В свете луны

      «Если бы моя мама была всё ещё жива, может и я бы рассказал ей о тебе», — Лукас вспоминает слова, сказанные Филиппу на той улице. «Может, может, может», — отдаётся в его голове. Конечно бы рассказал, он знает это. Мама бы помогла, подсказала как поступить, а может просто посмеялась бы и потребовала познакомить их. Филиппу понравилась бы его мама, она всем нравилась.       Мысли о парне в его доме, за столом с его родителями, расстраивают. Ведь Лукас понимает, что это невозможно. Отец не поймёт, вряд ли кто-то вообще поймёт их в этом маленьком городке. Дышать становится трудно, парень встаёт и снова идет к зеркалу, но ничего нового там нет. Там всё тот же Лукас, только испуганный, расстроенный и не знающий, что ему делать дальше. Он смотрит на своё тело, пытается понять, что изменилось, но не изменилось ничего. «Я думал тебе нравится мотокросс… Вообще-то нет», — вспоминает парень, тот момент, когда все началось. В той сторожке. — Почему я не остановился? Почему? — спрашивает парень у отражения. — Почему не сбежал оттуда?       Потому что не хотел, но вряд ли он скоро признается себе в этом. Он ведь оттолкнул Филиппа только от неожиданности, а его кожа, кожа такая мягкая, нежная, она просто манила. Хотелось прикоснуться, и он сделал это. Ещё губы, губы которые хочется целовать без остановки. Он вспоминает, как они расстались у знака Тиволи, вспоминает, как хотелось слезть с байка и обнять его, поцеловать на прощание, поэтому он сразу уехал, чтобы не поддаться искушению.       Лукас вспоминает, как касался его Филипп: с безумием, необходимостью, невероятной жаждой. В то время, когда от касаний Роуз хотелось скрыться и убежать. Он не хочет думать о Роуз сейчас, он хочет думать о Филиппе, ведь сейчас ночь, его никто не увидит. Кажется, словно кожа никогда не перестанет гореть в тех местах, где её касались руки Филиппа.       Лукас думает о том, что это так грязно и должно быть противно, но он лишь продолжает проводить рукой по ключицам и ведёт вниз, проводя по животу и забираясь пальцами под резинку трусов. В темноте его зрачки расширились настолько, что почти не видно радужки. Он оборачивается на кровать и думает, что ему не стоило быть таким придурком, тогда они бы с Филипом… «Я никогда не использовал презерватив. В смысле, я просто ношу его с собой, но никогда не надевал», — проносится голос парня в голове, и Лукас больше не хочет сдерживаться. Он стягивает трусы до середины бедра и обхватывает член, пытаясь представить, что бы он почувствовал, войдя в Филиппа.       Как бы парень отреагировал? Как бы он вёл себя? Лукас пытается представить всё от начала до конца, упорядочить свои фантазии. Пытается упорядочить образы в своей голове так, чтобы они сложились в единую историю. Сначала поцелуи, конечно же, всё начинается с них. Страстных, глубоких… Он бы сжимал в своих руках волосы парня, потому что они такие мягкие и ему хочется чаще касаться их.       Он закрывает глаза, пытаясь представить, как входит в парня, медленно, осторожно, почему-то ему кажется, что так правильно. Лицо Филиппа, искажённое удовольствием, его прикрытые глаза, тихие постанывания, которые нарастают с каждым его толчком. Постепенно увеличивая темп, он прижимается сильнее к парню, чтобы чувствовать его всего, быть ближе. Он перестаёт слышать что-либо, ощущая, как подступает оргазм и останавливается, не сейчас. Ему мало. Он хочет ещё, но сдерживаться просто невозможно.       Он ускоряет темп и чувствует, что изливается прямо на пол, куда-то в темноту, он ничего не видит и падает на колени, чтобы отдышаться. Он чувствует руку на своём плече и испуганно оборачивается. Окно открыто, а за ним стоит Филипп. — Всё в порядке? Я не хотел мешать, но испугался, когда ты упал. — Что ты здесь делаешь? — спросил Лукас. — Мой отец дома! — Он спит. Я забыл поблагодарить тебя за велосипед. — Понятно, — немного смутившись ответил Лукас. — Так вот, — Филипп прижался губами к губам парня. Это было куда лучше любой фантазии. — Спасибо.       Парень смотрел на него темными, почти черными глазами, пытаясь рассмотреть мельчайшие детали. А потом сказал: — Ты был таким красивым в свете луны. Прекрасным. — Останешься? — спрашивает Лукас неуверенно. — Хотя отец дома, и… — Неважно, я уеду раньше, чем он проснётся. Хочешь?.. — Обнимешь меня? — Да. Конечно.       Лукас забирается под одеяло и смотрит, как Филипп раздевается, скидывая ботинки, брюки, куртку. Он забирается на кровать и подбирается к Лукасу. Тот морщится, а потом поддевает пальцами края футболки парня. — Не мог бы ты?.. — Хорошо, — отвечает Филипп.       Через пару секунд Лукас уже чувствует, как чужая кожа касается его кожи, как кто-то теплый, живой обнимает его. Последним, что он чувствует перед тем как провалиться в сон — поцелуй на плече.       Этой ночью нет кошмаров, в этом сне Филиппа не убивают. В этом сне они вместе, счастливы, без всяких сомнений и страхов, в тысяче километров от Тиволи. Утром он просыпается один и пытается понять: был ли реален Филипп этой ночью, или он лишь его фантазия? «Он был реален», — думает парень, глядя на смятые простыни рядом и майку парня на полу.       На мобильном висело непрочитанное сообщение от парня: «Пришлось одолжить у тебя майку, потому что моя во что-то вляпалась». Вспомнив детали этого вечера, Лукас покраснел и принялся убираться, пока отец не зашёл, чтобы разбудить его в школу. Но в голове крутилась лишь мысль о том, что Филипп уехал в его майке и почему-то это грело что-то внутри.