ему не стоит обращать внимания на других людей, главное — то, что чувствует он сам... И еще что-нибудь про родственные души... Сестра отвечать не торопилась, и Роман поднял на нее взгляд, чтобы проверить, не забыла ли она о его существовании. Шелли таращилась на него во все глаза, приоткрыв рот. На ее ассиметричном, испещренном шрамами лице отражалась сложная смесь недоверия, удивления и восторга. — Роман, правда?! Вы — нет, правда?! Господи, поверить не могу! Наконец-то! Это замечательно! Почему же ты мне раньше не сказал?! Я так рада! А когда... Роман Годфри уронил голову в ладони и застонал. *** Домой он приплелся в премерзком настроении. Швырнул пиджак в угол и рухнул на диван, даже не подумав разуться. Либо все вокруг ни черта не понимали в отношениях, либо это он ни черта в них не понимал. Питер вернулся поздно. О его приходе возвестили звон ключей (Роман подозревал, что некоторые ключи на его связки были вовсе не ключами, а вполне себе отмычками), хлопок двери и громкое чертыхание. Роман решил, что надо все-таки проверить. Взвившись с дивана, он в мгновение ока оказался у двери, толкнул Питера в стену и поцеловал. Тот ответил сразу и без колебаний. И совсем не удивился. И даже запустил Роману пальцы в волосы — таким отработанным движением, как будто делал это каждый день всю свою сознательную жизнь. И Роман честно хотел только проверить, но незаметно для себя как-то увлекся. И потом, когда Питер отстранился, уже не помнил, что проверял. Да и имя свое — смутно. — Как делишки? — с мягкой улыбкой спросил Питер, будто ничего особенного только что не произошло. Роман некоторое время смотрел на него, пытаясь вспомнить, как разговаривают. Более-менее вспомнив, осторожно зацепил пальцем его ремень, потянул на себя... и перед тем, как поцеловать снова, доверительным шепотом констатировал твердокаменный факт: — Нас окружают одни идиоты.