Дети

Санджи уже вернулся к себе — но сердце его остановилось, и по ночам ему холодно и никак не согреться теперь. Он не спит в общей спальне — шутит, что отвык — но впервые не врет. Санджи делает вид, что спит, другие делают вид, что верят, потом он встает на кухню, варит кофе, варит завтрак и обед, отдает и варит заново — и дремлет в окружении своей кухонной утвари, единственной способной понять его — ничего другого, ничего иного, никогда — только блестящие ложки, только шорох мыши в углу, только собственное одиночество. Санджи давно уже нет — он умер. Но не там, в доме отца, когда родные братья спустя столько лет оказываются прежними чудовищами. Санджи умер раньше, когда умерла мама, и теперь он понимает, что не пытался даже воскреснуть. Все кончилось, Луффи победил и отца, и врагов, он вернулся, но на деле — все только началось. Бессонница, боль, тошнота и страх. Санджи боится признаться самому себе, что не хочет больше готовить. Санджи вообще не хочет больше ничего, кроме смерти, смерти одной — и даже ее не хватит. Он открывает рот широко, как рыба, выброшенная на берег, глотает сырой воздух, а на вопросы Чоппера отвечает уклончиво — у него, дескать, мигрень. Пустота, тишина внутри, холод, страх и ненависть к самому себе — это ведь мигрень, доктор Чоппер? Или что-то другое?.. Ночью, когда затихает шум волн внутри — он просыпается, сжимает руки в кулаки — идет туда, куда идти не хочет вовсе. Там, за дверью спят его принцессы — солнечная Нами и луноликая Робин — но дверь сегодня не прикрыта, Нами дежурит — и в вороньем гнезде выпивает с Зоро, приятельски. Робин одна — и она не пугается, она давно уже ничего не боится, эта Робин. Санджи садится рядом. Впервые в Робин он видит не леди, не драгоценность, не объект для ухаживания. Тело видит он. Тепло. Близость. И ту, что единственная способна понять его. Маму он видит — темные волосы бледнеют, руки становятся четче — Санджи помнит ее именно такой, он почти уверен, это мама. — Я не хочу больше, — говорит он ей отчетливо и четко. Робин снимает очки и закрывает свою книгу — у Санджи после возвращения волосы растут густо и завиваются на концах — как у ребенка. — Я не хочу больше ничего, — почти шепотом просит он. С минуту Робин думает, она ведь и сама ранена изнутри, но что-то большое в ней берет вверх — вскидывает обе руки и принимает его в свои материнские объятья. — Тише, тише… — говорит она. — Все наладится. Они оба знают, что не наладится уже — но теперь Санджи хотя бы дышится спокойней, как упал в воду и вдохнул ее. Он вспоминает, как в детстве дремал на груди у матери — и вдруг перед глазами плывет лицо Йонджи, младшего. Он, когда Санджи уплывал, морщил нос и почти плакал. И не из-за злости, как думал тогда Санджи. Из тоски по брату — вдруг доносится до него. По единственному старшему брату. По нему, по Санджи. — Робин-чан, — просит он. И она гладит его по голове. — Я люблю тебя, Робин-чан. — И я тебя, — говорит она отчетливо и просто. — И я тебя люблю. Они не слышат намеков или глупых мыслей — только чистое литое чувство, ничего больше. Так любят солнце за его свет — и темноту за ее покой. В мире, где предательства и зла больше, чем рыб в легендарном Олл Блю, у Робин, которую проклял мир, и Санджи, который предал свою семью, есть только они сами. Никого больше. Робин морщит нос, чтобы не заплакать, потому что ее простыня еще не высохла от слез Луффи — он был тут час назад, когда со слезами вспоминал, как бил его Санджи на той дороге, еще один рано постаревший ребенок. И Нами там, в вороньем гнезде, торопливо курит сигареты, оставшиеся от Санджи, и выпивает много и без разбору — лишь бы забыть, забыть страшный темный момент, потерянное время, забытую историю, предательство без умысла — и собственную слабость. Дети ее, Робин. Ее родные дети. — Люблю, — говорит Робин, и Санджи двигает губами, соглашаясь с ней — конечно, любит. А как иначе?.. Во сне он видит то, что будет еще впереди — он видит приключения и победы, слышит звук битвы и пенной вечеринки, чувствует вкус губ Нами-сан на своих, гладит дочь по голове, играет с внуками и умирает в собственной теплой постели после чашки горячего кофе из пустынной страны. Санджи еще не сошел с ума — он знает, что все это впереди, даже если они умрут завтра, в очередном глупом бою за глупую независимость очередной страны и ее принцессы. Робин тоже знает — Луффи за тонкой стеной во сне тихо рассказывает Эйсу о своих приключениях, посмеиваясь счастливо и беззаботно. Так смеются ее дети.