Ангел.

***

Огромные черные крылья сочились ароматом еловых веток и немножечко - мятой, тонкие ледяные руки постоянно хватали ее за плечи, не давая сделать ни шагу; Дакота задыхалась от ощущения полного контроля, ей не хватало сил легких, чтобы вдохнуть столько сигаретного дыма, сколько нужно было бы вдохнуть для полного успокоения… Внутри тепло клубится ощущение счастья и безграничного уюта, под розовыми ладошками – мягкий ворс ковра, а нос щекочет далекий запах глинтвейна. Рядом сидит кошка, она серая и пушистая. Пальцы юноши, перебирающие дымчатый мех – длинные и белые-белые. - Сколько тебе лет, говоришь? - Четыре. А тебе? - Мне? – Ангел на секунду расплывается в грустной улыбке. – Мне очень много лет. Больше, чем тебе, и даже больше, чем твоей маме. Слушай, а давай поиграем? Дакота беспокойно ерзает на ковре. Крылья ангела, светло-серые, как шерсть у кошки, весело щекочут ее макушку: запах, исходящий от них, напоминает вкусный медовый пирог. - Давай. А во что? Улыбка становится таинственной. - Милая, с кем ты там разговариваешь? - А вот и игра, - быстро шепчет юноша прямо ей на ухо, - скажи, что меня здесь нет. Мы будем играть в прятки с твоей мамой, договорились? Голубые глаза девочки вспыхивают от азарта. Что за чудесная игра! - Дакота?! - Ни с кем, мамочка! Мне…я…это была всего лишь Джесси! - Подумать только! Она говорит с кошкой, Трейси, милая, ты слышала когда-нибудь такое?! Надо же, а вот сын нашей соседки… - Молодец, - ангел подмигивает, наклоняясь к ней, и девочку впервые захлестывает чудное желание крепко обнять его за шею, - Ты все сделала правильно. Она опускает глаза. Шрамы на запястьях белеют в темноте, словно смазанные фосфором, а сжимающие ее запястья пальцы кажутся сущими костями… - Она ударила меня! Честное слово, ударила! И это только потому, что Роджер пригласил меня на Рождественский бал! Беспокойно крутясь по небольшой, заставленной картонными коробками комнате, Дакота с каким-то остервенением сдергивала с себя кружевные праздничные вещи. Ей на прошлой неделе исполнилось одиннадцать, а сегодня она уже потеряла лучшую подругу – из-за какого-то мальчишки! - Глупости, - снисходительно вздохнув, ангел уселся поудобнее, скрестив на ее постели худые ноги, - Можно подумать, она бы сделала подобное, если бы действительно тебя ценила? Дакота отшвырнула в дальний угол светло-голубое платье в белых кружевах, стянула чулки. Нахмурилась. - Абсолютно и точно «нет». Как думаешь, Джессика Спенсер – та, что со странностями?.. - Прекрасный выбор, - юноша одобряюще улыбнулся. Его редеющие темно-серые крылья пахли прошедшей осенью и мокрым асфальтом. Закашлявшись, Дакота выдохнула дым в настежь открытое окно. Ее шестнадцатое Рождество, чья-то душная квартира на окраине города. Крепкий - и не очень, - алкоголь. Громкая музыка. Две первые выкуренные сигареты. Джессика – та, что Спенсер, - пробирается к ней сквозь толпу, пошатываясь на высоких серебряных каблуках, и, плюхнувшись рядом, заразительно смеется. - Джейкоб…Салли…в раздевалке, - не в состоянии связно говорить от количества выпитого, она заливается визгливым смехом, - Прикинь? - Прикинь, - удивленно соглашается Дакота. - А вот мне что-то не верится, - лениво отзывается со стороны бархатный голос. – Джейкоб всегда был идиотом. Помнишь, тогда, на выставке? Девушка кидает на ангела беглый взгляд, и он выразительно вскидывает левую бровь. Вместо уродливого темно-серого пуха у него теперь крепкие, резные черные крылья – жесткие и узкие, словно у ворона. - Эй, - Джессика резко дергает ее за край черной косухи, опрокидывая на себя, - поцелуй меня, дорогуша. Давай, хватит уже морозиться… Дакота в полнейшем сомнении прикусывает пирсинг – сначала одно, потом второе черное колечко в нижней губе. Ей тошно и душно, а губы подруги всего в жалких трех миллиметрах. - Не смей, - ангел выглядит спокойным, но она чувствует, как внутри, под полосатым черно-розовым свитером, бушует ураган, - Она тебе не нужна. От нее пахнет ядом, разве не чувствуешь? Дакота резко толкает Джессику в грудь и вскакивает, несясь через пьяную толпу, не разбирая дороги. Позади нее, словно отгоняя косые взгляды, сухо хлопают пахнущие ментоловыми сигаретами черные крылья. Спустя месяц Джессике дают срок за подсадку молодежи на наркотики. Раз-два. Она медленно становится на шаткий подоконник. Босиком. Три-четыре, все не так уж и сложно. Рваная тень на распахнутой раме – огромное черное пятно за ее спиной, - придает еще больше уверенности. Пять-шесть. Семь-восемь. - Сегодня ты меня не догонишь, - твердо говорит Дакота своей тени. – Сегодня не твой день, не твоя ночь, не твоя жизнь. Это мой путь, слышишь? И на этот раз…ты его не свернешь. Огромные черные крылья по-прежнему сочились ароматом еловых веток, тонкие ледяные руки все еще постоянно хватали ее за плечи, как в детстве на снежной горке, не давая сделать ни шагу. Ни одного лишнего влево или вправо, чтобы не нарваться на неприятности. Девять. Десять. Дакота летит. Ангел камнем падает следом.