Смертный приговор.

Сухо радостно смеётся над двумя детьми, что сейчас похожи на щенков: – Похоже, вы действительно близки, – тёплая, даже материнская, и плевать что он парень, улыбка растекается по лицу. – Нет, совершенно нет, – внезапно перестав смеяться, безумно и осмысленно кидает Бэкхён, от чего двухметровый Чанёль становится маленьким, словно на него смотрят из космоса. – Ч-что... – Внезапно севший бас Ёля становится каким-то зажатым, словно к его горлу приставили тончайшее лезвие и одно движение, и всё. – Я многого о тебе не знаю... – Начинает Бэкхён, а Сухо берёт пачку сигарет и, приметив на балконе зажигалку, ретируется. Ведь он не любил, когда милашка Бён говорил таким отстранённым голосом. – Что ты на самом деле думаешь обо мне? Сколько раз ты мне врал? Сколько раз хотел убить или просто ударить, или, даже, облить горячим зелёным чаем, как когда-то сделал я, не сдержавшись, – Ёля даже передёрнуло от воспоминания горячих потоков любимого напитка на своём теле, как же он радовался, да и рад до сих пор, что его кофта очень плотная и не пропустила большую часть кипятка, ведь плоский, хотя тогда не очень, живот был бы покрыт не самыми приятными следами ожогов. – Сколько раз ты просто хотел на меня накричать? Что бы сделал если бы я тебе изменил? И могу ли я тебе изменить, я и ты, – "Мы, Бэкхён, МЫ" - глухо раздалось в голове ушастого. – не встречаемся... – Отрешённый монолог сумасшедшего, как казалось Ёлю, Бэкхёна прекратился ровно на минуту, чтобы говорящий закурил прямо в комнате и выпил "Джека" прямо с горла, хотя и то, и другое запрещал всем, и даже своему, как "свой" надеялся, Чанёлю. – Простил бы меня или просто разревелся и ушёл? – Бэкхён продолжил так же внезапно, как и прервался, заставляя Чанёля глубоко вздохнуть, чтобы не дышать ближайшее время, проглатывая слова Бэкхёна. – Что бы ты сделал если бы я прямо сейчас пошёл на балкон и отдался нашему, – "Нашему..." – другу? – Избил бы меня или его? – Кстати, о нём, тот дико мёрз на балконе, хоть в Сеуле и теплее, чем в большинстве мест мира, но это не экватор и пора бы вам двоим заканчивать разговора, детки, пока ваш друг не отморозил возможность получения реально своих детей. О своей голубизне в этот момент Сухо, почему-то, забыл, в отличие от голубизны его друзей, один из которых сильно поник. – Что бы ты делал если бы я любил не тебя? А любил, например, – Бэкхён задумчиво обвёл комнату взглядом, натыкаясь на фотографию Чанёля с его некогда бывшим другом. – Сехуна... И тут Чанёль взревел, внутренне, конечно, но все, кто его видел в этот момент, поняли, что он целует Бэкхёна прямо сейчас не из-за того, что он его очень любит, хотя из-за этого тоже, а для того чтобы этот придурок в конце концов заткнулся. – Я бы вырезал тебе сердце и спрятал туда, где бы никто, даже ты сам, его не нашёл... – Красноречивая и ванильная хрень слетала с языка Ёля очень быстро, ведь он, мать его, репер, дайте ему полчаса - час и он даже трек замутит в честь Бэкхёна и его тупых, нет просто идиотский и сумасшедших слов, ещё один и скинет к, как минимум, сотне так же, чтобы потом, когда он умрёт от слов самого же Бэкхёна, по завещанию митстеруБёнБэкхёну достался бы диск с музыкой на всю его оставшуюся жизнь, чтобы тот слушал и жалел, сука, что доводит Чанёля до того, что он болезненно кусал любимого им человека. – Мне принести тебе нож? И Чанёль не выдерживает, все те наскоро сделанные швы на сердце моментально расходятся, потому что это, блять, вообще-то, слишком. "Сука…" твёрдо цедит внутри себя Чанёль, плача внутри себя, внутри себя он даже отвешивает Бэку хорошую такую пощёчину и ебёт его так, словно захотел достать его сердце через превосходную задницу Бэкхёна. Внутри он позволял себе всё. Но это только внутри, потому что тут, снаружи Чанёль мягко выпровóдит Сухо из своей квартиры, даря ему свою, почти полную, между прочим, пачку сигарет и зажигалку Бэкхёна. – Даже сейчас, – парень сладко закуривает, вновь нарушая свои же правила. – Ты сдерживаешься, почему ты не можешь просто ударить меня? – А ты хочешь этого? – Да. – Глухо и слепо кидает Бэкхён, словно "контрольный" выстрел в мёртвую ду... тушу. И попадает он слишком метко, хоть и не старается. Или наоборот старается слишком сильно, потому что съехавший с катушек Чанёль не то, чего он добивался. Чанёль, который срывается на всё, в первую очередь на ту злосчастную фотографию в рамочке с ангелочками, цветами и прочей хуйней, которой в доме, до появления Бэкхёна, не было. Но сейчас даже блядские магнитики на холодильнике были принесены Бэкхёном. Да что уж скрывать, еда в холодильнике была принесена Бэкхёном. Простыни, пледы, подставки, скатерти, картины, фото, помимо пары постеров с Рилаккумой, куева хуча подушек, тапочки, свечки, рамки, тетради, подставки и ещё пиздецки много всякой бесполезной, но только не для Бэкхёна, хуйни, которая сейчас летит на пол, потому что Чанёль устал. Устал от бесконечных любовных, если те вообще любовные, а не садистские, игры Бэкхёна в "Люблю - Не люблю" делали блядски больно, да так, что хотелось в окно выпрыгнуть, но это третий этаж и есть ли от этого смысл? Поэтому Чанёль терпел, даже когда был один, даже когда был нажрат в хламину, а уровень алкоголя в крови, едва ли не превышал уровень крови в организме. Он не срывается, Чанёль всегда тёплый и хороший, и даже если Бэкхён прямо сейчас пристрелит на его глазах всех, кого любит Чанёль, он его простит, потому что один Бэкхён заменит ему всех, кого когда-либо любил. Даже мать, которая с криками типа "Пошёл вон от сюда, пидорас" выгнала его из дома. Хотя почему "даже", "тем более"!!! Из-за Бэкхёна у Чанёля восстановилось состояние пищеварения, волос, ногтей, кожи, он даже болеть реже стал, но у него отказал мозг, а следом и печень. Потому что от этого ебучего Бэкхёна можно было убежать только набухавшись в каком-то "очень хорошем", по словам Чонина, баре, как последняя скотина. Что не могло раздражать, так это то, что каждое утро после такого "побега" Чанёль находил никого иного, как Бэкхёна, да ещё и в своей кровати не совсем одетым, точнее совсем не одетым. Кстати, о Бэкхёне и кровати, первый вжался во вторую и боится даже пискнуть, хотя делает это, когда Чанёль совершенно грубо, как когда-то, а точнее пять минут назад, хотел лежащий под злым, не собирающимся успокаиваться, Ёлем. Бэкхён пищит и тогда, когда с его рубашки за, мать его, тысячу евро, отрываются маленькие "еврики", в виде пуговиц и звонко катятся по полу. Он даже возмущаться пытается, но разве это возможно, когда твой рот затыкают слишком, повторюсь, с л и ш к о м напористым поцелуем, на который хочешь – не хочешь, хотя ты конечно же хочешь, приходиться отвечать, выглядя не умело и даже стеснительно, как школьница на первом в жизни свидании, на фоне Чанёля, который почти не разрывая поцелуя снимает с себя домашнюю майку, отправляя к дорогой тряпке, потому что без пуговиц, по мнению Бэкхёна, это именно тряпка, пусть и пиздецки дорогая. А по мнению Чанёля тряпка это он, потому что он не может сдержаться сейчас и делает своему, он в этом, конечно, сомневается, но это не удивительно, кто бы не стал сомневаться в своём даже самом любимом человеке, после тысячи "Я люблю не тебя, а Чонина", "...Сухо" или даже "...Сехуна", как заявил Бэкхён сегодня, но он делает больно, больно на столько, что остаются красные следы, которые завтра станут синяками и Бэкхён будет истерично вопить о том, что теперь Чанёль должен ему новый тональный крем. Чанёль отсчитывает деньги и отчитывает себя, потому что мало того, что зашёл "на сухую" так ещё и не подготовил Бэкхёна, заставляя того кричать, скрывая свой блядско-ангельский голосок. – Пак Чанёль... – Пищит сквозь болезненное наслаждение Бэкхён, потому что это, блять, верх наслаждения, нет, конечно вечно тёплый и приятный Пак Чанёль, который даже лишний раз не обижается, – это хорошо, ведь Бэкхён та ещё сучка, полон сарказма и явно специально обидных "шуток", которые перешли все границы, и именно поэтому сейчас любимая простынь цвета белого вина протиралась между матрасом и слишком резвой парочкой "БэкЁлей", как любил шутить Чонин, за что получал лёгких пиздюлей и злое "Вообще-то я сверху" от Чанёля, первому Бэкхён неимоверно завидовал, и именно поэтому сейчас, когда Чанёль вытрахивал из него всю дурь, сыпля проклятиями и: – Дурья ты башка, как ты меня заебал, – хотя кто кого ебал. – Чонина любишь. – Невероятные, как считал Бэк, руки Чанёля оттянули голову Бэкхёна назад, цепляясь за мягкие, как считал Ёль, волосы Бёна. – Или Сехуна? Или может даже ещё и Сухо? – От жара и пыли в комнате дышать было невозможно, не то что говорить, поэтому Бэкхён просто стонал в голос, потому "О да это тот Пак Чанёль которого я хотел". Хотя сейчас не важно, чего он так хотел, потому что получал он так, что он точно ничего такого ближайшую, минимум, неделю, хотеть не будет. Хотеть, сидеть, лежать на спине и даже ходить. – Как же ты меня заебал... – Повторяет Чанёль рывками, потому что злость кипит, а цепляться за ягодицы и волосы Бёна с такой силой, что он почти плачет, не достаточно, а вот вполне недвусмысленные движения Чанёля относительно задницы Бэка с такой скоростью, что любой вай-фай роутер позавидует, вполне себе расслабляет, в отличие от того факта, что Бэкхён наслаждается злостью Пака, вместо того чтобы хныкать и молиться о том, что он "больше так не будет". Они почти молчат. Потому что Пак тяжело рычит, вдалбливаясь в Бэкхёна, который в свою очередь хнычет, правда от наслаждения, и стонет громко, даже по-блядски, всего от того же. Его малышу больно и хорошо одновременно. И Чанёль не понимает, как это так, это не укладывается в его голове даже тогда, когда им обоим просто о ч е н ь хорошо. Даже тогда, когда видит, как Бэкхён блаженно тянется чувствуя мягкость всех мышц и вполне понятную липкость совместно с лёгкой болью в зоне прекрасной, по мнению Пака, хотя и Бэкхёна тоже, заднице. Они спят сладко и долго, потому что Пак Чанёль устал и запутался в Бэкхёне, который просто устал. Чанёль не понимает Бэкхёна совершенно. Он думал, что у них полное взаимопонимание и что если он будет таким тёплым и светлым для Бэкхёна всё будет хорошо, но нет же, блять, он захотел грубости, ебанный мазохист. Или садист. Чанёль и сам не понял. Но когда он поймёт это, он обязательно оттрахает Бэкхёна вот так ещё разок, потому что это оказалось странно, страшно даже, что Бэкхён испугается вот такого Чанёля, но охуеть, как приятно, не сдерживаться. Он и понятия не имел, что е г о малыш может быть таким громким, нет он и раньше тихоней не был, но быть т а к и м. Чанёль не спит, потому что он устал и запутался в себе, в Бэкхёне, в простыне, во времени, запутался, блять, во всём чём только можно, потому что у него отказал мозг из-за блядского Бэкхёна! Потому что Бэкхён прижимается к нему так словно он ему подарил весь мир, хотя он просто вытрахал всю, как надеялся или, наоборот, не надеялся Чанёль, дурь. Потому что этот милый паренёк был рад тому, что Чанёль был таким ужасным. Чанёль курит прямо в комнате. Потому что Бён Бэкхён охуел. Потому что Чанёль давно потерял логику того, что они делают. Потому что на часах 5:30, Сухо ушёл уже десять, мать их, часов назад, а спят они, точнее Бэкхён, всего сорок минут. Когда за окном становится совсем светло, а в бутылке "Джека" остаётся всего грамм сто, Бэкхён встаёт, отбирает бутылку у Чанёля, допивает всё до последнего и просто карабкается на всё того Чанёля верхом. Получая новые порции ласки и грубости от Чанёля, который рычит и стонет, от кайфа и безысходности соответственно. Пока Чанёль отсыпается, Бэкхён убирает комнату. Пока Чанёль отсыпается, Бэкхён готовит их завтрак-обед-ужин. Пока Чанёль отсыпается, Бэкхён успевает триста раз "заскучать", вспоминая Чанёля. Пока Чанёль отсыпается, Бэкхён сто раз чувствует стыд и вину, но сто один раз понимает, что ему вообще-то было хорошо, как и Чанёлю. И плевать то что ему пиздецки больно что-либо делать, потому что жопа горит так, слово её красным перцем намазали.

***

– И зачем это всё нужно было? Чанёль просыпается в абсолютно чистой комнате и смотрит на Бэкхёна, который, видимо, очень рад видеть с в о е г о, Чанёля. – Я тебя люблю... – Это не причина сводить меня с ума, – усмехается Ёль, словно заразившись сумасшествием Бэкхёна. – Ты мой... – И это тоже... Пауза затягивается, и Бэкхён нервно крутит их с Чанёлем парное колечко. – Сумасшедший ты нужен только мне... – Знаешь... – Чанёль болезненно смотрит в глаза Бэкхёна. – Я не знаю зачем ты всё это сделал, зачем испытывал меня, зачем врал, зачем... – Чанёль глубоко вздохнул, понимая, что опять начинает злиться. – Но почему ты не мог просто сказать, что хочешь, чтобы я был таким? – Будто бы ты согласился бы... – Бэкхён дуется совсем по-детски. А Чанёль молча с ним соглашается. "Не согласился, но доводить до почти (само)убийства это..." – Я знаю, что это слишком, я знаю, что ты боялся и, возможно, боишься до сих пор того, что происходит внутри, своей злости, боишься, что я уйду, как Сехун... Чанёль подскакивает на кровати и пугливо смотрит в глаза Бэкхёна. – О-от куд... От куда т-ты... – Чонин рассказал. Всё рассказал, и то что Сехун вовсе не твой бывший друг, и одно время чуть перестал быть "бывшим", и то как ты убивался из-за того, что чуть не изменил мне... – Чанёля трясло. Он знает т а к о е, но сидит тут и говорит. Говорит с ним, а не сбегает, крича, что он сумасшедший. – И как убивался тогда из-за него, и что начал встречаться со мной, потому что у меня смазливое личико и неплохой зад, хотя я не сравнюсь с Сехуном, – Бэкхён даже не грустит, говоря это, он будто давно взвесил все "за" и "против", хотя "за", скорее всего, было только – любовь в этому ушастому долбоящеру, она перевесила все "против", которых Чанёль самолично насчитал в себе почти сто пятьдесят. А сейчас ему казалось, что он говно и мудак по всем двумстам пунктам. А Бэкхён вообще божество, а все его уебанские муки это и вовсе дар божий. Чанёль смотрел на него с не прикрытым обожанием и удивлением. – Я знаю, что поступил плохо, просто ужасно, уебански... Но, пожалуйста, – голос Бэкхёна в миг стал таким жалобным и щемящим Чанёлю сердце, что тот был готов разрыдаться, но слушал, приоткрыв рот. – Пожалуйста, позволь, если не вытеснить Сехуна из твоего сердца, так заполнить то небольшое место, что свободно от него. Пожалуйста, будь со мной настоящим, – Бэкхён чуть ли не плачет или уже плачет, но продолжает говорить, таким голосом, что Чанёлю до ужаса паршиво. – Пожалуйста, позволь видеть тебя настоящим, я обещаю, я клянусь, я буду с тобой, даже если ты серьёзно сойдёшь с ума. Я понимаю, нет... – Бэкхён немного прокашливается, потому что в горле першит, но даже сейчас этот, мать его, ком не уходит. – Я знаю, что ты боишься, что я уйду, как Сехун, даже сейчас. Но... – Вот сейчас и Чанёль, и Бэкхён уверены, что второй плачет. – Пожалуйста, пожалуйста, – Бэкхён всё повторял и повторял это слово, словно это помогало ему успокоиться, но на самом деле было очень даже наоборот. – Пожалуйста, разреши быть лучше его хотя бы в этом плане, пожалуйста... И Бэкхён не выдерживает, хнычет, как мальчишка, хотя он, вообще-то, старше Чанёля. А Чанёль в трансе. Он не понимает, что происходит. Почему у него по щёкам катится вода, почему он здесь и почему он вообще родился. Молчание слишком долгое, слишком. Бэкхён сейчас точно выйдет в окно, и плевать что третий этаж, или захлебнётся в собственных слезах, может хоть так Чанёль обратит своё внимание на него, вместо серой кирпичной стены. – Ты лучше его не только в этом плане, – Наконец, башня оживает, вспоминая, что он вообще-то человек, как и Бэкхён, который сейчас на грани сумасшествия, и вообще не понимает, зачем и почему Чанёль говорит это сейчас. – Ты лучше его во всём. Во всём. Совершенно всём. – Чанёль хватает рыдающего Бэкхёна за руку и укладывает рядом с собой, обнимая руками, в охапку, крепко и ногой для надёжности, чтобы тот точно не убежал. – Ты слишком светлый, ты слишком хороший, ты слишком для меня во всём. Даже то, что ты рядом после всего этого, это слишком. Я просто боялся и боюсь до сих пор что ты уйдёшь. Не как Сехун, а как ты. – Чанёль так странно выделяет это "ты", что Бэкхёну просто нечем дышать и теперь уже он смотрит на него, как на божество. – Ты знаешь по истине ужасные вещи про меня, но ты рядом, ты видел меня злым и не испугался, ты... Ты... Ты... – Чанёлю перехватывает дыхание, и он просто задыхается в поцелуе. В поцелуе с е г о, блять, его и только его мальчиком, потому что какие, мать вашу, Сехуны с, между прочим, и не такими уж и красивыми задами, какие Чонины с их слишком длинными языками, какие Сухо с сигаретами, которые сейчас не так уж и важны, когда у него есть е г о мальчик, который млеет тут и никуда, и никогда он не уйдёт, потому что он прямо сейчас заключает смертный приговор. – Ты не уйдёшь никуда? – Горячо шепчет Чанёль в, искусанные со вчерашнего чрезмерно горячего секса, губы. – Никуда-никуда... – не менее горячо и с таким влюблённым отчаянием шепчет Бэкхён в ответ. – Тогда... – Чанёль вновь шепчет, только теперь уже на ухо своего любимого мальчика. – Если ты уйдёшь, я вырежу тебе сердце... – Тогда я лично принесу тебе нож... Любовь, близкая к грани сумасшествия, того ли хотел Бэкхён? Какая разница, когда даже Чонин не шутит, а умиляется нереальной близости ЧанБэков, да именно ЧанБэков, потому что "Чан" больше не сдерживается. А Бэкхён...

Бэкхён просто счастлив, как и Чанёль.