Нож

Конечно, Сид был профессионалом и мог работать с любым оружием. С каким-то получалось отлично, с каким-то — чуть хуже, но он всегда справлялся. Есть цель, она должна быть уничтожена, и не так важно, чем именно отнять у неё жизнь и душу. Соответственно, Сид мог работать и с любым напарником. С кем-то — например, с серьёзной и всегда собранной Азусой — выходило просто прекрасно, с кем-то вроде взбалмошной Марии Мьёльнир — не всегда, но ни разу не было такого, чтобы Сид не справился. Вот таким парнем он был. Но ни одно оружие, ни один напарник не могли сравниться с Найгус. С ней его накрывало непередаваемое чувство уверенности, они всегда понимали друг друга даже не с полуслова — с полужеста, с полувзгляда, с полумысли. Чёткие движения, отработанные действия, идеальная синхронизация душ и ещё чего-то большего, что не объясняют в Академии, но что они уловили сами, бережно взлелеяли и теперь хранили. О такой пошлости, как «прикрывать спину» и говорить было смешно, они ещё много лет назад перестали задумываться о таких мелочах. Вдвоём они могли бы выиграть небольшую войну, переглянуться — и отправиться на войну большую. Из всего оружия, каким за всю его жизнь и не-жизнь приходилось сражаться Сиду, нож в итоге оказался самым удобным. Компактный, незаметный, бесшумный, никаких сбоев, никаких осечек. Меткий бросок — и противник умирал раньше, чем успевал удивиться, а если кто-то всё же не попадал под удар, Сид добивал его голыми руками. И через секунду в руке возникала такая знакомая и удобная рукоять, а вместе с ней тёплое чувство уверенности. Для Сида Найгус была идеальна во всех отношениях — как оружие, как напарник, как друг и как женщина. Только одно могло быть лучше, чем ощущать в ладони привычную ребристую рукоять ножа — это ощущать в ладони саму Найгус, резкую, поджарую, стремительную. Её крепкие мышцы, шелковистую кожу в почти неразличимой сетке мелких шрамов, тяжёлые тугие косички… У Сида крышу срывало, стоило только провести пальцами по границе бинтов и горячей кожи, заглянуть в сияющие голубые глаза и прочитать в них молчаливое согласие. И только в одной ситуации Найгус его всегда подводила, из раза в раз, из года в год. Именно тогда, когда она была ему так нужна, практически нужнее всего — именно в этот момент она не могла ему помочь, и приходилось справляться самому. Бинты раскручивались снежными змеями, отдавая ему тело Найгус медленно, сантиметр за сантиметром. Он снова и снова зацеловывал каждую предстающую перед ним полоску кожи, спешно избавляясь от лишней ткани. Он путался в бинтах, раздражённо откидывал их в сторону, разматывал, крутил, находил новые узлы и снова путался. Найгус то помогала по мере сил, вытягивала руки, подставлялась под его неловкие пальцы, то больше отвлекала — совершенно волшебно отвлекала, подхватывая спешные ласки и прижимаясь слишком тесно, от чего они оба рисковали окончательно запутаться в проклятых бинтах и связаться в один нелепый кокон. И всякий раз, когда Сиду так нужна была её помощь, когда он, сходящий с ума от желания, хотел бы разрезать бинты одним махом, ножа у него в руках не оказывалось.