Do Or Die

Я стучу по барабанам так сильно, что пластик на них едва не лопается. Пот льется с меня водопадом, одежда прилипает к телу, мокрые волосы неприятно бьют по глазам, но все вместе это доставляет такой кайф, что и наркотиков не нужно. Достаточно просто сесть за установку, взять в руки палочки и отдаться музыке. Eternal the kiss I breath, Siphon your blood to me. Feel my wounds of your god Forever rape mortality. На вокале и ритм-гитаре — мой лучший друг и одноклассник Семен, соло исполняет наш общий знакомый Филипп, бас — паренек на три года младше по имени Никита. Ну и, конечно же, барабанщик — Неповторимый Мощный Сверхбыстрый Макс 10 бласт-битов из 10! Я закрываю глаза, представляю перед собой ревущую толпу, скандирующую мое имя, больно ударяюсь рукой о рабочий барабан и возвращаюсь к реальности. Черт! Iʼll kill you and your dreams tonight Begin new life. Bleed your death upon me Let your bloodline feed my youth. Мы играем Slayer, это одни из тех агрессивных металлистов, которые поют про убийства и жертвоприношения. Именно это меня в их песнях и привлекает — жестокость, злоба, которой сочится каждый трек. И пусть православные активисты кричат, что хотят, лично я считаю, что не музыка побуждает совершать убийства, а больная фантазия. Как у меня, например. Captive blood, enslavement, Pain and hunger drives your madness, Drink flesh life itself Prepare to reign a thousand years. Последнюю строчку Семен буквально выплевывает — с отвращением и ненавистью, как она и должна звучать. Он хорошо поет, хорошо играет и знает это получше нас всех, поэтому может позволить себе экспериментировать с вокалом и мелодией. Ставит немного другие аккорды, играет шесть нот вместо трех, поет чисто в местах, где нужно кричать, но все равно выходит офигенно, иногда даже лучше оригинала. Кажется, за что он не возьмется, что не перекроит на свой лад, все будет сделано качественно и годно. Человек-идеал. — Нормально, — выносит вердикт Семен, тяжело дыша. — На четверочку. Никита, поуверенней, мы тебя не съедим. Фил малаца. Макс, лажаешь. Я хочу возразить, но воздуха, чтобы что-либо сказать, не хватает. Я откидываюсь назад, прислоняюсь спиной к холодной стене и думаю лишь о том, как бы не умереть от обезвоживания или нехватки кислорода или чего-нибудь подобного. Жарко, даже душно, несмотря на прохладу помещения, в котором мы играем. Чувствую себя так, будто пробежал кросс под палящим солнцем, таща на руках мертвого мужчину лет 40, предварительно одевшись, к тому же, в лыжный костюм. Наверняка, выброшенные на берег рыбы испытывают нечто подобное перед своей мучительной смертью. - Эй, Макс, ты как, живешь? - лицо Семы вдруг оказывается совсем близко, он стоит, полу-облокотившись на установку, и смотрит на меня своим фирменным взглядом "взволнованной мамочки". Я киваю и невольно, как всегда, отмечаю, какая же идеальная у моего друга кожа. Совсем без прыщей, гладкая, здорового цвета. Разве у парней такая бывает? Наверняка, он за ней ухаживает. Если да, то зачем? Это же девушки должны следить за собой, чтобы понравиться нам, мужчинам, а не наоборот. - Попей, - говорит он. Протягивает бутылку воды, я вновь киваю. Делаю несколько глотков и уже не чувствую себя так херово. Теперь можно и повозмущаться. - По поводу лажи. Это не "Макс, ты плохо играешь", это импровизация, - говорю я, потягиваясь. - Нет, Макс, это ты хреновый барабанщик, - серьезно говорит Филипп. - Ты же сам это знаешь. Весь позитивный настрой тут же исчезает. Хреновый барабанщик?! Я?! Да как... Да как смеет этот рыжий сученыш так говорить! Можно подумать, он играет в разы лучше или техничней! Фил тем временем продолжает: - Я, конечно, понимаю, что установка стоит дорого и домой ее не поставишь, но нужно ходить сюда, на базу и заниматься, а не просто дома по кастрюлям стучать. И под метроном играть. А еще тебе просто необходим нормальный преподаватель, который научит тебя всему, чему нужно - и ритм держать, и палочки, и в мелодию попадать. Ты долбишь, как сосед по батарее, а не как барабанщик по барабанам. В этот момент мне хочется сделать две вещи - сломать об коленку палочку и засунуть ее этому петуху в рот. Или воткнуть в глаз. В мыслях проносятся десятки примеров, как можно умертвить неугодного гитариста сим простым предметом, и я даже встаю, чтобы воплотить один из них в действие, но Семен ударяет ногтем по одной из тарелок, и я вновь сажусь. Фил запускает руку в волосы, покусывает губу, глядя куда-то в пустоту, потом моргает и обводит нас всех взглядом. - Ну, неужели я не прав? Сема? Никита? Разве нет? - В какой-то мере, - говорит Семен. Никита стоит возле стеночки, переминаясь с ноги на ногу, маленький, незаметный. Он нас боится. Особенно меня. В первую его репетицию с нами Фил в очередной раз высказал свое никого не волнующее мнение и знатно за это получил. Я едва не выполнил план по засовыванию палочки в одно из вышеперечисленных мест, жаль, Сема нас разнял. - Нормально... - неуверенно говорит Никита. Филипп со стоном запрокидывает голову, трет глаза и так яро выражает свое недовольство, что я вновь встаю, на это раз с намерением сломать кое-кому позвоночник. - Не надо, - тихо говорит Семен, а затем чуть громче, обращаясь ко всем: - Давайте репетировать! Мы играем еще парочку песен, но выходит совсем плохо. Филипп не старается, я злюсь и долблю еще сильнее, Никита то и дело косится на нас и лажает. Только Сема все так же прекрасен, как и всегда. Наконец, он снимает с себя гитару и говорит: - На сегодня пожалуй хватит. Расходимся. Обычно репетиции доставляют мне удовольствие, за исключением тех случаев, когда я злюсь. Причем, злюсь я из-за любой мелочи - разногласия с Филиппом, лажи в своей игре, которые слышат не только другие, но и я сам, усталость. И всегда от того, чтобы не надрать кому-нибудь задницу меня удерживает лишь Семен. Если бы не он, я, наверное, сидел бы уже в колонии для малолетних преступников. Я укладываю кардан в чехол, кидаю туда же палочки. Они издают слабый стук, ударившись друг о друга. Наклоняю голову, выжимаю мокрые от пота волосы, надеваю шапку, куртку. - Скидываемся за не плодотворную и бессмысленную репу, - говорит Филипп, я достаю из кармана 50-десятку и буквально швыряю в лицо этому самоуверенному подонку. Ух, как же он раздражает! "Не плодотворная и бессмысленная репа"! Да пусть попробует найти барабанщика, согласившегося бы играть в этом гадюшнике, не получая от этого никакой выгоды! Краем глаза я замечаю, как Семен наклоняется и говорит что-то Филу на ухо. Наверняка, обсуждают меня и мою плохую игру. А о чем еще им говорить, тем более, шепотом? Желание ждать друга тут же пропадает. Я хватаю кардан и ухожу. Прохожу по небольшому коридорчику, увешанному постерами разных знаменитых групп, мимо туалета и комнаты со звукозаписывающим оборудованием, большими шагами пересекаю рекреацию. - Пока! - кричит вслед Илья, хозяин студии. Я ничего не отвечаю, хлопаю дверью и оказываюсь, наконец, на улице. Холодно. И темно. Черное небо затянуто сероватыми тучами, сыплет редкий снег. Впереди - сквер, широкая дорожка, окруженная по обе стороны высокими деревьями. Людей нет, и мне на секунду кажется, будто я оказался в самом настоящем лесу, с дикими животными, выходящими с наступлением темноты на улицу и страшно кричащими птицами. О цивилизации напоминает только шум машин вдали слева. Застегиваю кожанку и иду в эту непроглядную, ничем не освещенную тьму, все еще думая о Филиппе и Семене, о том, что пора бы уходить из группы, раз они совсем не ценят ни меня, ни то, что я делаю... - Макс! А вот и он. Сема. Помянишь черта, он и явится, как говорится. Он быстро догоняет меня и теперь шагает рядом. - Почему меня не подождал? Я пожимаю плечами, а потом выдаю самое гениальное, что приходит в голову: - Иди нахуй. - Умно, - говорит Семен. Хрум-хрум - хрустит под ногами снег. Я иду, уставившись на свои кроссовки, так странно смотрящиеся зимой. Кажется, будто джинсы примерзли к ногам, быстрее бы дойти до дома и согреться. - Так чего ты обиделся-то? - спрашивает Семен, и я чувствую на себе его пристальный взгляд. Уйти от ответа будет по меньшей мере неловко, в большей степени - странно. - Да вы заебали, - бурчу я. Голос звучит неуверенно, как будто я не до конца решил, нравится мне это или нет. Семен молчит. Я поднимаю взгляд и оглядываю его с ног до головы. Вязаная коричневая шапка с помпочиком, такого же цвета шарф, серое зимнее пальто. Руки в карманах, за спиной - гитара в черном чехле, на лице выражение заинтересованного удивления. Он ждет продолжения, и я продолжаю. - Да шепчетесь с Филом, как Антонова и Штерман каждую перемену, раздражает... Выгоняйте меня, раз такой плохой, че вы! Каждый раз, когда нужно сказать что-то важное или красивое, все слова пропадают и речь, которую я произношу, можно сравнить по красоте разве что с речью алкоголика Валентина из соседней квартиры, когда он упрашивает свою жену не выгонять его из дома. Маты, быдло-жаргон, слова-паразиты... Оратор из меня, конечно, никакой. - И из-за этого ты обиделся? - Семен смеется. - ПМС чтоль? - Иди ты! - я толкаю его локтем в бок. - Достал! Мы сворачиваем влево, проходим по асфальтовой дорожке между деревьями и оказываемся возле дороги. В сквере было тихо, спокойно и темно, фонари опять не работали, каждый куст казался маньяком-убийцей, а тут это все резко сменилось городским шумом и ярким, режущим глаза, светом. Цивилизация, как она есть, во всей своей красе. - А если тебе интересно, я попросил Филиппа не наезжать на тебя по поводу игры, потому что у тебя нет возможности оплатить преподавателя, а учиться играть самому очень трудно. - Серьезно? - я потираю окоченевшие руки друг о друга, пытаясь хоть немного согреться. - Ну, спасибо. Мы стоим на светофоре и зеленый свет все никак не зажигается. Второй раз за день я думаю о том, как бы не умереть, на этот раз от холода. - Дать тебе перчатки? - вдруг спрашивает Семен. - Не, не надо. Мы переходим дорогу и идем домой через дворы, не разговаривая, погрузившись в свои мысли. Я считаю шаги, напеваю Breaking the law и думаю об одном однокласснике, Андрее. Вернее, не о нем, а о Семе. Нет, не так. О том, что он говорил о нас с Семой. "Вы так заботитесь друг о друге, как влюбленные. Морковин плюс Петров равно любовь навек!" В последнее время я все чаще вспоминаю эти слова. Когда друг покупает мне что-то на свои деньги, потому что кое-кому не дают на обеды; когда улаживает конфликты, чтобы меня не побили или когда предлагает свои перчатки, как сегодня. По-моему, друзья просто обязаны помогать друг другу, без этого дружба невозможна. Но все же... - Ладно, спишемся еще, - говорит вдруг Семен. Как-то незаметно мы дошли до школы, а тут уж наши пути расходятся. - Пока. - До завтра, - отвечаю я. Прохожу несколько шагов, затем оборачиваюсь и смотрю удаляющимуся другу вслед. Нет, не может быть он из "этих". Все же пять лет знакомы, я бы почувствовал, что он пидор. Они ведь такие, как глэмеры...