Имя

В каждом уголке темного зала слышался неутихающий гомон. Присутствующие говорили вполголоса, и мне, стоящему у двери, не удавалось ничего разобрать. Я внимательно вглядывался в разнообразье фигур: статных, внушительных и не очень, незаметных и ослепительных. Их было так много, что, казалось, вот-вот закружится голова. Я помнил о своем преимуществе: в этом месте я становился прозрачным, словно стекло. Звуки моих шагов поглощались пространством, а я лишь сновал меж столиков. Каждый силуэт, каждое очертанье оказывалось неповторимым, кроме одного, на которое я натолкнулся случайно. Я был убежден, что встречался с ним не единожды. Шлейф от воздушного синего платья струился по полу, поднимаясь и мягко очерчивая тонкий девичий стан. Длинная, изящная шея, прикрытая бархатом кудрей, широко распахнутые глаза и белая кожа. Будто бы хрупкая фарфоровая кукла, в растерянности она замерла, не осмеливаясь сделать ни шагу. Мой взгляд был прикован к ней, и хотя она не могла рассмотреть меня, ее невесомый образ кольнуло волнение. Я понял причину этого, когда разговоры вокруг меня начали утихать. Теперь уже ощутимое, явное беспокойство заметалось в ее голове, переливаясь за край и заставляя блестеть ресницы. На мгновенье, в которое девушка повернулась ко мне другой стороной, я увидал: накидкой она укрывала плечо. Придерживая легкий кусочек ткани дрожащими пальцами, украшенными камнями, она отозвалась на свое имя. Тут-то мне все стало ясно. Затерявшись в толпе, я стал наблюдать, как некто подходит к ней. Я слышал невинный щебет и голос, требовательный и грубый. Я мог углядеть движение мягких губ, когда она поджимала их, протягивая что-то своему собеседнику. Она была добра и покорна, как дочь или любящая жена, но подошедший к ней был ненасытен. Когда с испугом и робостью она покачала своей головой, он мигом накинулся на нее, сдирая с шеи цепочки и ожерелья, хватая ее, переламывая и подавляя. Кольца соскальзывали с ее пальцев и тут же оказывались у неприятеля. Оцепенев от вида картины, развернувшейся перед моими глазами, я мог лишь следить за тем, как последние драгоценности покидали ее. Она не противилась: сгибалась и плакала, не говоря ничего. Успокоившись, злодей отшвырнул ее от себя, и она уперлась спиною в стену. Ее платье было растрепано и истоптано, от ударов и порванных украшений на коже остались следы. То и дело бесшумно вздрагивая, она закрывалась обрывками ткани, через которые проступали шрамы. Я знал, что все это началось давно, но не предполагал, что настолько. Она всегда отдавала последнее, даже если это причиняло ей вред, но все равно страдала, все равно подвергалась насилью и пыткам. В моем сердце боль за нее сменилась на ярость. Я едва подавил в себе рвенье шагнуть вперед, защитить ее, наказать тех, кто ее терзал. Я, увы, слишком слаб для этого. У меня на губах замерло лишь имя, по которому ее звали — Земля.