Тяжёлые изнуряющие тренировки, постоянные пропуски в школе, боль в мышцах, бессонные ночи, и всё это в сочетании с тяжёлым подростковым возрастом. Юрий прошёл этот этап. И сейчас, под высоким куполом катка, окружённый миллионами восхищённых взоров, Плисецкий грациозно откатывал свою отточенную до идеала программу. Каждое движение получалось легким, плавным. В этом подросток превзошёл даже пятикратного чемпиона и своего бывшего тренера Виктора. Раньше Юра очень дорожил этим человеком. Он постоянно прикрывался тем давнешним обещанием, дабы побыть подольше с Никифоровым. Под этим предлогом он и поехал в Японию за своим кумиром. Лучше бы он этого не делал, ведь в Японии его ожидали лишь горечь поражения и предательство Виктора. И сейчас этот самый Виктор наблюдает за ним. Юрий ловит на себе этот холодный взгляд. Взгляд, полный равнодушия, как и в тот раз в Хасецу. Плисецкому хочется показать этому самовлюблённому ублюдку, на что он способен, вызвать хоть какие-то эмоции на его строгом лице, но всё тщетно. Никаких эмоций со стороны мужчины. Конечно, ведь он здесь не для того, чтобы смотреть на Юру. Он приехал болеть за своего нового японского ученика.
Последнее движение, и Юрий уходит со льда под восторженные крики и овации болельщиков.
Кацуки готовится выйти на лёд. Виктор сразу словно оживает. На его лице сияет слегка детская улыбка, а звонкий голос тараторит слова поддержки.
— Я верю в тебя, Юри! — хлопает широкой рукой по плечу ученика. — Не опозорь меня! — усмехается. Конечно, эти слова он сказал лишь в шутку, ведь даже если Юри проиграет, Виктор всё равно его не бросит.
Юрий испытывает отвращение ко всему этому. К Виктору? К Юри? А может, ко всей ситуации в целом? Подросток сам не знал. Он даже не был уверен отвращение ли это… «Может, это ревность?» — промелькнуло в голове Плисецкого. «Хотя с чего бы…» — пытается оправдаться он. «Не ревность», — твердит он себе. «Это просто обида…» — снова оправдания.
— А сейчас он сделает тройной, нет, двойной аксель! — голос диктора вернул русского фигуриста в реальность. Вырвавшись из глубины мыслей, он начал внимательно следить за движениями соперника, выискивая ошибки и недочёты. Хотя выискивать их и не было нужды: Кацуки неудачно приземлился после прыжка и потерял равновесие, отчего упал, больно ударившись коленкой. Он быстро поднялся на ноги, однако музыка уже играла наперёд. Немного сбившись, Кацуки попытался нагнать музыку, однако растерянный вид и неуверенные движения выдавали его волнение с потрохами.
— «Давай же… вспоминай…» — едва слышно шепчет себе японец. Мозг отказывался работать. Юри не был уверен в правильности своих движений, ведь всё вылетело из головы, а тело двигалось на автомате. Коленка ныла, отдаваясь болью во всей ноге. Ничего, фигуристы к этому привыкли. Однако только эта боль сейчас и спасает, не даёт полностью окунуться в раздумья. Хотя любая боль заканчивается. И эта в том числе.
Ещё полминуты и японский фигурист сможет сойти со льда в объятия к Никифорову. Ещё пол минуты… В любой другой ситуации это ничтожное время, но сейчас оно длилось мучительно медленно. Кацуки чувствовал на себе прожигающие взгляды болельщиков и судей. Но больше всех не него давил осуждающий взгляд любимого тренера. «Как так, Юри?» — прозвучал в голове Юри голос Виктора. Боль в коленке давно прошла и Кацуки ушёл в мысли с головой. В этих мыслях он находился в чёрном, не имеющем границ пространстве. Он сидел на коленях, склонившись к земле и держась за голову. «Ты ведь опозорил меня, — Кацуки поднял голову и увидел стоящего напротив него Виктора. — Я не хочу больше тренировать такую бездарь как ты…— сказал Никифоров, после чего развернулся и ушёл в темноту, где постепенно растворился его силуэт.
Юри встряхнул головой. Нет, Виктор не мог так сказать. Всё в порядке. Сейчас он стоит посреди катка и кланяется зрителям, после чего под аплодисменты на ватных ногах подъезжает к бортику, где его заждался тренер.
— Прости… Я подвёл тебя… — шепчет Юри, а в уголках глаз появляются маленькие слезинки. — Я… я растерялся… - пытается оправдаться. Виктор подходит ближе к Юри и обнимает его. На японца обнимашки с Никифоровым всегда действовали успокаивающе. Кацуки не мог остановить выступающие слёзы, но с каждой пророненной слезой на душе становилось всё легче и легче. Он рыдал, уткнувшись в плечо Виктору, а тот обнимал его и, растянув тонкие губы в полуулыбке, шептал слова утешения. Юри сжимал ткань пиджака тренера до побелевших костяшек и прижимался ближе, хлюпая носом.
— Может засосётесь ещё? — вмешался Юра, цокнув языком.
— Котёнок тоже хочет? — ответил вопросом на вопрос пятикратный чемпион, ухмыляясь.
— Чего? Обниматься со ссаным пидором вместо хрюшки? Спасибо, перебьюсь, — прошёл мимо них, нарочито задев плечом «пидоров».
***
Юра выходит из здания, ощущая приятную тяжесть золота на шее. Он добился своего. Беспрерывные тренировки сделали своё дело. Он занял своё место среди чемпионов. Талант не скрыть. Юра всегда был тем человеком, который при любых обстоятельствах добивался своего. Будь то победа в споре или же… кумир. Он всегда хотел, чтобы его кумир принадлежал лишь ему одному. И не важно в каком это будет смысле: будь-то родственные отношения, дружеские, а может и нечто большее. Но ведь всем знакомо то чувство, когда разочаровываешься в человеке, которым восхищался. Это чувство сейчас и испытывал Юра.
Виктор беспрерывно строчил SMS-ки с поздравлениями, которые тщательно игнорировались получателем. Он даже не удосужился достать телефон из кармана. Зачем? Этот человек для него больше ничего не значит. Если раньше он бы читал эти сообщения улыбаясь так искренне, так по-детски наивно, с лёгким румянцем на щеках и искорками в глазах, то сейчас он лишь гордо ухмылялся, читал сообщения и мысленно комментировал их, ну, а вскоре и вовсе заблокировал телефон и положил обратно в карман. Он решил не отвечать на сообщения и звонки этого человека, но при встрече он обязательно выскажет всё ему в лицо. Не важно какие будут последствия, они больше не страшат подростка, он больше не боится потерять этого человека. Он давно его превзошёл. А по поводу чувств… Может, никаких глубоких чувств и не было? Разве же искренняя и верная любовь проходит после смены положения в обществе? Это было просто восхищение. Ничего больше…
***
Юра зашёл в здание с унылым лицом. И не скажешь ведь, что буквально вчера он взял первое место на гран-при. Он всем своим видом показывал тоску и усталость. Сегодня суббота. В выходные дни абсолютно нет никакого желания идти на тренировки и снова проводить всё свободное время на льду, добавляя синяков. Но у спортсменов нет слова «выходной». Ведь скоро новые соревнования и начинать готовиться к ним нужно уже сейчас, дабы сохранить свой доставшийся кровью и потом статус чемпиона.
— Доброе утро, Юр, — спереди стояли Яков и тот, кого Юра меньше всего хотел видеть. Виктор. — Поздравляю с победой!
— Ага, — коротко ответил он, пройдя мимо Никифорова, плюхнулся на диван и принялся надевать коньки.
— Ты не отвечал на мои сообщения, — продолжил фигурист, — поэтому я не был уверен, что ты их вообще читал, вот я и…
— Да заткнись ты уже! — взбесился Плисецкий. — Иди лучше своему Кацудончику сопельки подтирай. Или может он уже тебе не нужен? — Юра резко встал с дивана. - Бросишь его и снова уйдёшь к «подающему надежды»?
— Причём здесь он? Я к тебе пришёл, Юр. Давай просто нормально поговорим? —
— О чём мне с тобой говорить? — гордо задрав голову, Плисецкий ушёл.
Нет, Юре не было грустно от этого. В любой другой раз он бы с трудом сдерживал слёзы. Он думал, что так и будет, но сейчас, гордо приближаясь ко льду, он не чувствовал никаких эмоций: ни обиды, ни боли, ни страха потери дорого человека, и даже гнева он сейчас не испытывал. Просто пофигизм. Он даже не был горд собой из-за того, как красиво он отшил Виктора. Он просто сделал первый шаг, чтобы выбросить из жизни ненужного человека. Ни больше, ни меньше.
Юра сам проложил себе дорогу в будущее без помощи Виктора. Подросток убедился, что этот человек ему больше не нужен. Но когда-то он хотел от Виктора больше, чем просто внимания тренера к ученику. Когда-то он бы действительно не отказался от объятий с ним. Когда начался тот период его жизни и как давно закончился? Юра сам не знает, да и не собирается рыться в угаснувших чувствах, дабы это узнать. Он просто будет жить дальше. Без Виктора.
