Поцелуй Зимы

Холодный зимний воздух обжигал щёки. Морщась и потирая нос, Данте шумно выдохнул и замотал свой шарф получше, надеясь согреться. Смеркалось. Вечер уже наступил, но солнце ещё не окончательно скрылось за горизонтом, однако небо приняло серо-коричневую окраску: тёмные облака отражали последние солнечные лучи, скрытые за густой пеленой туч. Мягкие снежинки медленно падали близнецам на голову, одежду. Падая на лицо, они таяли, превращаясь в крошечные прозрачные жемчужины. Данте, слушая приятный звук хрустящего под ногами снега, наслаждался чувством свободы из-за отсутствия нужд и ответственности, а слегка потемневшее, серо-жёлтое небо и оранжевый свет одиноких фонарей, цвет которого, казалось бы, должен был быть тёплым, но всё равно почему-то казался холодным, и медленно кружащиеся в воздухе белые хлопья навевали странное, но такое приятное чувство ностальгии. Данте шёл, улыбаясь и чувствуя светлую печаль, расцветающую внутри сердца. Он знал, что всё хорошо. Это было то самое чувство, когда привычное состояние угнетения… Нет, не улетучивается. Оно остаётся, оно по-прежнему цветёт в сердце, но именно в такие мгновения Данте начинал испытывать необъяснимую любовь к жизни. Всё в порядке. Из-за мертвенной тишины вокруг складывалось впечатление, что во всём мире кроме них двоих не осталось больше никого. Никуда не нужно идти. Они есть здесь и сейчас. Вергилий и Данте. Чёрные, точно выгоревшие сухие ветки без единого листочка отбрасывали зловещие тени на тропинку. Отчего-то Данте находил их забавными. Юноша и не заметил, как тонкая пелена снега покрыла всё вокруг: деревья, землю, их с Вергилием волосы. — Не замёрз? — интересуется Данте, наклоняясь поближе к брату. Братец лишь покачал головой: то ли раздражённо, то ли безразлично. Данте лишь усмехнулся: это не плохое настроение, а всего лишь Вергилий. Как всегда. Вергилий не меняется. Он не ломается, он остаётся самим собой, даже после всего того, что случилось. В нём не менялось ничего. Ни манера разговора и поведения, ни внешность, ни мировоззрение. Данте с завистью подметил, что, вероятно, сам он так бы не смог. Удивительно. Данте остановился и, подойдя к Вергилию вплотную, присел, чтобы было удобнее взять его руку в свою. Длинные, изящные пальцы. Руки Вергилия можно было бы назвать аристократичными, если бы не грубая кожа — подарок от многих лет сражений с помощью меча. Точно так же, как и у Данте. Вергилий искоса взглянул на брата. Удивление, которое было скрыто за высокомерным взглядом, Данте прекрасно заметил. Разгадывать эмоции Вергилия оказалось очень легко. Жаль, он раньше этого не умел. — И что ты делаешь? Данте весело улыбнулся. — Лжец, лжец, лжец! Твои руки даже холоднее, чем этот снег. Вергилий отвёл взгляд. — Пойдём домой? — спросил Данте, заглядывая брату в глаза. Данте зачем-то провёл ладонью по щеке Вергилия, даже сам того не заметив. Вергилий странно помешкал. — Там… — он кивнул головой, указывая на что-то за спиной брата. — Cкамейка. Давай посидим. Данте умилился в сердцах. Так напоминает детство. Данте обошёл коляску Вергилия сзади и повёз брата к скамейке. Сам он уселся так, чтобы видеть его лицо. Пару минут они сидели в абсолютной тишине, пока Данте не услышал: — Я люблю зиму. Данте удивился. Когда они в последний раз так разговаривали? И сколько времени потеряли? — Да? — Да. Всё вокруг… Словно мёртвое. Младший брат мягко улыбнулся. — Ты знал, что ты пахнешь зимой? Вергилий нахмурился, помолчал некоторое время, а потом невозмутимо заявил: — Но зима ничем не пахнет. Данте лукаво заулыбался: — Да? Как насчёт этого? — Абсу… В следующее мгновение небольшой снежный комок прилетел Вергилию прямо в лицо. Вергилий был сокрушён. — Вот так! Так… — Данте подбежал, обнял возмущённого брата и отряхнул его лицо от снега, прижимаясь своей щекой к его. — Так пахнет зима. Холодом, от которого болят нос и щёки. — Идиот, — злобно прошипел Вергилий, однако щекой Данте ощутил, как уголки рта брата приподнялись, — я же не могу тебе отомстить. Неудобно. — Ещё успеешь, — заверил Данте, — ты же всегда возвращался. — Не в этот раз. — грустно усмехнулся Вергилий, указывая на теперь нефункционирующие ноги и инвалидное кресло. Брови Данте взлетели вверх, после чего он отвесил старшему братцу подзатыльник. — Эй. — Если я сказал, что ты выберешься, значит, ты выберешься. — отрезал младший брат. Как наивно. Вергилий не мог ничего поделать с вечно детским характером младшего брата. Ведь не всегда всё может идти так, как ты хочешь. Такого не бывает. Хотел ли он? Хотел ли вернуться к прежней жизни, постоянной борьбе и сражениям? Да, этого не хватало. Но… Вдыхая зимний ночной воздух, Данте подумал, что вот оно — мгновение, которое ни на что не променяешь. А ведь он даже не понимал, что делало его таким особенным: и вряд ли когда-нибудь это поймёт. — Лучше умереть. — Вергилий процедил это тихо, сквозь зубы. Эти слова растворились в воздухе, создав атмосферу тревоги между ними обоими. Больно. Данте, ощущая себя так, словно его ранили ножом в спину, отчаянно вздохнул. Он не знал, что делать. Не знал, какие слова подобрать. Он же никогда не умел ни находить подходящие слова вовремя, ни поддерживать. Но… Вергилий не успел ничего предпринять. Он не успел даже моргнуть. Губы Данте были тёплыми. Глаза младшего брата были в напряжении закрыты, в то время, когда взгляд Вергилия был полон потрясения. И тогда из его глаз хлынули слёзы. Тогда он сомкнул их, окунувшись в темноту. На такое мимолётное, короткое мгновение. Поцелуй был лёгким. Отстранившись, Данте глядел глазами, полными сожаления. В глаза, полные страдания. — Мы спасёмся, слышишь? — тихо сказал он, нежно обнимая Вергилия за плечи. — Обязательно спасёмся. — Да… — ещё тише сказал Вергилий, уткнувшись Данте в грудь, пряча там своё лицо: он больше не был в силах сдерживаться. — Пойдём домой, а? Снегопад закончился. «Обязательно спасёмся». — Да. Пошли.