Интервью.

Он сидел на неудобном стуле, прикованный ремнями к металлическим подлокотникам. Перед ним простой обшарпанный стол, напоминающий обычную школьную парту, за коей он когда-то учился в школе и изрисовывал ее поверхность всякой подростковой пошлой ерундой, вроде стоячего члена или кривой позы из камасутры. Он невольно хихикнул. Был и еще один стул, по другую сторону от стола, более удобный. Позади была серая стена, с левого угла которой, соединяясь с еще одной подобной невзрачной и угрюмой стеной, моргала красная лампочка от камеры. Впереди плотная металлическая дверь, а по правую сторону от нее - большое зеркало, точнее, так казалось. Он понимал, что это просто-напросто стекло с зеркальным покрытием. Ему ничего не видно, зато всем этим «хранителям порядка» – как раз все прекрасно просматриваемо. Он разминал шею, прохрустывая, накреняя голову то вправо, то влево. Щелкнул замок двери, ручка провернулась, и в комнату вошла молодая женщина и какой-то толстый в форме. «Любитель пончиков и сладкого кофе», - подумалось ему, и он снова ухмыльнулся. - Если будет что-то не так, то мы за стеной и все видим. Вы в безопасности, - уверил женщину толстый коп и удалился за дверь. Женщина переминалась с ноги на ногу, ощущая дискомфорт, но, глубоко вздохнув, смело направилась к "прикованному", усаживаясь за стул напротив и, сложив в замок, уложила руки на стол. - Ну, и что вам нужно? - лениво протянул мужчина. - Здравствуйте, Ллью Оллфорд. Меня зовут Триш Марлоу. Я из… - Ллью не дал договорить, перебив. - Вы журналистка из дешевого журнала. Я видел ваши отвратительные статейки, - он лениво зевнул, показывая, что ему совершенно не интересны мотивы этой женщины. – Хотите интервью? - Да, хотелось бы, - женщина слегка поморщилась, но не стала перечить Оллфорду. Она сразу же полезла в сумочку, что висела у нее на плече, и достала оттуда карандаш и блокнот. - И что именно вы хотели бы от меня услышать? – сразу перешел к делу заключенный. - Что вы испытывали, когда убивали всех ваших жертв? - Ну да… красивые женщины ко мне не ходят просто так. Знаете, Марлоу, я бы вас трахнул, - Ллью оскалился, наигранно облизывая кончиком языка губы. - Я сочту это за комплимент, - внутри у женщины все перевернулось. Она еле держала себя в руках, чтобы не сорваться и не убежать подальше от этого психа. Действия игривы и пошловаты – почти безобидные, но то, как предоставлял их этот псих – было жутко. В глазах у Ллью женщина уже прочитала, что он не просто бы ее трахнул, а потом еще и расчленил, чтоб неповадно было. - Что же… Мне никогда не нравились ваши статьи и для меня противно, что одна из них будет обо мне, но… Мне ли сейчас заливать про гордость и всю прочую чепуху, когда третий год гниешь в этом гадюшнике и сейчас прикован к какой-то табуретке? Но это новенькое местечко для меня, - он попытался оглядеться. – Пожалуй, парочка минут вне своей «каюты» мне на руку. - Мне можно начинать записывать? - Да, мэм. - Хорошо, - женщина раскрыла блокнот на чистой странице и приготовила карандаш. - Знаете… это такое отвратительное чувство, когда сначала потеют ладони, сердце колошматит о грудную клетку, а потом и все тело бросает в жар. Одежда горячим пластом липнет к мокрой спине, капли пота текут по вискам, влажные волосы раздражающе липнут. Непередаваемый дискомфорт, - Ллью взглянул на женщину, та усердно записывала, жмурясь от небольшого отвращения. – Хотя начинается все довольно безобидно… Сосет под ложечкой, как говорится, дыхание сбивается, но ты, отчего-то, пытаешься его поддерживать в нормальном темпе. «Это ты сам для себя дурью маешься?» - мелькает мысль на тот момент, но ты, и так понятно, даже ее не замечаешь, пристально вглядываясь в силуэт жертвы, чтобы, не дай Боже (и чего я это Его помянул?) не потерять ее из виду из-за своей несобранности. Чем ближе к делу, тем сильней тебя трясет, тем сильней тебя бросает в жар, словно ты электродный водонагреватель или ступаешь по тропинке к воротам Ада или как там принято… - он чуть усмехнулся, пытаясь заглянуть под стол, чтобы разглядеть стройные ноги женщины. И ему удалось. Такая мелочь, а мужская животная часть начала подогревать тело заключенного. – Я бы вас точно трахнул… – снова протянул Ллью. - Хм… прошу, вы могли бы продолжать отвечать на мой вопрос? - Триш слегка покраснела и еле удержалась, чтобы не фыркнуть или заткнуть этого извращенца от его хамства. - Ну… не делайте такое лицо. Поймите уж, я ведь мужчина, который три года в заключении. Стоит ли говорить о женщинах? Есть там, конечно, которые долбятся в задницу, но я не пидорас – до такого не опущусь. - Я понимаю. Просто ведите себя более сдержанно… - Ха-ха. Куда сдержанней? Мэм, вы, видимо, не заметили, но я тут присобачен к этой табуретке. - Вы рассчитывали на что-то другое? - Вы правы, - заключенный грустно улыбнулся. - Что же, на чем я остановился? - Про ворота к Аду, - в ответ ухмыльнулась Триш. - Да… страшно неимоверно. Но ведь словно тварь какая-то сидит у тебя на плече и все повторяет: «Убей. Не отступай. Убей. Ты этого хочешь». От страха и возбуждения к горлу подступает ком тошноты, в животе – словно кишки наматывают на кулак так, что приходится сгибаться в три погибели, чтобы хоть как-то усмирить эти спазмы. Самое интересное, что эти ощущения не проходят с каждой новой жертвой. Потому что каждое новое убийство – как искусство: тщательно выискиваешь жертву, придумываешь, что бы тебе хотелось с ней сделать, продумываешь план. Но все эти ощущения проходят в один определенный момент, - Ллью поймал на себе непонимающий взгляд. – Какой момент? А это зависит от настроения и от того, что я хочу от жертвы. Плотского контакта, ужаса в глазах, а, может, и лицезреть вывернутые внутренности, а возможно, услышать звуки, которые издают эти самые внутренности. Склизко-мерзкие звуки, когда они спутано валятся на паркет. Еще забавная вещь, когда жертва в сознании и пытается своими непослушными руками придержать потеки крови и удержать кишки на месте. По мне – это самое забавное. Такая неописуемая гримаса ужаса, когда во время адской боли они понимают, что конец близок, а кишки безудержно раздвигают ослабшие руки и стремительно скользят по пальцам. Да… Именно в эти моменты весь этот жар сменяется прохладной истомой, а «бабочки в животе», что скорее не бабочки, а рой пчел, прекращаются. Приходит поистине несравнимое удовольствие. Нет, не оргазм, конечно, но встречаются и такие психи. Я говорю о моральном удовлетворении, словно чрево отправили, если бы такие существовали, в лучший санаторий. Но и этому моменту не суждено длиться долго. Каким бы заядлым убийцей я ни был, каждый раз приходила одна и та же мысль: «Что я наделал?!». - Неужели? – женщина заинтересованно уставилась на мужчину, оторвавшись от записей в блокноте. - Удивительно видеть во мне отблески человечности? - Ничего подобного. Под человечностью вы понимаете, что сначала сделал, а потом «что я наделал»? Извините, но это идиотизм чистой воды. - Ммм… дерзкая – мне такие нравятся. - Вас мучают угрызения совести? - журналистка решила резко сменить тему. - Главное не прекращать убивать, иначе совесть сожрет с потрохами. Нет возможности убивать – жажди этого. Один черт – грехи уже не искупить, сколько к Батюшке ни ходи. - Даже не пробовали исповедоваться? - А есть ли в этом толк? Вас мать бы пустила на чистый белый палас в сандалиях, измазанных собачьим дерьмом? Так и здесь. Так и мне никто ничего не простит и на тропу нормальности не пустит. Правда, отличие в том, что сандалии можно отмыть от дерьма, а меня нет. - Вы пытались покончить жизнь самоубийством? - Нет. От такого убийства я не получу удовольствие. Но вас я бы убил с удовольствием… - Что?! - Жалко, что это будет слишком быстро. Даже трахнуть не удастся: эти черти быстро сбегутся, - Триш смотрела недоумевающим взглядом на заключенного. Все время, пока она, уткнувшись носом в блокнот, писала, Ллью незаметно вытащил из рукава сломанное лезвие от бритвы и избавился от ремня на правой руке. Никто даже не заметил, как правая рука свободно расстегнула тугую пряжку и освободила левую. Мгновение ока, и Ллью навис над столом и схватил ладонями лицо журналистки. Умелое, резкое движение, и голова женщины с хрустом отворачивается в смертельном жесте. Тело Триш бессознательно падает со стула.