Отказ от прав: Принадлежало бы мне — кончилось бы иначе. (Автор.)
И никто не осудит
Вы, словно стайка леммингов,
Выстроились у кромки воды.
Пенни слушает учёного с болезненным восторгом. Его слова так правдивы. Изложено плохо, зато наконец раскрывает ей глаза.
«Доктор Ужасный! — вспоминает она. — Я его знаю».
Да, это было в день, когда она познакомилась с Билли. Когда она встретила Капитана Молота. Кошмар! Доктор Ужасный обращался к ней, а она была так поглощена Капитаном, что даже не услышала. А судя по нынешней речи, он пытался предупредить её.
Капитан Молот эгоистичен, глуп, опасен. Что-то вроде этого.
Он причинит тебе боль, соблазнит тебя, будет обращаться с тобой, как с куклой. Так он говорил?
Унизит тебя, собьёт с пути, заставит обо всём забыть. Нет, там было:
Послушай, послушай, я пытаюсь сказать, что он...
Почему она не услышала?
Порой я гадаю: можете ли вообще слышать меня? Капитан Молот, орудие Корпораций — Так подними голову, Билли, приятель. Как говорит Капитан Молот —
Он швырнул в меня машиной, снова выбил мне плечо, всё так запутано, отрезать голову, рыба гниёт с головы, ты лечишь симптом, вылечи болезнь, общество ускользает, мы ускользаем, мы все ускользаем, почему вы не видите, что мы ускользаем, неужели только я понимаю, что мы ускользаем, ускользаем, ускользаем...
— Это плохой звук...
Замораживающий луч больше не действует. Капитан Молот хватает Луч Смерти и целится в Доктора Ужасного.
— Передай привет апостолу Петру. Или кто там выполняет его работу
в Аду.
Нет.
Нет.
Кровь, как много крови! Всякое повидаешь, когда помогаешь бездомным. Избитые, голодные, ветераны — Пенни видела их всех. Но она не видела
такого.
Ленивый удар, и Доктор летит через залу. Белые перчатки шарят по полу, ищут, за что зацепиться, — пытаются остановить этот полёт. Пронзительный звук: что-то твёрдое ударяется обо что-то ещё твёрже; Пенни слышит, как ломаются кости, может быть, треснул череп, а может, что-то другое.
Она безуспешно осыпает ударами Молота, бросается всем незначительным весом на его перекачанный торс. Но слишком поздно. Кровь Доктора повсюду, а сам он лежит неподвижно, заливая алым белизну халата. Всё это — красное на белом, нелепые взмахи рук — выглядит, как трагедия, поставленная в лучшем театре. Пенни
ненавидит трагедии, даже поставленные в лучших театрах.
Капитан Молот тянется поцеловать её — будто это финальная сцена фильма и пора подкатить к двадцатилетней модельке, чьи груди вот-вот вывалятся из порванной рубашки, — но Пенни награждает его такой пощёчиной, что даже супергерой чувствует. Он отпускает её и хватается за расцветающий на щеке розовый след. Пенни встаёт на колени перед Доктором Ужасным. Её леггинсы покрывает кровь, но это неважно. Важно лишь, что грудь Доктора Ужасного ещё поднимается и опадает, а взгляд, пусть расфокусирован, но шарит по сторонам. Этот взгляд останавливается на ней.
— Пенни? — произносит Доктор Ужасный. Кровь пузырится на его губах, окрашивает их, будто жуткая помада, и пачкает её имя.
Что?
— Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, надо просто дождаться скорую, только держись... пожалуйста. Пожалуйста. Ты не можешь умереть вот так, правда?
Доктор Ужасный улыбается, и его зубы покрыты пятнами крови, нитями красной паутины с дёсен. А может, он прокусил язык, когда получил удар? А может, у него внутреннее кровотечение? Пенни готова поспорить, что дело в кровотечении.
— Скажи –
му – скажи
ему, что… — льдисто-голубые глаза шарят по комнате, пока не натыкаются на Капитана Молота, который всё ещё лелеет щёку. — Я никогда... я не хотел никого убивать... я никогда никого не убивал... Пушка была для показухи. Я даже денег не брал. Только золото, но оно… боже, как больно. Это даже хуже, чем машиной...
«Машиной? Машиной!» Пенни вспоминает и это. Капитан Молот швырнул машину в Доктора Ужасного. Удар бы переломил ему позвоночник, но Доктор Ужасный чудом увернулся, отделался синяками и царапинами. Пенни беспокоилась о нём в тот раз, но Капитан Молот всегда умудрялся отвлечь её от важного. Раньше.
— Я помню машину, — говорит она. И пытаясь юмором сгладить боль, добавляет: — Ты что, бессмертный?
Улыбка вновь появляется и опадает, столь же красная.
— Очевидно, нет.
Он болезненно кашляет. Новый капли крови срываются с его губ, тянутся от изгиба губ к подбородку, покрывают кадык. И снова это похоже на трагедию, ужасный этюд в красно-белых тонах. Пенни не знает, что делать: потому что именно так люди выглядят в фильмах за секунду до смерти и потому что никогда не видела такого насилия.
— Эй. Эй, не умирай. — Будто это поможет. Но она требует от него: не умирать сегодня. — Нет. Нет! Ты не можешь умереть, понимаешь? Не можешь вот так. Я даже не знаю, как твоё имя!
Красные губы открываются — или пытаются, потому что на его груди расцветает алый цветок, а сам он бледнеет на глазах.
— Б...
Побелев, он лишается злодейских замашек, и она осознаёт, что знает его. Пенни снимает с него очки, взъерошенные светлые волосы падают на лицо, а излом бровей больше не выглядит так зловеще.
Пенни знакомо это лицо, и она не может поверить, что не поняла раньше.
Это Билли.
— О Господи. Господи, Билли, ну почему ты не сказал? Ты — ах, ты дурень — почему ты не сказал мне?
Он просто
глядит.
— Проехали.
Она думает о травмах Билли, о том, как он вздрагивал при малейшем шуме и шарахался при разговорах о Капитане Молоте — и о страсти, с которой он говорил сейчас. Так он и жил, молча, но храня в груди яростный огонь.
— Ты пытался сказать. Но я не слушала.
Доктор У...
Билли ухмыляется. Внезапно глаза его расширяются, а пальцы цепляются за ткань её куртки. Он хочет что-то сказать, но голос покидает его вместе с кровью. Краем глаза Пенни видит, как Капитан Молот переминается с ноги на ногу позади.
— Билли?
Она понимает, что он смотрит на что-то за её спиной, но не на Молота. И почему-то кажется, что он подталкивает его.
— Что, Билли?
Из его гортани доносится низкий хрип, и Пенни глядит через плечо, пытаясь найти, на что он смотрит. Она видит пушку. Не Луч Смерти, другую. Она узнаёт её из выпусков новостей.
И своим Замораживающим Лучом я остановлю мир.
Это механизм, который заставил Капитана Молота застыть.
— О. — В её мозгу мелькает осознание. Билли, конечно, гений, но и она не дура. — Да! Как?
— Си ка, — бормочет Билли, кровь склеивает его губы, — ккха.
— Что? — Она отрывает кусок рукава и промакивает им рот Билли, пытаясь убрать жидкость. Что-то мелькает на его лице, и она предполагает, что боль, но может быть и что-то другое, чему не время и не место.
— Син... — выдавливает он, — нопкх…
Пенни отодвигается к Замораживающему Лучу, а её мозг пытается расшифровать слова.
— Син… синяя кнопка! Синяя кнопка?
— Аха.
Там всё равно лишь три кнопки, так что даже если бы Билли не мог говорить, был бы шанс один к трём, что она бы угадала. Вот эта. Может, Билли и съехал с катушек, но не слишком далеко, и простота его механизмов позволяет Пенни легко использовать пушку.
Она нащупывает кнопку и надеется, что две секунды, которые она потеряла из-за вспотевших пальцев, не повлияют на жизнь Билли. Она нажимает на кнопку.
oooOOOooo
Пенни сдавала кровь для переливания много раз, но никогда в такой спешке. Она твердит им спасти Билли, хоть они и пообещали, что сделают всё возможное, но она не поверит ни слову, пока Билли не выйдет из больницы полностью здоровый. Глаза заливает темнота и она понимает: «Ой, я отключаюсь».
oooOOOooo
— Эй...
Билли смотрит на Пенни. Она сидит, а он лежит — эй, на больничной койке! Его вена уже потемнела под катетером. Та часть его души, которая так долго пряталась в тени, паникует, потому что в катетере может быть что угодно, а больница — равно проблемы. Хотя Пенни здесь, а Пенни бы не позволила сделать с ним что-то плохое, так? Так ведь? На её лице ведь нет неодобрения или жестокости. Она просто сидит и смотрит на него.
Он не помнит точно, как попал сюда, но может предположить. А ещё он гадает, почему Пенни здесь, потому что судя по обрывкам воспоминаний, она знает, кто он.
Ему больно от самой мысли что-нибудь сказать, так что он склоняет голову к ней и надеется, что она поймёт тысячи слов, которые он хочет выразить этим маленьким жестом. Слова уплывают от его сознания, было бы здорово, если бы они могли приплыть в её мозг. Следующей надо изобрести машину для чтения мыслей.
Пенни не подаёт признаков внезапно возникшей телепатии. Вместо этого она поднимает руки, и он видит, что она держит два белых пластиковых стаканчика. Когда Пенни ставит их рядом с ним, лёд тает и капает на больничные простыни. Билли пялится на пластиковые стаканчики, пока его затуманенный мозг не узнаёт замороженный йогурт.
— Я заказала один, а мне дали два, — говорит Пенни, придвигая один из стаканчиков ближе к нему. Она улыбается, и он тоже хочет улыбнуться, но не уверен, что переживёт это. — Какое безумно случайное стечение обстоятельств.
Он не может улыбнуться, хотя и хочет. На это нет сил, да и боль такая, что кажется: разговор так сдавит его внутренности — речь просто не стоит того, чтобы сказать этой девушке, как он её любит. Не то чтобы, гм, он
это собирался сказать. Просто пример чего-то, что он не может сказать, потому что речь отказала. Так бы он, наверное, сказал что-то вроде «спасибо» или «ага». Потому что никакие слова не могут это выразить. Слова слишком мелки. И математика, с которой у него гораздо лучше, тоже слишком мелка, а это уже показательно. И даже наука, прекрасная наука, не может это вместить это. Не способна даже поэзия — произнесённая человеком, уж им так точно.
От его молчания улыбка Пенни сникает.
— Всё хорошо?
— О, — этот маленький звук царапает гортань, а может, это боль от улыбки, которую он продержал целую секунду. Пенни видит её и улыбается в ответ. Её улыбка прекрасна. — О да...
