Рассветы

Хэ Тянь улыбается – утренние краски оттеняются на бледной коже Гуань Шаня, окрашивая её в нежно персиковые, чуть розовые тона, проникая глубоко во всё его естество – словно хрупкий цветок, он принимает данные цвета и напоминает величайшую драгоценность. А потом смешно щурится, стоит Солнцу подняться выше, устало трёт длинными пальцами глаза, но от окна не отходит – практически дрожит от утренней прохлады остывшего за ночь города, кутается лишь в тонкий серый пододеяльник, который не мешает рассматривать выступающие позвонки, но не отходит. В его привычке молчаливо наблюдать рассветы Хэ Тянь не видит ничего плохого – у каждого свои страсти, подумаешь, он ведь после всё также дрожит, закусывает пальцы и пытается не стонать, когда горячие губы касаются его кожи, выводя известные лишь ему, издевательски придирчивому Хэ Тяню, узоры. Он прекрасен – с чуть опущенными плечами, согнутой спиной и давно уже залёгшими под глазами тенями, в которых всё напряжение и горести, накопленные за последние месяцы. Прекрасен дрожащим осколком под его пальцами, умелым любовником, смущённым подростком, нервным юношей – каждым моментом их совместного времени. Прекрасен с рисунком красно-фиолетовых синяков на коже, что остаются узорами на кистях, ключицах, рёбрах и бёдрах. Прекрасен во всём – без улыбки не вспомнишь его недовольные слёзы, застывшие в уголках губ целующего его Хэ Тяня, когда масло отскочило со сковороды на его руку, заставляя выругаться и отойти на два шага назад. Даже тогда он был прекрасен – нервный, обиженный ни на что, он неловко пытался сгладить обстановку и стереть с лица столь ненавистного Хэ Тяня самодовольную улыбку, на деле лишь прикрывая фартуком нагое тело. А сейчас стоит босыми ступнями на прохладном полу, смотрит вдаль сквозь большое окно и улыбается сам себе – вечный в своей манере нервничать и бояться, слишком спокойный короткими утрами, он нравился ему и – пусть жизнь разобьётся осколками – был любим им каждой секундой. Хэ Тянь не знает, как долго продлятся их отношения и с чего они начались – просто однажды утром он не ушёл, оставив после лишь смятые простыни и едва ощутимый аромат дешёвых сигарет на подушке. И с тех пор каждое утро он смотрит на сгорбленную спину, выпирающие позвонки и серую – смятую, старую, подобранную с кресла в углу – простынь. Гуань Шань не ушёл – смотрел на него недовольно, смотрел раздражённо и самодовольно улыбался, несмотря на это, ожидал своё чувство триумфа и всматривался в тёмные глаза, не моргая, словно пытался увидеть там поражение. Под одним одеялом, деля одну кровать и чувства, вероятно, тоже одни – он пытался быть победителем в игре, которая давно закончилась, сосчитав двоих проигравшими и выбив их с общего счёта. Хэ Тянь не знает о многом – верит, что их отношения продлятся целую вечность, не разрушатся от натиска ветра, не падут из-за непониманий и не дрогнут даже от обманчиво лёгких чужих прикосновений. Хэ Тянь верит – Мо Гуань Шань устало трёт длинными пальцами покрасневшие от слёз и недосыпаний глаза, чертыхается про себя и пытался вспомнить, какого чёрта забыл в квартире этого темноволосого придурка. Откровенно говоря, в восторге он не был с самого начала – тело болело, и красно-фиолетовые синяки расцветали на его кистях, бёдрах, рёбрах – словно отметины, первые цветы, собственнически проставленные рисунки, вместо клеймящих печатей. – Верни мне моё бельё, наконец… – его усталый, надорванный, чуть хриплый голос разносится по комнате вместе с прохладным воздухом, и взгляд уже давно пробирается раздражением в самую душу. Он устал от всего – Хэ Тянь понимает, принимает и вторит, но не спешит прекращать. Их отношения в его понимании не имеют начала и конца – вечны и прекрасны, словно шумный осенний дождь. Но он покорно достаёт жёлтые боксёры из-под подушки, сжимает их ладонью, приминая сильнее, и целит точно в лицо, чтобы разразится издевательским, самодовольным смехом, слушая угрозы Гуань Шаня. Их отношения начались с ударов Чжэнси и не найдут конца – Цзянь И смеётся, тычет в них пальцем и называет голубками, повисая на шее друга. Их мир получает бесконечное количество рассветов на коже Гуань Шаня и миллиарды самодовольных ухмылок Хэ Тяня.