Биполярность

Прокуренное помещение, горячий нагретый воздух, от неприкрытых старых белых батарей исходит сильнейший жар и Син почти растворяется в этом, вдыхая легкими раскаленный воздух. Ему хочется сбежать, скрыться и спрятаться где-нибудь в надежном месте, но вот он выныривает из анабиоза димедрола, запитого алкоголем, чувствуя спиной прохладный кафель. Перед глазами все плывет, а сердце буквально вырывается из груди. Ему хочется запустить пальцы в свою плоть и попробовать вытащить кожаный мешок, что постоянно ныл и стучал — этот таймер когда-нибудь убьет его. Кожа липкая и мокрая, он ведет по ней языком и чувствует сильный привкус соленого моря и песка во рту. Он поднимает голову и глядит на яркую слепящую люстру, что кажется испепеляющим солнцем, глаза слезятся и он трет их трясущимися руками. Как будто издалека он слышит приглушенный мат, шипение и стук шагов — в полубреду он не может понять, в каком порядке это было, а его уже хватают за шиворот и садят, как тряпичную куклу на стул. В глазах темно, а вокруг все кружится, он чувствует, будто падает, но что-то его крепко удерживает. — Блядский грех, — доносится сверху. — Сииин, это не грееех, — ублюдочно тянет он гласные и чувствует сильную боль. Парень сверху вновь замахивается и отвешивает пощечину уже по второй щеке. Переплетения из линий вокруг становятся четкими и будто обрастают деревом, железом и прочим, он смотрит на незнакомца и узнает в нем Медь. В его голове это почему-то звучит как шутка, и он надрывно смеется, сгибая свое хрупкое проволочное кукольное тело пополам. Сверху слышится шумный вздох, и он чувствует, как его будто подбрасывает наверх, он оказывается висящим на крепких руках Андрея и прижимается теснее, хватаясь тонкими цепкими пальцами за плечи.

***

Похмелье, если его можно вообще так назвать, протыкает голову толстым штыком изнутри, и он все ждет, когда из его черепушки выскочит Афина с копьем наперевес, а пока он лежит в кровати, не в силах оторвать руки от черной простыни. Ему кажется, что за ночь он успел иссохнуть до скелета, потому что по ощущениям у него не осталось мышц, сухожилий и связок. Но он все же дергается, и с усилием воли непонятно зачем поднимается. Он тащится на кухню и замирает, увидев Медь, который стоял к нему спиной, что-то нарезая на доске. Син аккуратно и медленно касается плеча кончиками пальцев. — Ептвоюмать, — Андрей вздрагивает и рывком оборачивается лицом к Дане, в пальцах у него крепко, до побеления костяшек, зажат нож. — А. Сука. Не пугай меня так, мелкий, — рука расслабляется и он хмыкает, обратно возвращаясь к готовке. Даня хрипловато смеется, улыбается, садится на один из стульев, и хрипло и с перебоем настроения — теперь радостно, как ни в чем не бывало, спрашивает: — А что у нас на завтрак? — Если ты сейчас же не заткнешься — то твой язык, — раздраженно фыркает Андрей, не отрываясь от приготовления завтрака. Он крупно нарезает колбасу и зелень, стряхивает всё в омлет, который уже шипел на сковороде. Через несколько минут перед Сином уже стоит тарелка еды, а рядом садится Медь, который сразу утыкается в телефон, что-то в нем печатая. Изредка он бросал взгляды на парня, и, дождавшись, когда тот разделается с завтраком начал: — Что это вообще за херня была вчера? — он правда пытается говорить спокойно, но в голосе слышатся злобные нотки, да и звучал Андрей громче обычного. — Какая? Не понимаю о чем ты, — Син ведет себя как подросток, которого увидели родители с сигаретой и бутылкой пива. Он изображает самую невинную мордашку и стыдливо утыкается взглядом в столешницу. — Хватит пиздеть! — глухо кричит Медь и ударяет ладонью о стол. Он чуть ли не рычит, и как-то запоздало Даня чувствует, как его хватают за шиворот и тащат с собой. Его пихают в бело-серую, исцарапанную временем, ванную, и он, от резкого толчка, ударяется затылком об истертую эмаль. В глазах темнеет, и он глухо стонет, пытаясь сфокусировать взгляд. Сквозь пелену он видит, как Андрей роется в ящике за зеркалом, садится рядом на бортик и тянет к нему руки. Медь крепко хватает его правую руку за запястье, сильно сдавливая, второй рукой между пальцами вертит тонкое лезвие. — Что ты…- запинается Син, и безуспешно пытается вырвать свою руку из захвата крепких пальцев, — Андрей блять! Тот молчит, лишь нежно прикасается костяшками пальцев к коже на предплечье, в кулаке Медь аккуратно зажимает лезвие. Син чувствует, как парень прикасается лбом к его волосам, и чуть притягивает к себе. — Хээй, мелкий, я ведь действительно тебя люблю… — паузы пугают и голос совсем не похож на прежний, он теперь не резкий и грубый, а мягкий, ласкающий и пугающий, такой бывает у маньяков-насильников которые завлекают в темную подворотню. — Почему ты всегда стремишься от меня убежать, стоит мне лишь ненадолго уйти? Даня не успевает придумать ответ, а тем более что-то сказать, как чувствует оглушительную боль и на несколько секунд выпадает из сознания. Когда же выныривает из отключки, он видит лишь свои руки в крови, и губы и язык Меди, что прижимается к предплечью. После следует поцелуй со вкусом железа и потемнение в глазах. — Нечестно, — хрипит Син, и закидывает голову назад в приступе усталости. Последнее что он помнит — холодный душ, бинты и крепкие руки Андрея.