Инертные газы

Необычайно морозно для сентября. Лужи покрылись матовой плёнкой, которая трещит под сапогами беспощадных прохожих. Ей в унисон поют деревья, не успевшие сбросить листву. Из-за яркого солнца, доносящего свои фотоны до здания школы, учиться не хотелось. Светило всегда было до одури соблазнительным для Хенрика так же, как и пшеничная копна волос, обладатель которой сидел за партой спереди. На стенах молчаливыми наблюдателями висели громоздкие таблицы, портреты. «Лучше бы сделали окна побольше», — думает Хансен и переводит взгляд туда, куда яростно тыкает указкой учитель. У бестолкового ученика лишь ненужный сейчас Кьеркегор на уме и песня об Амстердаме — она всегда навевалась мыслями о пшеничной копне впереди, но всё же до Хенрика доходят обрывки слов, будто в арт-хаусном кино: восьмой ряд, заполненный энергетический уровень, неон, радон, аргон... Почему они одинаково называются, чёрт возьми? — Хансен! Реальность перестаёт доходить до парня непонятными временными скачками, краски возвращаются, граммофоны замолкают, перестают играть. — Хансен, повтори, что я сейчас сказал, будь добр. Он хотел что-то сострить, но пшеницы перед ним больше не было: Томас обернулся и с лёгкой, еле заметной усмешкой созерцал на него янтарными глазами. Интересно, какой элемент в них запрятан? Может, золото? Или цезий? Хенрик приходит к очевидному для него решению: нет, в этих глазах точно что-то внеземное; то, чего не отыщешь ни в одной периодической таблице. — Хансен! Очередное гарканье шершавого, словно наждачная бумага, голоса выводит парня из мыслей о янтаре. — Да? — он всё же поднимает взгляд на учителя. — Что я сейчас сказал? — последовал действительно сложный вопрос. — Что-то про золото и цезий? — мычит Хенрик и впивается взором в таблицу, надеясь отыскать там ответ: старания тщетны. — Нет, Хансен, мы говорили про энергетические уровни, — вперемешку со вздохом произносит педагог, потирая переносицу. Этот мужчина, судя по всему, только покинувший владения своей альма-матер, не умел злиться, поэтому Хенрику пришлось сконцентрироваться, дабы прослушать объяснения и не попасть в просак ещё раз. Хриплый, типичный для осени кашель — и продолжилась неровная, трещащая речь, словно кромка льда на лужах: — Так вот, как я уже говорил, на энергетических уровнях располагаются электроны. И каждый элемент стремится к полному завершению этих уровней. Кому-то, как щелочным металлам, проще отдать электрон, а кому-то, как галогенам, принять и в итоге получить электронную конфигурацию инертного газа. У них заполненный энергетический уровень, и, как следствие, они абсолютно ни с кем не реагируют. Знаете, здесь очень легко провести яркую и показательную параллель. Все мы — элементы. Хенрик заинтересованно хмыкнул, всё это время смотря на макушку впереди и надеясь увидеть там стога сена. Сентябрь ведь: пора собирать урожай. — Мы отдаём что-то или забираем, чтобы принять устойчивое положение, найти баланс, стать благородным газом, ни с кем не реагировать и жить счастливо в своё удовольствие… Хансена снова нет в кабинете. Возможно, он бегает где-то в пшеничных колосьях, а, может, ищет янтарь среди других богатств природы. «Интересно, если я буду с Томом, я стану инертным газом?» — проносится в его мыслях, когда прекрасный голландец, со звонком выходя из класса, кидает на него мимолётный взгляд. Цвет стал гуще, и теперь датчанину показалось, что в его душу заглянули две рюмки безумно дорогого коньяка. * * * Сентябрь. Непривычно морозно после тёплых летних деньков. Лужи под ногами хрустели, как хлопья, которые Хенрик уплетал сегодня утром за обе щеки, а сухие листья, покрытые лёгким инеем, шептали ту же песню. Однако, несмотря на, скорее, ноябрьские пейзажи, Хансену не было холодно. В распахнутом плаще он бодро шагал по вечерней улице Амстердама, размахивая пакетом из стороны в сторону. Бутылки внутри звонко ударялись друг о друга, булькали и поскрипывали. — Безобразная Эльза, — мурлыкал он себе под нос, заходя в знакомый подъезд. — Королева флирта. С банкой чистого спирта я спешу к тебе…* Песня об Амстердаме давно перестала переливаться аккордами в его голове при мыслях о Томе. Примерно с того момента, как он переехал в этот город, отдав всё. Стал ли Хенрик после этого инертным газом? Трудно сказать. Постоянно была нужда в чём-то, жизнь чертовски ухабистая, а прагматик под боком никак не помогал, и хотелось всё бросить. Но сегодня… — Королева флирта, — датчанин задорно улыбается, с особой торжественностью приподнимая пакет с алкоголем, чтобы продемонстрировать его Тому. Тот лишь фыркает, уже и не спрашивая, откуда этот балбес берёт такие глупые прозвища для него. Холл не признает ни за какие деньги, но королевой флирта быть ему нравится. — Проходи, поэт доморощенный, — хмыкает он, пропуская парня с пакетом в квартиру. …Сегодня Хенрик Хансен счастлив.