Подарок

Юри считает свою короткую программу бесценным, волшебным подарком от Виктора. Сложно было войти в созданный образ, понять не только себя, но и Никифорова, который поставил эту программу. И всё же, юноша бережно хранит произведение искусства, данное ему великим фигуристом. Кацуки делала счастливым уже сама идея, что он смог исполнить нечто, что исполнял сам Виктор, не хуже (а может и лучше). Юри исполняет достойно то, что сотворено тем, кем он искренне восхищается и кого любит всем сердцем. Произвольная программа оказалась для Юри сложным, но важным испытанием. Впервые он не просто исполняет, но творит что-то совместно с Виктором. Творить оказалось даже сложнее чем исполнять, учитывая, что раньше японец этого почти не делал: боялся. А теперь всё иначе. Да, творить сложно. Но когда страх отступает, Юри чувствует нахлынувшее вдохновение. Не впервые в смышлёной голове Кацуки рождаются идеи, но впервые он делится с кем-то своими идеями. Виктор что-то предлагает менять, что-то оставляет без изменений, что-то добавляет от себя по желанию японца. Оба фигуриста творят, создают из частиц своих душ произвольную программу. Виктор и Юри творят вместе. Юри счастлив, что наконец может творить так, как это делал и делает Никифоров. Юри очень любит Виктора, как и Никифоров любит его. Виктор всегда пытается отдать лучшее японцу, при этом, не переходя той грани, за которой начинается подавление натуры юноши. Кацуки чувствует это лучше, чем кто-либо другой и хочет чем-то отплатить Виктору, хочет подарить ему столь же восхитительные эмоции, что испытывает сам, находясь с Никифоровым на льду. Юри очень хочет подарить тому, кого любит, что-то, что позволит понять все его чувства, что-то особенное, что-то наполненное его душой. Юри всем сердцем хочет сделать подарок для Виктора. Особый, волшебный подарок. Но что дарить тому, у кого и так всё есть и кого так сложно удивить? Юри каждый раз заходит в тупик. Да, он научился творить, у него есть вдохновение, но идей нет. Ни одной. Когда Кацуки возвращается к мысли о подарке, он чувствует себя художником, который хочет что-то нарисовать, но уже битый час сидит над пустым холстом. Да, не думал Юри, что муки творчества коснутся и его. Он вздыхает и уходит на тренировку. «После. Я обязательно вернусь к этому после того, как закончу произвольную» - говорит себе японец, надевая коньки. Сейчас действительно нужно для начала выложиться в то, что уже есть. До Гран При ещё есть время, у Юри ещё есть время, чтобы что-то придумать. Вечер пятницы. Впервые за две недели у Юри выдался свободный вечер, ибо (как думал японец) русская душа Виктора требовала «отдыха в лучших российских традициях». Впрочем, Кацуки не сильно протестовал, ибо его душа тоже требовала отдыха, но не в лучших российских традициях (ему хватило прошлого раза). Поэтому, как ни старался Виктор упросить Юри пойти с ним, тот оставался непреклонен, и сейчас, пока Виктор «кутил», юноша сидел у себя в комнате перед экраном ноутбука и что-то искал в Интернете. Он хмурился и нервно стучал пяткой по полу, изредка потягиваясь. У него наконец появилась идея, что же можно преподнести Виктору в подарок, но пока что эта идея находилась на самом начальной стадии развития. Точнее, она уже третий день находилась на этой стадии… Но идея, слава богу, наконец появилась, хоть и чисто случайно. На одной из недавних тренировок завязался мимолётный разговор на тему показательных: - А на чемпионате Японии ты выступал когда-нибудь с показательными? - У нас это как-то не очень популярно, - говорит Юри, пожимая плечами. - Да ладно?! В России люди очень любят эту часть соревнований. Да и мне она нравится: всё легко, непринуждённо. И можно просто отдаваться порывам вдохновения, не думая о технике и баллах, - Виктор улыбается, разминая плечи, - Что думаешь? - Мне раньше было как-то не до этого, - нервно усмехается Кацуки. - Вот оно что, - протягивает Никифоров, - У тебя бы прекрасно получилось. Подумай над этим, - фигурист подмигивает японцу, ерошит его чёрные волосы и выходит на лёд. Юри краснеет и застывает на месте, не в силах шевельнуться. Чёрт, он ещё не до конца привык к подобным словам и поведению Виктора, хоть ему и нравятся такие отношения. А Никифоров ведь знает об этом! Но специально продолжает. - Решил отлынивать от тренировки? – смеётся Виктор. - Ещё чего! – бурчит Кацуки тоже вставая с места. Каким бы смущающим не был этот мимолётный разговор, буквально переступив порог дома, Юри понял, что подарит Виктору и что сможет точнее всего передать все его чувства и будет наполнено его душой: показательная программа. Да, это Кацуки понял и даже пытался воплощать идею в жизнь, но опять столкнулся с проблемой – музыка. И вот, сейчас, когда у Юри достаточно свободного времени, он снова ищет музыку, как и в предыдущие дни. Он сидел в наушниках, крутил в руке карандаш, что-то писал на листке, потом зачёркивал, потом снова писал, потом отправлял исписанный лист в мусорку, доставал новый и повторял те же действия. Так происходило уже по меньшей мере часа полтора. - Всё не то… - устало вздохнул Юри. Он прослушал уже множество произведений великих классиков (да и не только классиков), которые бы могли вдохновить на какие-то действия, натолкнуть на образы. Но всё, что было в голове Юри сейчас - лишь огромный клубок из обрывков мыслей. А даже если иногда и возникали образы, то они тут же таяли, ибо не были тем, чего хотел японец. Мозг кипит. Юри трёт виски и уже снова хочет продолжить поиски, но очередной усталый вздох вырывается из груди юноши. «Может, на сегодня хватит?» - в бессилии думает Кацуки. Он закрывает глаза, откидывается на спинку стула. Ему кажется, что он даже за последнюю неделю устал меньше, чем за прошедшие часы. Юри отгоняет все назойливые мысли, забывает всё, что прослушал для этого, оставляет голую идею и начинает поиски с самого начала. Юри отстраняется от реального мира. Он вспоминает своё детство. Почему-то в голове всплывают образы заснеженного Хасецу. Вспоминается, как маленький Юри лежит на снегу, раскинув руки, смотрит на звёзды, слушает дуновение ветра, чувствует какой-то необъяснимый душевный трепет, который не может описать словами. Но искрящиеся глаза и счастливая улыбка говорят за него. Всплывает образ шестнадцатилетнего Виктора: как он танцует, как улыбается, как сверкает его костюм, как развeваются длинные серебряные волосы. А Юри смотрит на это волшебство, не в силах оторвать взгляд, и не может понять: то ли правда на земле может существовать столь прекрасный человек, то ли это всё свет софитов и чёрный костюм? Нет, всё-таки, для него в 12 лет Виктор был кем-то, кого создали волшебники на пару с самими богами. Просто столько волнений душа Юри, кажется, не пережила за всю его недолгую жизнь, сколько пережила в момент выступления Виктора. Юри улыбается на яву. Кто же знал, что спустя много лет случатся ещё более сильные и глубокие волнения? В тот день шёл снег. Откуда в апреле снег? С чего бы вдруг? Но Юри нравится. Какой-то волшебный, не похожий на остальные день. И снег. Все переживания отступают. Юри точно хочет вернуться на лёд, увидеть Виктора. Наверное, Вселенная просто пошутила тогда над Кацуки, исполнив его мечты, и, тем самым, перевернула жизнь и взволновала душу. Но только сейчас, спустя время, юноша знает: всё серьёзно. И снег был далеко не случайностью. По серому небу пролетают чернохвостые чайки, которые заставляют Никифорова вспоминать о Санкт-Петербурге. Виктор задумчив, сосредоточен и вполне серьёзен. А Юри снова краснеет от слов, от нежного поцелуя и звонкого смеха, и душа трепещет. Он с какой-то иронией думает о том, что всё-таки одно из предложений Никифорова он принял. Юри видит перед собой Виктора. Все видят в глазах Короля лишь пленительный лёд. Но только Кацуки находит нечто большее, нечто искреннее, нежное, тёплое, но вместе с тем обжигающее и сметающее всё на своём пути. Юноша помнит, как сердце готово выпрыгнуть из груди от такого взгляда. А ещё он помнит, что творится в душе: вспышки ярчайших чувств и эмоций, которые не только не угасли, но продолжают греть. Юри резко открывает глаза, его руки вновь нависают над клавиатурой. Мотив, находившийся где-то глубоко в подсознании, всплывает на поверхность, как и название песни, которую Юри слушал будучи ребёнком. Как мог забыть он про то, что так сильно цепляло душу? Юноша не знает. Впрочем, это уже не важно. Кацуки нажимает на «Play» и в наушниках звучит знакомая мелодия, эхом отдающаяся в душе. Вместе с этим, кисть художника касается холста, рисуя новый волшебный образ, который Юри непременно воплотит в жизнь. Всё тот же вечер пятницы. Уже шёл девятый час, но на катке только недавно зажёгся свет. Юри разминает затёкшее тело, надевает коньки, выезжает на лёд. На несколько секунд он закрывает глаза и полной грудью вдыхает чуть прохладный воздух. Он снова ясно представляет образ, появившийся в голове. Юри видит себя человеком, которого окружают необычайные вещи, человеком, который способен творить столь же необычайные вещи. Но возможность видеть волшебство вокруг и творить своё волшебство есть лишь тогда, когда всё кипит внутри, переворачивается, ломается и собирается за доли секунд. Метания - вот что точнее всего характеризует это состояние. Душа мечется, как птица в клетке, тело наполняется необычайной лёгкостью и силой. И вот уже, кажется, весь мир застывает вокруг, останавливается само время. Есть только тело и душа, которые сливаются воедино и творят волшебство. Волшебство лишь для одного зрителя. Только для него сотворена эта магия. Потому что только он один в этом зале способен творить и понимать магию вокруг себя. Магию тела и души, магию Юри. Юноша открывает глаза, выдыхает полной грудью. Он включает музыку, чтобы ещё раз послушать. «Реквием по Небесам и Земле». Юри слышит каждую ноту, хорошо понимает ритм, и в его голове уже рождаются маленькие кусочки будущей программы. Когда мелодия заканчивается, Кацуки устало вздыхает. «Нужно много вращений, дорожки должны быть довольно быстрыми, но плавными. И ещё акценты. Придётся немного попотеть…» - думает японец, в очередной раз прослушивая музыку. - Ладно, попробуем, - сам себе под нос говорит юноша, выезжая на лёд. Звучит уже знакомая мелодия, Юри закрывает глаза, отгоняя все мысли прочь и оставляя место лишь для волшебных чувств. Тело само двигается в такт. Какие-то бессвязные движения, вращения, прыжки выглядят довольно сыро и несуразно. Но Юри не думает о том, как он смотрится со стороны. Он просто отдаётся своему вдохновению и творит, слыша только музыку и собственную душу. Ему до безумия нравится. Юри не знает, был ли прав Виктор что у него получится показательная программа, но то что ему правда нравится – это точно. Проходит час, два, а Юри всё ещё не может уйти со льда, забывая про время. Но неожиданная СМС от Никифорова заставляет прерваться. «Куда ты пропал, Юричка? Я соскууууучился.» - Он вернулся так рано? Но ещё ведь и десяти не...Что?! – восклицает Кацуки, смотря на часы. 23:34. «Совсем забылся…» - нервно усмехается Юри, снимая коньки и вытираясь полотенцем, - «Но это того стоило. Правда, как часто мне удастся тренировать эту программу так, чтобы Виктор не узнал?» - думает Юри. - Чёрт с этим! До завтра подождёт! – вслух говорит Кацуки, вставая со скамьи. Сегодня он слишком устал, чтобы решать ещё и этот вопрос. За пару минут юноша успевает переодеться и погасить везде свет, после чего коротко отвечает Виктору: «Скоро буду» Японец с чистой совестью выходит из зала, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Приятная усталость разливается по всему телу. Юри счастливо улыбается. Всё же, как хорошо творить для кого-то, кого ты любишь. - Юри~ - мурлычет Виктор, притягивая зашедшего в комнату юношу за талию. - Виктор, ты пьян как чёрт. Ложись спать, а то тебе завтра будет очень плохо…очень, - как можно более спокойно говорит японец, стараясь скрыть своё смущение. - Я не столько выпил, чтобы быть настолько пьяным, как ты говоришь, - с хитрой улыбкой говорит Никифоров над самым ухом Кацуки. - Н-ну знаешь! Ахаха… Стой! Не надо! – сквозь смех сопротивляется Юри, когда Виктор неожиданно начинает его щекотать. Но он не привык так просто сдаваться, поэтому тоже щекочет Никифорова. Они оба смеются, пока Кацуки не запинается обо что-то и не падает на кровать, утягивая за собой Виктора. На несколько минут повисает тишина, а потом комната вновь заполняется счастливым смехом. Японец лежит, раскинув руки, и смотрит на нависшего над ним Виктора. Запах алкоголя, смешавшийся с запахом одеколона, растрёпанные серебряные волосы, но также ясно сияющие голубые глаза. - И, всё же, ты пьян, - констатирует факт Юри, усмехаясь и рукой убирая чёлку с чужих глаз. - Но это не мешает мне ясно осознавать, что я тебя люблю, - с нежной улыбкой парирует Никифоров, проводя кистью по чуть красным от смущения щекам юноши. Юри удивляется столь неожиданному порыву чувств, но удивление тут же сменяется счастливой улыбкой и любящим взглядом. - Дурак ты, - смеётся Кацуки, - Но это не мешает мне тебя любить, - он накрывает ладонь Виктора своей. Юри не знает, в какой момент они стали вести себя так открыто по отношению друг к другу. И нет, он думает сейчас не о тех «особых тренировках» (хотя и о них тоже), а о чём-то бытовом. В их недолгих отношениях есть страсть, но в то же время есть нечто большее, нечто тёплое, родное. Есть доверие и понимание. Есть особое, подвластное только им двоим волшебство. «Вот оно счастье» - проскальзывает мысль в голове юноши. Виктор усмехается и нежно целует Юри, после чего ложится рядом и сгребает японца в охапку, носом зарываясь в чёрные волосы. - Устал? – неожиданно спрашивает Никифоров. Всё-таки, ничто не ускользает от этого человека. - Да, прости. - Я тоже, - чуть разочарованно вздыхает Виктор и, словно в подтверждение своим словам, сладко зевает, - Спи, Юри. Спокойной ночи~ - мурлычет Никифоров, целуя юношу в макушку и в очередной раз смеясь из-за покрасневших щёк Кацуки. - Спокойной, - шепчет в ответ Юри. Что-то снова переворачивается в душе, даря невероятные ощущения, но, в первую очередь, необъятное чувство счастья. И всё благодаря Виктору. На следующий день оба просыпают время утренней тренировки. Но ни Виктор, ни Юри не спешат вылезать из тёплой кровати. Вместо этого они сидят в наушниках и смотрят выступления с чемпионата Японии, разбирая ошибки и обсуждая программы других фигуристов. Всё-таки, иногда важно остановиться и взглянуть со стороны на то, что ты делаешь. Потом, в поисковике постепенно появляются названия других чемпионатов, другие имена. Так проходит не один час. Но домашнюю идиллию прерывает будильник, звенящий на телефоне. Фигуристы вылезают из под одеяла, Виктор идёт в душ, а Юри собираться на тренировку. И, разбирая сумку, Кацуки находит флешку, на которую вчера скинул музыку. «Показательные, точно!» - вспоминает японец, хватаясь за голову – «Вчера у меня была возможность поработать над этим. Но чёрт, не факт что ещё раз представится такой шанс! Как быть?» - Юри сидит на кровати, смотря в одну точку и думает, что же ему делать. - Юри! – слышит юноша женский голос снизу. «Минако-сан! Точно! Как я раньше не додумался?» Как-то так получилось, что Минако Виктор доверял балетную подготовку Юри, а по сему не ходил вместе с фигуристом в балетный класс. Кацуки застёгивает молнию на кофте и выходит к своей спасительнице. - О, а я думала вы уже ушли, - удивляется женщина. - Ну, Виктор вчера отдыхал, так что, как видишь… - Кацуки пожимает плечами. - Можешь не продолжать, - смеётся танцовщица. - Минако-сан, есть просьба. Могу я иногда приходить к тебе в класс на дополнительные занятия, но не к тебе? – нервно усмехаясь, спрашивает японец. - Собрался развлекаться, пока здоровье есть? – снова смеётся женщина, - Шучу. Но что всё это значит? – уже серьёзно спрашивает Минако. - Это связанно, скажем так, с новой программой. Мне нужно кое-над чем поработать. На льду. В одиночестве. - Но почему ты не можешь просто сказать об этом Виктору? - Он не должен знать, - отводит взгляд юноша, - Прошу, не говори ему! Это действительно важно. - Хм… Ладно, я сохраню твою тайну. Но не переусердствуй, - улыбается Минако. - Спасибо тебе огромное, Минако-сан! – облегчённо вздыхает Кацуки. - С тебя бутылка саке, - хитро усмехается танцовщица и удаляется в зал для гостей, - Удачи, Юри. У тебя всё получится. - Спасибо, - с благодарной улыбкой отвечает юноша. Как хорошо, когда есть на кого положиться. Юри ещё немного ждёт Виктора, а потом они вместе уходят на тренировку и возвращаются только поздно вечером. Привычный тренировочный день. Ещё много подобных дней проходит до Гран При. Единственное, что удивляет Виктора, так это частые побеги Юри к Минако. Но это явно не помешает, поэтому он просто желает Кацуки удачи, а сам остаётся дома, нежиться в горячих источниках. Гран При окончен. И чёрт, Юри правда смог выиграть! Похоже, только Виктор не сильно удивлён такому финалу. Потому что искренне верил в того, кого выбрал. А вот сам победитель всё ещё в шоке от происходящего и совсем забывает про то, что абсолютно не влияет на результаты, но что он также старательно и долго готовил для этого Гран При. Однако, ему об этом быстро напоминают: - Кацуки Юри, у Вас имеется показательное выступление? Вы не приносили музыку, но меня, всё же, попросили уточнить, пока есть время, – спрашивает его заглянувший в раздевалку помощник организатора. - Нет, мы не… - начинает Виктор, но его тут же перебивают. - Есть, - взволнованно говорит японец, отдавая незнакомый Никифорову диск. - Всё же, не зря пришёл, - усмехается мужчина, - Благодарю. Через 10 минут начало, подготовьтесь. Впредь, будьте внимательнее, - покидая раздевалку, информирует работник. - Конечно, - улыбается фигурист, провожая взглядом своего неожиданного спасителя. В комнате повисает тишина, в течение которой до Кацуки доходит весь смысл произошедшего. «Чёрт…» - ругается про себя японец. - Юри, - слышит юноша у себя за спиной и медленно поворачивается к Никифорову, чья улыбка и сложенные на груди руки не предвещают абсолютно ничего хорошего. - Д-да? - Что значит «есть»? – всё также растягивая гласные, спрашивает Виктор, медленно приближаясь к фигуристу. - Н-ну есть, - пятясь назад, сдавленно отвечает Кацуки. Но, к сожалению, или же к счастью, юноша ещё не научился ходить сквозь стены, а потому его спина касается одной из них. Виктор нависает над Юри, ладонями упираясь по обе стороны от головы своего нерадивого спортсмена. - Делал что-то, не сказав об этом мне? – задаёт очередной вопрос Никифоров. - Т-так вышло, – нервно усмехается японец. - Почему, Юри? – в этом вопросе уже нет удивления или чего-то, что пугало юношу до этого в предыдущих нескольких фразах. Лишь искреннее непонимание и внезапная…грусть? Да, действительно она! «Какой я дурак!» - думает Кацуки. Фигурист делает глубокий вздох, после чего улыбается. - Ты сам поймёшь, если захочешь, нет, если посмотришь на плоды моего труда, - улыбка тут же исчезает с лица. Он до этого момента даже не думал о том, что Виктор, возможно, не захочет его видеть после такого поступка. Юри хмурится и, чуть повышая голос, серьёзно добавляет: - А если не посмотришь… Да я не знаю, что я с тобой сделаю, если ты не посмотришь на то, что создано только для тебя! – Кацуки обнимает Виктора и зажмуривается, боясь посмотреть в глаза. Спустя несколько секунд он чувствует на своей талии пару сильных рук. - Ты, конечно, тот ещё засранец, - смеётся Никифоров, - Засранец, которому я верю и на которого не могу не смотреть, - Виктор ладонью проводит по щеке смущённого юноши. Юри резко открывает глаза и видит на лице Виктора нежную улыбку. Никифоров устал за те несколько дней Гран При, наверное, даже больше самого фигуриста – это понятно по взгляду. Но даже сейчас эти ледяные глаза сверкают, словно драгоценные камни, искрясь необъятной любовью. - Спасибо, - улыбается юноша. Его одаривают нежным, почти невесомым поцелуем. И снова Кацуки краснеет, а Виктор смеётся. «Кто здесь ещё засранец…» - думает про себя Юри. - Причешись, у тебя скоро выступление, - говорит фигурист, ещё сильнее взлохмачивая чёрные волосы японца, - Я буду ждать. И внимательно смотреть на тебя, Юри. Удиви меня, - добавляет Никифоров, и с этими словами покидает раздевалку, оставляя юношу наедине с самим собой. Кацуки тяжело вздыхает и садится на скамью. Впервые за все дни соревнований юноша наконец расслабляется и перестаёт нервничать. «Я точно смогу удивить тебя, Виктор!» - с улыбкой думает фигурист, снимая свой костюм, дабы сменить его на другой. Хорошо что у Юри есть знакомая швея, с которой они сумели договориться. В наушниках играет музыка, а Юри разогревается, вспоминая все те моменты в жизни, которые заставляли душу трепетать и метаться. Юноша не улыбается, не смеётся, не смущается при каждом новом воспоминании: на его лице читается глубокая задумчивость, которую, кажется, ничто не может нарушить. И особая аура витает вокруг японца в такие моменты, аура не позволяющая оторвать взгляда. Победитель выступает последним, поэтому ровно за одно выступление Юри выходит к катку. Виктор сидит на месте для тренеров и молча смотрит на Кацуки. Юри тоже молчит. Сейчас им не нужны слова - только всё испортят. Выступление заканчивается, и фигурист скидывает кофту, ловя на себе удивлённый взгляд Никифорова. Ещё бы не удивляться, когда видишь незнакомую, но прекрасную вещь, сделанную со вкусом. Костюм с чёрным низом и с верхом цвета морской волны, расшитый стразами сверкает в свете софитов. Но Виктору кажется, что сам Кацуки сияет. Почему-то, Никифоров только сейчас обращает внимание на то, как сильно поменялся Юри. Этот худой, подтянутый юноша с необычайно лёгкими движениями и столь завораживающей аурой совершенно не походил на Юри, которого Никифоров впервые встретил на горячих источниках. Но тот, кто сейчас стоит на льду, ожидая начала музыки - настоящий Юри. Кацуки закрывает глаза. Пришло время творить волшебство. Звучат первые аккорды. Взмах рукой, шаги, и взгляд, обращённый в сторону лишь одного человека. По спине Виктора пробегают мурашки. Но Юри не думает ни о чём. Ни о том, что скажет Никифоров по поводу новых элементов, которые они никогда не отрабатывали, ни о сложности вращений, ни о тройном акселе впереди. Он не замечает, как меняется его выражение лица, с какой скоростью он выполняет вращения, с какой плавностью и элегантностью делает дорожки, насколько высоко прыгает, и с какой силой он отталкивается от льда на разворотах, что даже сверкающая снежная стружка вылетает из под лезвий. Он просто продолжает двигаться, точно попадая в такт музыке и отдаваясь своим порывам души. Реквием по Небесам и Земле. Юри выбрал эту мелодию, потому что, будучи подростком, он однажды посетил концерт автора и ясно видел, что питало эту музыку: метания души. Это столь близко фигуристу, он так хорошо понимает мотив, что натренированное выносливое тело двигается само. Вот оно волшебство: сила тела сливается с порывами любящей и вдохновлённой души. И уже не ясно, где начинается одно, а где заканчивается другое. Впрочем, какая разница, если всё сотворено для одного человека среди сотни зрителей? Последняя серия вращений, последние шаги, последнее движение рук, головы, и музыка заканчивается. А на глазах Юри выступают слёзы, от столь сильных эмоций, которые накрыли с головой, словно морские волны. Но он прыгает прямо навстречу волнам. Потому что знает - это того стоит. На арене на несколько секунд повисает тишина, а потом весь каток заполняется возгласами и аплодисментами. Выступление Юри буквально взрывает зал. Юноша улыбается, не слыша ничего, кроме бешеного стука сердца. Он благодарит публику, кланяется и разворачивается, дабы посмотреть на того, кому предназначалась эта программа. Никифоров не аплодирует, а молча смотрит прямо на Кацуки. Но Юри не видит ничего, кроме знакомого силуэта, - слёзы застилают глаза. Фигурист медленно подъезжает к тренерскому месту и его тут же притягивают к себе, не давая отдышаться. Виктор утыкается лбом в плечо японца, глубоко вздыхая. По всему телу пробегает мелкая дрожь. - Виктор…? - Что же ты делаешь? - с какой-то странной усмешкой спрашивает Никифоров. Юри не понимает, что имеет в виду Виктор до того момента, пока они не встречаются взглядами. Юри забывает, как дышать, потому что просто не верит в происходящее: в ледяных глазах застыли хрустальные слёзы. - Ч-что не так? - с опаской шепчет Кацуки, стараясь не выдавать дрожь в голосе. Но тщетно. Виктор лишь смеётся и нежно целует Юри в макушку, пока зрители слушают объявление. Он не в состоянии сейчас ясно выражать свои мысли. Потому что, кажется, он тоже попал под волны, которые накрывают его с головой. Никифоров не знает, как описать эти необъятные чувства, но точно знает, что его понимают. И он сам тоже всё окончательно понимает. - Я наконец понял, Юри, - улыбается Виктор, хмурясь и закрывая глаза на несколько мгновений, - Спасибо. Юри счастлив. И в отличие от Виктора, не способен сдержать слёз счастья. Никифоров снова смеётся, пальцами нежно вытирает слезинки с щёк и вновь обнимает фигуриста. Кацуки сминает в пальцах чёрную рубашку на спине Виктора и молчит. Минута, полторы, две… - Юри… - Знаешь, ведь это из-за тебя…из-за тебя я стал таким, - перебивает юноша, смотря на Никифорова. - Это лучшая похвала для тренера, - усмехается фигурист, - И лучшее признание в любви, - сменяя усмешку на улыбку, добавляет Виктор. Юри смущается и отводит взгляд, но холодные пальцы касаются подбородка, заставляя вновь посмотреть на Виктора. Никифоров замирает на доли секунд, чтобы ещё раз заглянуть в светящиеся карие глаза и что-то в них найти. Видимо, это "нечто" находится, потому что он приближается к губам Юри и целует юношу. Страсть, нежность, любовь, счастье, восторг - всё выражает Виктор одним поцелуем тем самым ещё раз доказывая, что он действительно понял Юри. А Юри отвечает взаимностью: как иначе ответить тому, кого любишь? Мир замирает, время останавливается, и нет ничего, кроме этого мгновения длиною, кажется, в целую жизнь. Вот что называется великим волшебством. Истинным волшебством родных тел и любящих душ.