Мое нежное страдание

      В то время, между поздней ночью и ранним утром, Бонфуа с принуждением в сердце стал постукивать несколько осторожно, но отчетливо в дверь, не предпочтя дверной звонок. Он знал, что британец не спит и сидит в своем кресле, в своем углу, залив пол морем слез. Через пару десятков попыток достучаться, Артур не выдержал такой нахальной упертости и закричал на весь дом так, чтобы и человек за его небольшими пределами мог точно услышать. — ЗАГЛОХНИ ТАМ И УМРИ, — послышались не совсем приветливые слова, от чего у разрушителя еще одних нервных клеток Артура вздрогнуло сердце, поплатившись за содеянное. — Артур.Я не мог иначе, mon cher. — Не мог написать мне письмо, потому что был слишком занят прихорашиванием собой? Сделать звонок, потратив на это не больше двух чертовых минут? А ПОЧЕМУ МНЕ НЕ ЖАЛЬ ПОТРАЧЕННОГО НА ТЕБЯ ВРЕМЕНИ? — все громче вырывалось со рта Кёркленда, с хрипотцой из-за нервного плача. -Я так ждал, ждал от тебя хоть чего-то свидетельствующего о том, что ты жив.Я не знал, что думать, — пытается свободно выдохнуть, шумно шмыгая носом, попытки которых были тщетны и ничтожны, -Ты заставил беспокоиться не только меня, ублюдок! Ты мне омерзителен больше, чем обычно! После длительного молчанья в ответ на крики, в течении всего времени не было слышно ни души, ни комарика, лишь жалостливые сопения носа и тиканья старинных часов большого размера в гостиной, где и сидел Артур. -Я не хочу и никогда не хотел причинить тебе боли, -скрипнул зубами так, что это услышал даже англичанин, слова которые были адресованы именно ему. -Но иногда мне жизненно необходимо уйти, запереться ото всех, спрятаться, чтобы вернуться «возрожденным». Надеюсь, поймешь меня ты теперь. Спокойствие сохранял Артур недолго, максимум, если посчитать, пять, возможно, шесть секунд. Дверь раскрылась сильнейшим взмахом, на распашку, после чего не хило вмазалась в лицо француза, оставляя за собой неплохой отпечаток на его лице. Полежав на полу около входной двери часок-другой, Франциск проснулся с громадной выпуклой шишкой на лбу. С отчаянием смотря на побитый лоб через свое карманное зеркало, он не терял веры в то, что все исправит, и уже уверенно схватился за ручку двери и она, к большому удивлению, открылась сама. Не успев переступить порог, сквозь тьму послышался звон пустых бутылок, которые стояли прямо у двери. Видимо, он собирался от них избавляться, но передумал, -подумал Франциск, проходя дальше по коридору. Завернув в нужную комнату, а именно в гостиницу, он обнаружил спящего Артура свернутого в комочек одеяльцем с узорами в клетку. Как только Бонфуа сделал три-четыре шага к Артуру на судорожном дыхании, тот ,будто это почувствовав, сменил позу, уложившись на бок, продолжая также хмурить бровки в процессе сна, правда особенно сейчас гримаса в таком моменте француза чуточку запугивала. Казалось бы, что прямо сейчас он раскроет свои зеленые глаза, убийственно посмотрит на него, а уже потом и приступит к намеченной и давно желанной цели. Благо, недоромео удалось добраться до своей спящей принцессы и не помешать его сну. Уместившись на краю дивана, на котором располагался британец, Франциск со всей исторгающей любовью стал аккуратными движениями прибирать передние пряди пшеничных волос с опечаленной от вида Артура улыбкой на губах. Бонфуа стал внимательно изучать измученное лицо своего любовника: уголки глаз и ресницы оставались все еще влажными после слез, щеки все горели яростью и обидой, а губы вздрагивали от тяжелого дыхания. Конечно, все это приводило в невероятную тоску и стыд за самого себя. Франциск бережно перенес светлую головку на свои коленки, нашептывая слова песни:

Oh ma douc e souffrance

(О, моё сладкое страдание)

Pourquoi sʼacharner tu recommences

(Бороться ни к чему, ты снова начинаешься…)

Je ne suis quʼun être sans importance

(Я только ничтожное существо)

Sans lui je suis un peu paro'

(Без него я немного не в себе)

Je déambule seule dans le métro

(Я брожу один в метро)

Une dernière danse

(Последний танец)

Pour oublier ma peine immense

(Для того чтобы забыть мою безмерную боль)

Je veux mʼenfuir que tout recommence

(Я хочу убежать, чтобы все началось заново)

Oh ma douce souffrance

(О, моё нежное страдание), — последнюю строку песни они пропели вместе, с таким же тихим, малость усохшим голоском из-за того, что оба достаточно перенервничали за весь прожитый день от такой драмы, от драмы которой нельзя было сравнить ни с чьей другой. Ссора этих двух голубков была ни в английском стиле, ни даже во французском. Кёркленд просидел под таким наблюдением и опекой своего любимого до того, как только-только показалось Солнце, как только его лучи коснулись лиц обоих. Бонфуа почувствовал как к нему прижимается теплое тело британца, обнимая его, с безмятежностью в груди попал в царство снов после уединения двух родных душ. \Indila – Dernière Danse - сама песня, строки откуда были взяты\