Kill la Kill - Огонь, Лед и... Кислота.

…Маленький, тесный кубрик на базе антиуниформной партизанской организации «Нудистский пляж», расположенной на окраине Осаки. Койка. Самая обыкновенная койка на Земле. Бледное, с лёгким румянцем, юное лицо на подушке. Не самые правильные, но достаточно мягкие черты лица можно было даже назвать «детскими». Небольшой, аккуратный нос слегка задирался кверху, слегка нагловато и боевито, при этом пара ноздрей-дырочек по-детски выглядывали наружу. Подбородок был небольшим и не особо выдающимся. Щёки округлые, сейчас они намного бледнее, чем обычно. Губы небольшие, слегка выступающие вперёд, в целом тоже не выдающиеся. Рот немного приоткрыт в спокойном, но при этом же несколько напряжённом дыхании. Под рваной, неровной чёлкой, отросшей довольно сильно, были спрятаны лоб, тонкие брови и глаза. Так как девушка спала, глаза были закрыты. В открытом состоянии они были бы большие, глубокие, с синими ясными зрачками, по в центре радужки которых имелись шесть маленьких зубчиков. Волосы средней длины, небрежно растрёпанные, были раскиданы по подушке, лишь в малой в соблюдая форму стрижки. Из волос чёлки выделялась странная, прядь красного цвета, слегка закрученная направо. Остальное тело, вытянутое во весь рост, было скрыто под белой тканевой простынёй. Но и так было заметно, что девушка худая, стройная, невысокого роста, но при этом крепкая. Было заметно, как она дышит под одеялом, которое то приподнималось, то опускалось на уровне груди. Дыхание было заметно тяжёлым, хотя и равномерным. Старая кровать едва слышно скрипела под лежащей на ней ученице. Рядом с ней был положен изогнутый широкий клинок красного цвета с круглой ручкой, похожий на часть от ножниц, чем, собственно, он и являлся. Оружие тяжёлое, лишь достаточно сильный и ловкий человек способен управляться с подобным оружием. Матои Рюко, 2136 года рождения, Япония. После взрыва в академии Хоннодзи она впала в кому. Кровавый трансформировался в обыденное состояния и слез с её тела. Он сам волочил её на себе вместе с ножничным клинком, прилагая невероятные для себя усилия. Вскоре его вместе с Рюко обнаружил Айкуро Микисуги. Их вместе поместили в кубрик на тайной базе «Нудистского пляжа», где Сенкецу, словно сторожевой пёс, верно маячил у её постели. Ночь за ночью. День за днём. Всё это время, пока «Нудистский пляж» вёл отчаянную и всё более безнадёжную борьбу с нашествием каверс, он следил за ней. А она неподвижно лежала на постели, не просыпаясь. Рюко спала, не требуя ни пищи, ни воды. Как будто внутри неё замерло всё. Ничто не могло её пробудить. Кровавому больно за неё. Он слышал всё, что сказала ей Рагё. Это представлялось невозможным. Теперь невозможно было отделаться от ощущения, что что-то неминуемо испорчено. Камуи как будто чувствовал, что это ещё аукнется в будущем. Как ни пытался отделаться от нехороших мыслей и предчувствий — этого не удавалось. Вся семья Манкансёку также собралась вокруг её постели, том числе Мако, спасённая в день начала нашествия Ткани Жизни. «Рюко. Почему ты не просыпаешься, Рюко?» — думал Кровавый, озадаченно глядя на неё своим глазом-платком. Внезапно в рукав ему вцепилась Сукуё Манкансёку: — Мне так жаль что мы не можем с тобой говорить Кровавый! Мы просто не понимаем, когда ты пытаешься говорить с нами… — Кровавый малость обомлел от таких слов. Он не ожидал, что с ним начнут говорить, ведь раньше Манкансёку думали, что он просто одежда. Неодушевлённый предмет. И тут такое внимание! — Но нам ясно как день, что ты живой, и что ты — лучший друг Рюкочки! И что ты о ней беспокоишься! — в этот момент она немного напомнила Кровавому Мако — такой же добрый и наивный взгляд. «Ну наконец-то!» — подумал Кровавый. На него наконец-то смотрят, как на своего! — Тётушка! — с возгласом он бросился в руки Сукуё, и та, хотя и не услышала его, но поняла что чувствует в этот момент, прижав к себе с тёплой улыбкой. — Вот так! Будь я на двадцать лет моложе, я бы мигом тебя надела! — попыталась она ещё подбодрить его по-своему. Дверь открылась, и вошёл Микисуги. — Как сегодня обстоят дела с Рюко? — спросил он. — Не могу сказать точно, — отвечал Барадзо Манкансёку. — Но рана, возникшая, когда её сердце вытащили, затянулась ещё тогда. Это… Как бы сказать… Явно не по-человечески. — в этот момент Кровавый резко напрягся, и его чёрно-синий воротник резко встал дыбом: — Что ты сказал?! — в гневе выпалил он, и хотя его слов никто не слышал, все поняли его возмущение по движениям. — Успокойся! — охладил его Айкуро. — Именно ты принёс к нам бесчувственное тело Рюко. Пусть мы и не можем с тобой говорить, но понимаем твои чувства. — Если пациент хочет спать — то пускай спит! — подключился Манкансёку-старший. — Она ведь пережила очень сильный шок. — Не могу поверить, что мать Рюкочки — Кирюин Рагё. — приложила руки к щекам Сукуё Манкансёку. — От доктора Матои я тоже об этом ничего не слышал. Знал бы раньше, то смог бы как-нибудь смягчить для неё этот удар. — Что сделано, то сделано! Иногда быть живым уже достаточно! — констатировал этот момент Барадзо. В этот момент в комнату в сопровождении Гамагори Иры заскочил Маторо, брат Мако. — Маторо! Так ты жив! — воскликнул Барадзо. После взрыва в академии Покаяния Маторо пропал без вести, и лишь теперь, спустя месяц, был обнаружен одним из членов «Элитной четвёрки» Дзякодзуре Нонон. — Конечно, живой, ты же Манкансёку! Видишь, я же говорил! — тараторил он, прижимая к себе сына и поглядев на Микисуги. — Маторо! Я знала, что ты живой! — кинулась к нему Мако, которая до того молча стояла в стороне. В течение всего этого месяца она была в мрачном настроении ввиду неважного состояния Рюко, своей лучшей подруги, и с тех пор ходила подавленная, мало на что обращая внимание. Впервые за это время она приободрилась. — Сестрёнка! А я тебя искал-искал! Всё разыскивал того урода-смокинга, что тебя поглотил! А потом ещё и пришлось выживать самому. — А меня вытащили прежде, чем он меня съел! — Правда? А я и не заметил! — Так ты искал свою сестру?.. — У Гамагори даже навернулась слезинка. Он был заметно тронут. Сукуё Манкансёку погладила Маторо по голове и сказала: — Я тобой горжусь, Маторо. — Не будем плакать. В конце концов, ведь девчонки из семьи Манкансёку так просто не помирают! — солидно заметил Барадзо. Внезапно на плечо Маторо опустилась большая, увесистая ладонь Гамагори, крепко стиснувшая его плечо: — Послушай, мальчик! Я не дам твою сестру в обиду, несмотря ни на что! Гамагори Ира посвятит этому делу тело и душу! — взревел былой глава Дисциплинарного комитета. — Ты… Ты мне ключицу сломаешь! Хватит… Папа!!! — завопил Маторо, так как Гамагори надавил очень уж сильно. Барадзо присмотрелся: — Он уже сломал, ага… Десять миллионов йен за ущерб, приятель! — и хитро улыбнувшись, протянул руку, мол: «Гони компенсацию». — Десять миллионов??! — бедный Гамагори аж моментально вспотел, ибо таких денег у него и в помине не было. Поглядев на этот «цирк», Айкуро многозначительно почесал подбородок и заметил: — Когда я смотрю на вашу семью, то чувствую надежду на выживание человеческой расы. Неожиданно к Гамагори подскочила Мако. — Генерал Гамагори! Так вы тогда меня бросились спасать? Гамагори был весьма смущён этим вопросом. — Ну, это обязанность главы Дисциплинарного комитета — защищать попавших в беду учащихся академии Покаяния! — буркнул Гамагори, отводя взгляд. Однако Мако не отставала, продолжая свои попытки заглянуть ему в глаза: — Но ведь вы тогда спасали именно меня! А каверсы и на других студентов набрасывались! — Ну, я… — неожиданно он замялся. Вдруг в дверях нарисовалась Нонон: — Эй, я смотрю, вы тут флиртом занимаетесь, господин глава Дисциплинарного комитета! — с медовой улыбкой протянула она. — Я не флиртую!!! — рявкнул Гамагори. Но по настойчивому взгляду Нонон, и ещё более настойчивому взгляду сияющей, как звезда, Мако, он понял, что теперь не отвертится. *** Вскоре все они ушли из кубрика, оставив Рюко наедине. Остался только Кровавый. Он услышал, как она вдруг замычала во сне, болезненно скривившись. Кровавый понял — плохо дело. Её опять мучают кошмары. Как будто она даже во сне мучается от осознания того, кто она. *** POV Рюко Никто не знает, каково это, Быть плохим человеком, Быть печальным человеком За голубыми глазами. Никто не знает, Каково это, когда тебя ненавидят, Когда тебе суждено говорить только ложь. Никто не знает, каково это, Испытывать чувства, Которые испытываю я. И в этом я виню тебя! Никто не прилагает столько усилий, чтобы Сдерживать собственную злость. Зато ни моя боль, ни страдания Не показываются наружу. Из перевода Behind Blue Eyes — группа Limp Bizkit В детстве обычно не бывает так больно, и главной проблемой являются разбитые коленки. А не сердце… Но не у меня. Меня жизнь просто поколола иголками ещё в детстве! То, что сделало меня сильнее характером, других уже убило бы. Никто не видит, как плачет ночами та, которая идёт по жизни, смеясь. Сколько на мою голову было вылито грязи. Чего я больше всего терпеть не могу, так это когда лезут в мою душу. Тем более, когда в неё плюют! Меня часто окружающие — а это одноклассники, учителя, соседи, да и просто встречные-поперечные, — называли «врединой». Ну извините, когда человек высказывает собственное мнение, это вроде бы считается нормой у людей. Или я что, не человек? Хотя, да, теперь этот вопрос действительно спорный… Ох, чёрт побери! Я родилась уже тогда, когда «Ревокс» начинали только процветать. Уже тогда всякие различные махинации и мошенничества проникали в разного рода структуры — от верхушек власти Японии до простых общежитий и школ. Всякая подкупленная шваль заправляла делами почти в любых местах. Когда отец отдавал меня в то общежитие с началом школы, я плакала. Не хотела чтобы он уходил. Не понимала, зачем он меня оставил. И я первые дни просто забивалась в угол, прячась ото всех. Не хотела, чтобы они видели, как я плачу. В начальных классах меня часто дразнили остальные. За то, что я была самой маленькой по росту среди них. За странную чёлку с красной полоской. Если бы я знала о её происхождении… В общем, за то, что была не такая, «другая». Непонятная для них. Они смеялись надо мной. Как смеются над многими, кто не вписывается в привычную обществу грёбаную систему понятий и ценностей, кто им неудобен. Я знаю, что я не одна такая во всём мире, но всё же — почему? Неужели нигде нет нормальных людей, без предрассудков? Откуда столько больных на всю душу выродков?! И так ежедневно… Думаю, неудивительно, что у меня постоянно чесались язык и руки. И сейчас чешутся! Вот я и била всех, когда подросла! Я видела их насквозь. Видела, насколько они уродливы внутри. А они меня боялись, зная, что я не прощаю подобного уродства. Не знаю, как другие подобные мне по характеру люди, а лично я всегда хотела себе такие очки… которые бы позволяли в человеке разглядеть истинную его натуру — мразь он или нет! Почему надо обязательно рисковать, самостоятельно проверяя каждого? Такое ощущение, будто многие люди не умнее камней, валяющихся на дороге. Где качества, отличающие человека от его прототипа? Доброта и сострадание считаются за слабость, честность — за глупость, личное мнение — за наглость. Не гонишься за модными вещами — отстал от жизни, и тому подобное. Я не могу жить с ними под одной крышей, под одним небом. Но увы — мир слишком тесен! Развелось таких поганцев, что и кирпичу упасть из-за них негде! Во мне нет доверия к этому большинству. Никакого! С ними слова не работают — только кулаки. Злость, агрессия, недоверие стали моими попутчиками в жизни. Ведь они ходят в масках, скрывая свои истинные намерения. Ну, а я решила снять с себя абсолютно все маски — чтобы сломать психику окружающим! Я просто человек со сложным характером. Я не грубиянка, но люблю немножко поязвить. Я не верю в чудеса, но жду их. каждый день и каждую минуту… Я предпочитала тишину и спокойствие. Да-да, и не удивляйтесь! Я люблю такие моменты! Просто за эти тишину и спокойствие надо было сперва побороться с шумом! И да, Мако мне при том, что сама очень шумная, никогда не мешала — наоборот, с тем, с кем приятно общаться, кто близок тебе по душе — с тем вдвойне, втройне лучше! Жалко, что таких мало! Они как настоящее сокровище среди кучи навоза. Больше всего в жизни попадается именно «навоз»! А ещё — многие из людей самые настоящие «крысы». Никогда не знаешь, что они на самом деле думают о тебе. Некоторые высказываются о тебе прямо. Но есть такие, которые в глаза тебе говорят, что ты, мол нормальный. А за спиной перешёптываются. И что хуже всего — когда они себя-таки проявляют, нужно обязательно считаться с их идиотским мнением! Чёртовы ублюдки… Таких ещё больше ненавижу. И я никогда не пойду с такими на компромисс. Ни за что! *** «…Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Улицы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью. И когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнёт тонуть. Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится им до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: «СПАСИ НАС!» Ну, а я прошепчу… «НЕТ!» — Из дневника Роршаха, фильм «Хранители» 2009. Помнится, ещё я любила бегать по улицам, есть мороженое (правда, такое счастье перепадало редко!), а ещё пить воду из-под крана, хоть это неприлично! Уроки временами прогуливала (правда, не просто так, гуляла напропалую, а специально — когда учителя перемыкало и на меня начинали катить «бочки»!), в общем — раздолбайка! Но меня всегда отличало одно. То, чего в нашем бессовестном мире всегда не хватало — острое ощущение какой-то несправедливости в том, что происходило вокруг меня. И желание всё это изменить, ну хоть как-то! До того, как меня в четырнадцать лет перевели в другую школу, в первой, за четыре года до перевода, у меня появилась подруга. Её звали Ханако Матсуко. Полная блондинка в синем свитере, — правда, «тупой блондинкой» она не была, как это принято у людей за стереотип (вообще-то всегда думала, что все стереотипы у людей — тупые. Как и сами люди, верящие в эти стереотипы). Когда она только прибыла в нашу школу, она видела, что я являюсь объектом нападок и насмешек одноклассников. Конечно, они уже тогда побаивались моей руки — а она была тяжёлой! — но всё равно продолжали всем скопом высказывать мне недовольство. По поводу того, как я одеваюсь (а за модой я не гналась — просто плевать было!), или того, что в столовой предпочитаю есть в одиночку, подальше ото всех, и так далее. Но она единственная вступилась за меня. Правда, ничего особенного, просто высказалась, что каждый живёт и делаёт всё так, как того хочет. Ну, мои однокласснички побазарили ещё совсем недолго и разошлись. Ну, и на том спасибо. Мы и стали общаться. Она была единственной, с кем я делилась своими мыслями. Делилась обедами и завтраками. Это было неплохо. Тем не менее, она ничем не напоминала Мако. Слишком слабохарактерная. Это стало ясно в первый же год после нашего знакомства. Кроме того, она оказалась не слишком стойкой к «общественному мнению». Она постоянно прислушивалась к тому, что наговаривало ей это стадо тупых имбецилов, называемых «одноклассниками». В конце концов, ребята из моего класса её уломали. Она стала поддаваться погоне за модными вещами и клубными вечеринками. Вместе с этими гадами. Она вообще стала стремиться походить на них. Стала «моднявой», ну вообще. Только это очень испортило её внутри. Наше общение стало сходить на нет. А наши ребята только руки потирали, глядя на разлад нашей былой дружбы… Если только была дружба, а не её иллюзия. Развязка наступила, когда мне было четырнадцать. В тот день я обедала в школьном парке, опасаясь заляпать новенькую, скромненькую форму, высланную мне в общежитие отцом. Тут Ханако и подскочила ко мне. На неё смотреть было немного противно — слишком сильно накрашенная, в каком-то фасоновом жёлтом платье и круглыми жёлтыми серьгами, как кукла какая-то. И в этом она ещё и в школу явилась, благо её новая «компания», в которой состояли сынки и дочки богатых «толстосумов», отстаивали это право для себя и друзей — ходить в школу в чём угодно и когда угодно — у директора и учителей школы, боявшихся гнева их родителей! Да ладно, что я, сознаюсь — очень противной она стала с виду! Почему я раньше с ней не порвала только, ума не приложу! Надеялась что ли, что она исправится? Если так — зря надеялась, дура я такая! — Ты слышала — Кенши спит с Сату! Представляешь? А я думала, они друг друга совсем не интересуют. Я в ахрене смотрела на неё — и как она смеет мне сообщать подобные новости?!! Эта та самая скромная и добрая Ханако, которую я знала пару лет назад?! Как же она упала в моих глазах! Просто разбилась обо асфальт моего доверия! Я посмотрела на неё с широко распахнутыми от шока глазами. А она: — Эй, чего у тебя взгляд такой? Что-то не так? — и говорила ещё так гламурно. — Да ничего… Ты на себя посмотри. Что это у тебя за манеры теперь? — А что не так? — возмутилась она. — Как ты смеешь говорить со мной о таких вещах?! Раньше ты была приличной, хорошей девчонкой! Как ты опустилась до такого уровня! Почему тебя вообще интересуют подобные вещи — кто с кем спит?! Пошлячка чёртова! Тебе на саму себя не противно в зеркало посмотреть? Почему ты уподобилась этим животным, глупым скотам, треплющимся из-за всякой мерзкой и пошлой ерунды?! И почему ты сообщаешь это мне? Почему ты меня в это втягиваешь?! — Я не поняла — а что в этом плохого? Я наконец-то в большой тусовке, и ты не представляешь, на какой я теперь высоте! — А я, значит, теперь для тебя в пролёте? Я из низшего общества, типа? — хмуро обращаюсь к ней. — Я этого не говорила! Но они… — Слушай, брось ты их! Неужели тебе не тошно от одного их вида! Они с детства курят дурь, пьют, и это помутнение мозгов считают за хороший отдых! В глаза они друг о друге отзываются хорошо, а потом, за спиной, тут же принимаются поливать друг друга грязью! Они без тени стыда и сострадания смеются над чужими проблемами! Они подлые, грязные, жестокие! Почему ты с ними, я не понимаю?! Этот разврат для тебя и есть крутая мега-тусовка?!! — накричала я на неё. — Если не нравится, то я тебя не держу! — вдруг бросила она мне гордо. — Тебе просто завидно! Каждый живёт так, как сам того хочет! А ты мне не даёшь этого делать, потому что ты эгоистка! — Я тебя не уговариваю делать что-то вопреки своему желанию, но ты посмотри на себя! Это ты так «эволюционировала»? Что-то непохоже! Я хочу как лучше, уберечь тебя, как подругу, если ты мне ею остаёшься, а ты меня не слышишь! Разве это я эгоистка? — Знаешь, что, да иди ты! Разговаривать ещё с тобой! Указывать она мне вздумала! — и расфуфыренная, она уходит прочь. Я просто офигела. — Вот и поговорили… Мда. — ворчу я про себя, глядя в пиалку. И есть расхотелось. Часом-другим позже, на перемене до меня вдруг подходит Сату и говорит: — Так, так, так… Смотрите, кто сидит. Даже не чешется! — так гаденько она прошипела. Я знала Сату, она была той ещё стервочкой. Когда она так подходит — жди беды. — А что, имеются предъявы какие-то? — ворчу в ответ, косо глядя на неё. Вдруг вижу: остальные ребята тоже сгрудились вокруг меня. Это уже совсем нехорошо. — Ты с какой стати вздумала разбазаривать, кому ни попадя, обо мне и Кенши? Что, говнеца хлебнуть хочешь? — вдруг свирепо она подвинулась ко мне. — Что?.. Я не поняла, с чего вы вообще взяли, что я об этом что-то знала и стала кому-то рассказывать? — Не выкручивайся! Если ещё хоть кому-то наговоришь чего-то обо мне, тебе не поздоровится! — гаркнула эта стерва. — А я-то вообще при чём?! — А при том! Мне Ханако говорила, что ТЫ ей об этом рассказывала. — от этих слов я как под землю провалилась. Так вот откуда полезла вся эта грязь! Смотрю, а она улыбается с дальней парты. Ах ты тварь какая! Вот, значит, как ты со мной поступаешь… — Ну-ка, отойди… — говорю я Сату. — Слушай-ка, ты… — вдруг замахнулась она на меня. — Заткнись и уйди с дороги, мразь. — я взяла её за кисть руки и сдавила так, что она вскрикнула и сразу осела. Остальные поняли, что сейчас со мной лучше не шутить и сразу расступились — тот день, когда я первый раз в одиночку начистила физиономии мальчишкам из нашего класса, тогда ещё не забыл никто. Они меня боялись. Я медленно и угрожающе подошла к Ханако, сжав кулаки. — Интересненько… Я смотрю, некоторые пешеходы любят переходить дорогу с такой наглостью, будто сохранились перед «зеброй»! — ухмыляясь, красноречиво начинаю «разговор». Который, как я уже тогда чувствовала, не должен был продлиться долго… — Всмысле? — с глупой улыбкой спросила она. Как будто не понимает, падла! — Всмысле, ты сейчас огребёшь! Кажется, ты не поняла, что я тебе этого не спущу? — Так мы же с тобой лучшие подруги! — опять она включила гламурную «дурочку»! Ну всё… — Я тебе, уродина, покажу «лучшие подруги»!!! — и занеся руку, я от плеча вдарила ей в скулу так, что при падении она перевернула парту и оба стула. Я ринулась было бить дальше, но меня оттащили… Потом меня заставили мыть полы в коридоре. А я-то, глупая, тряслась за то, чтобы не испачкаться за обедом! Слышала, как родители Ханако жаловались на меня директору, подоспели ещё и чьи-то влиятельные «папики». В общем, занимаясь оттиранием пола от всякой дряни, наваленной там студентами и учениками за день, думала я тогда, что пропала. Что они меня с лица Земли сотрут. Но обошлось… Слышала я уже из коридора, как в кабинете приняли решение об исключении меня и переводе в другую школу. Я легко отделалась. Когда Мако билась со мной из-за денег, мне вспомнился тот день. Но я почему-то всё равно верила, что Мако одумается. Хоть тут не прогадала! Она смогла вовремя свернуть со скользкой дорожки! Пусть я и поплатилась за это разбитым глазом, но так лучше, чем в этом ужасе, называемом «жизнью», потерять ещё кого-то! *** Переезд не принёс особых перемен. Новая школа — старые проблемы. Встретила на моей жизненной дорожке таких же убогих ублюдков. Даже чуточку хуже. В первую же неделю пришлось отстаивать саму себя от них. Восстанавливать статус-кво. Но здесь были уже «тёртые калачи», привыкшие к разборкам. Разве что не привыкшие к тому, что им отпор станет давать девчонка! Вот только и они в скором времени поняли, что я сильнее их. Я сама не ожидала, что у меня вдруг хватит сил разбираться с ними! Тогда я ещё и заинтересовалась мастерством… уличного боя. С уличными ребятами я забивала «стрелки» и в этих боях уже оттачивала навыки, благо находились более-менее честные, которые могли подсказать и научить чему-нибудь. Ну, я и пользовалась этим потом в школе среди тамошних отбросов! Это было необходимо. Чтобы выжить среди них… И как-то появился в той школе ещё один ученик. Митсуми Канео. Очкарик, хорошо учился, но слабый и тщедушный — в общем, типичный «ботаник». Но я его уважала. Потому что он был единственным нормальным человеком среди этих подонков. Его, разумеется, постоянно донимали «местные». И я почему-то не выдержала. Было жалко паренька. Взяла, да и вступилась за него. Потом он старался держаться меня. Я его защищала, а он давал домашку списывать, хи-хи! А ещё я пыталась научить его быть твёрдым — постоянно отчитывала за страх перед другими, даже пробовала научить драться. Нет, он мне не нравился, как парень. Не моя тема, простите. Но дружить — дружили. Жизнь заставила. Помнится, у него ещё был домашний попугайчик. Он его пытался научить говорить, но не мог. Меня пытался к этому привлечь. Я делала вид, что учу уроки. А сама тайком следила, как он его дрессирует. Это было занятно. Как какое-то маленькое чудо! Потом имбецилы из нашего класса смеха ради сунули того попугая в микроволновку и живьём запекли. Помню, как убивался Митсуми. Нельзя было унять его. Правда, тем уродам это даром не прошло — как только я узнала, сразу отыгралась на них. К счастью, в неурочное время, но всё равно — беседовали с заведующим из нашего общежития, за то, что я их била. Стояла, насупившись, и только глазами водила по тем, кто меня отчитывал и бубнила в ответ: «Да», или «Нет». Не жизнь, а какой-то симулятор идиота! Потом он собирался переводиться в другую школу, где у него больше было возможностей для самореализации. Помню, когда он собирал вещи, то подошёл ко мне попрощаться, — Рюко, знаешь… Спасибо! Я бы совсем пропал, если бы ты не встряла. Ну ты… — Да понимаю я, не трудись так! — сказала я, роясь в столе. — И не стесняйся показать им, что тебе нет дела до их мнения. В конце концов, твоя жизнь — твои правила! — Спасибо — я наконец-то понял, каково оно… быть сильнее! Я постараюсь! Прощай! Желаю удачи! Обнимешь? Просто нет слов. Обняла, конечно, хоть не без смущения. Потом он вышел, а я осталась обдумывать сказанное им. Честно скажу, не ожидала. Меня даже гордость брала в глубине души, хотя я и не показала ему этого, отведя глаза. Но все мои труды, увы… Уже когда он подал документы на перевод, он погиб. Сбила машина, прямо на переходе. За рулём был один из придурков нашей школы, пьяный вдрызг. Вседозволенность развязывала руки этим ублюдкам также, как и тем, что в предыдущей школе, потому что опять-таки — родители богатые. Из акционеров «Ревокс», кстати говоря. И не стало Митсуми… Я была на похоронах. Просто обидно было. Тихий, незаметный, но хороший. И вдруг — его нет. *** — Слушайте, да я так больше не могу! Несовершеннолетним же такая нагрузка не положена! Да и вообще — какой нормальный человек такой график выдержит?! — устало доказывала я своему работодателю. — Ну не нравится — ищи другую работу! — рявкнул жиртрест-продавец. Который уже раз он устраивал мне ор из-за того, что я не успеваю — у меня же ещё и школа, и выспаться надо, а ему всё бы побольше доставок да заказов выполнить, которые он брал да записывал без устали. А доставлять-то мне! Вот и орёт теперь. — Мне вообще с самого начала было невыгодно иметь с тобой дело, разгильдяйка! — Чтоб тебя… — в лёгких не находится воздуха от гнева. Это была последняя капля, я не сдержалась. Я никогда не умела себя сдерживать, даже когда это было нужно. Коробка с пончиками оказывается в моей руке — а затем на его морде! Размазав руками по своей расплывшей роже крем, он запыхтел как паровоз и гаркнул: — Пошла прочь, несносная! Ты уволена! Чтобы ноги твоей тут больше не было! — я ушла, не оборачиваясь. Больно ты кому нужен, припадочный! Засунув руки в карман, я сваливаю вниз по улице. Выхожу на знакомую мне площадку, на которой любила проводить время по вечерам перед возвращением в общежитие. Купила за оставшуюся в кармане школьной куртки горстку йен печенья, сижу и жру его. Воткнула наушники в уши и слушала музыку — так я чувствовала себя менее одинокой. И смотрю на то, как солнце заходит за крыши домов, столбы и провода линий электропередач и прочую фигню, которой наполнен жилой район с этими глупыми людьми. И я ни о чём не думаю… Вернее, стараюсь ни о чём не думать. Всё в порядке. Сейчас я поумираю немножко внутри себя, и всё пройдёт… POV прерывается *** Девушка, напрягаясь во сне, стискивает одеяло одной рукой и беспокойно крутит головой. Даже во сне Рюко преследовали образы из прошлого — как навеваемые извне Рагё, так и собственные. *** POV Рюко В новой школе я смогла выдержать меньше трёх лет. Однажды, когда вечером я была в ближайшем парке, один парней-одноклассников, главный из шайки хулиганья, подошёл ко мне сзади: — Слушай, мы все знаем, что темпераментная девочка и с тобой опасно связываться. Но ты же прекрасно знаешь, чего я хочу. Чего мы хотим. И так уже невозможно терпеть этого, да ещё в твоём присутствии… Я даже не оборачивалась, не то, что не отвечала на подобное. Я уже начала уставать от окружавшей меня «действительности». Спиной, однако, я уже ощущала нехорошее предчувствие, заставившее меня злобно напрягаться. Я заметила, как ещё несколько вышли из-за деревьев. Окружают. А я одна… Ветер дул всё сильнее, возвещая о надвигавшейся грозе. Как будто нарочно… — Я бы хотел посоветовать — лучше не рыпайся сильно! — крикнул мерзавец, обхватив меня за талию. И получил локтём в живот так, что чуть лёгкие не выплюнул. Он упал, едва не сорвав с меня куртку. — Обойдёшься, свинья. — спокойно я отвечаю ему. — Хватайте её! — скомандовал он своим болванам. Они тут же и налетели. Но шанса у них не было… Я увернулась, потом одному зарядила ногой под челюсть. Следующий полетел на землю от удара в голову. А я принялась отбиваться дальше. Ещё раньше, когда я вдруг обнаружила, что сильнее всех наших ребят, была немало удивлена. Но тогда я списала это на то, что это, мол, у меня просто «в крови». Ошибалась… Когда они поняли, что им со мной не справиться, я вконец взбесилась. И пришёл мой черёд. Я сама напала на них и жестоко избила. Они уже пытались сбежать и умоляли о пощаде, но в тот раз меня опять прорвало. Я обрушила на них всю ярость, какая только накопилась у меня. Ссадины, переломы рёбер, у двоих сотрясение черепа. В конце концов я осталась стоять посреди поляны, среди валявшихся тут и там избитых парней, и ещё одного, бессознательного, держа за шиворот. Стояла с диким, злобным видом, способная нагнать страху на кого угодно… И после очередного скандала меня — раз! — и снова отчислили. Я вернулась домой, к отцу, который написал мне письмо, в котором он просил меня к себе для срочного разговора. Там выяснилось, что ничего нет. Потеряно всё, кроме меня самой и половины ножниц. Я стала бродить вдоль восточного побережья острова Хонсю в поисках убийцы папы. А потом из общежития мне пришла новость, что меня зачислили в академию Хоннодзи. Я и отправилась туда… *** Вот так вот. Я боролась. Боролась всегда. До последней возможности. До последней капли крови! Но теперь всё! Больше я не могу бороться. Меня добили. Я не знаю, не понимаю — за что? И зачем мне идти дальше? Вся моя жизнь теперь — разрушена. Уничтожена в одно мгновение. Всего парой слов от самой жуткой твари на свете, которая внезапно назвалась мне матерью. От Рагё. Теперь-то я всё узнала! Выходит, отец — не тот, за кого себя всё это время выдавал. Он мне врал! ОН МНЕ ВРАЛ!!! И сила моя — вовсе и не моя! Она от Ткани Жизни! Этот кошмар… внутри меня. Он и… Рагё. Они вместе вырастили меня с этими… С этим уродством внутри! С Нитями Жизни! С этими чудовищными нитями из космоса! Я их видела. Я чувствовала, как моё сердце заскочило внутрь, как ни в чём не бывало! Оно даже булькнуло, когда врастало обратно. Не могу в это поверить… Я не могу! Не хочу этому верить!!! Выходит, что я — дочь Рагё. Дочь этого чудовища. Этой твари, хуже любого из монстров, вообразимых и невообразимых. В моих жилах течёт её кровь… Кровь существа, которое не ведает жалости к людям, которое не имеет понятия о чувствах, о человечности, у которого также под кожей и плотью таятся Ткани Жизни. И творя ужасы, она смеётся, как сумасшедшая ведьма. И никакие опасные человеку раны ей не страшны. Последний пункт, как оказалось, тоже мне свойственен. Из-за чёртовой Ткани Жизни. Как прикажете отнестись к такому «подарку»?! Да я же не человек. Не простая девочка. Я монстр. Как Рагё. Не удивлюсь, если завтра «Нудистский пляж» попытается меня ликвидировать вместе с тем, что я ношу в себе. А уж если они и не захотят, то касательно одного я уверена точно. Кинагасе Цумугу. Самый ярый ненавистник Ткани Жизни. После того, как они закончат с Тканью Жизни, я думаю, он начнёт охоту на меня. Как охотился на Кровавого. Теперь жизнь среди людей невозможна. Все они знают, с чем я. Да и сама я себя не могу принять с этим… Это даже не как инвалидность. Это в сотню раз хуже. Я… Я не знаю, кто я или что я! И чем это обернётся! Не-е-ет… Кажется, мне во сне навязывают какие-то видения. То, что именно навязывают, понятно сразу. У меня нет воспоминаний об этих событиях! Какой-то человек в строгом костюме едет на машине под проливным дождём. И внезапно в неё попадает снаряд из гранатомёта, разрывая её на части. И из машины вываливается обожжённый человек, падая на землю. Какой-то толстый, усатый человек в круглых очках среднего возраста — в разговоре напарник зовёт его Такидзи Куроидо, — подъезжает на джипе со своим напарником и посмотрев, усмехается: — Он был глупцом… — и затем они уезжают. Внезапно на трупе расстегнулась молния. Это вовсе не труп… Это какая-то защитная оболочка! Видно, из Ткани Жизни! А человек, бывший за рулём взорванной машины, жив и здоров! Это он так обманул тех, кто хотел его убить. Затем вижу, как этот же человек входит в помещение хирургии и через некоторое время оттуда выходит… Мой папа! Тот, каким уже я его знала! Мне показали, кем он был прежде! И как изменился. Я прямо в глубине сна чувствую, как мне становится плохо от осознания того, что вижу… Но, стойте! Что-то ещё проскальзывает в видениях… Этого я тоже не помню… Но я опять вижу отца! В какой-то лаборатории… Нет, в медицинском кабинете! Но непростой какой-то кабинет… Мерцают лампы, по стенам трубы. Таких труб нет в простых больницах, они как будто с промышленного завода! Или не завода. И опять открывается дверь, а там — чёрная, высокая тень. Как будто какое-то воспоминание хочет всплыть наверх, из далёких глубин моего сознания, но не может… Затем снова всё проваливается в черноту. Я остаюсь в ней, переваривая всё, что узнала… Я чувствую, как внутри меня надломилось что-то очень, очень важное. Мне хочется кричать от боли, кричать во весь голос, на весь мир, но отключившееся в академии Покаяния сознание не пускает этот крик. Помогите мне! Помогите… Прошу… Я не… Я не хочу больше… Хватит… POV прерывается *** Тем временем «Элитная четвёрка» вышла ликвидировать отряд каверсов, оказавшийся совсем у границ базы «Нудистского пляжа». Гамагори испытал устройство по уничтожению каверсов, поглотивших человека. По сути, оно вытягивало с помощью мощной турбулентной тяги человека из каверс, оставляя последний без источника энергии. И каверс сразу же обессиливал. Эксперимент оказался успешным, и было решено данное изобретение Сиро Иори (который также сумел сбежать из академии Покаяния с «Элитной четвёркой» и присоединился к «Нудистскому пляжу» вместе с ними) поставить на потоковое производство. Но в этот раз это был не обычный штурм. Белые смокинги-каверсы внезапно стали выстраиваться в ряд, из собственных рукавов они формировали странные образования с нитями-струнами, внешне напоминавшими музыкальную арфу. Затем у них образовывалось щупальце, и им они водили по струнам. Скрипящие, протяжные, призрачные звуки разнеслись по окрестности, раздражая слух каждого, кто их слышал. «Элитная четвёрка» принялась зажимать уши. — Это что они делают? Это что, оркестровый клуб каверс?! — закричали через шум Санагеяма и Айкуро. — Они мне, видать, вызов хотят бросить! — крикнула Нонон, недовольная подобной аналогией и считавшая это выступление каверс в её присутствии злейшим кощунством. Она ведь была прежде председателем Комитета культуры академии Покаяния и знает толк в настоящей музыке! Этот ужасный шум было слышно даже в коридорах на базе антиуниформных партизан. Он словно просачивался через стены и двери. Семья Манкансёку, которая вернулась обратно к Рюко, зажимала уши от этого шума. — Что это за шум?! — Кровавый встревожился не на шутку. Он понимал, что должно было случиться что-то нехорошее, и прямо сейчас. Ведь Рюко уже вовсю заворочалась в постели, кривясь как от боли. Она напрягалась всё больше. На лице у неё выступил пот. И вдруг… Она пробудилась. *** Если я умру, кто в этом мире узнает что-то обо мне? Что я потерял, никто не знает, не осталось и следа от моего стремления. Если я умру, кто в этом мире узнает что-то обо мне? (Но я должен продолжать, хуже ничего уже не будет) Что я потерял, никто не знает, не осталось и следа от моего стремления. (Все мои страхи, все мои слезы, моего сердца пустоту) Я ношу пустоту, И ни на что уж не надеюсь, Катится по склону Всё, к чему стремился. Я ношу пустоту (С тех пор, как сделал я свой первый вдох) И ни на что уж не надеюсь, (Я не могу подняться, на это не осталось шанса) Катится по склону (Луч света — это все, что мне нужно) Всё, к чему стремился. (Чтобы остановить тьму, убивающую меня) (Авторский перевод Who Will Know — OST Godzilla: Resurgence/Shin Gojira 2016) Спустя несколько минут после таких выступлений каверс что-то с грохотом вырвалось наружу с базы «Нудистского пляжа», разнеся землю и камни вокруг. «Элитная четвёрка», Айкуро и семья Манкансёку были поражены. Ведь это была Рюко. Она очнулась после месяца комы. И теперь вышла наружу. Она стояла голая, завернувшись лишь в одну простыню и обутая в белые кроссовки. Ветер трепал её чёрные волосы и края простыни во все стороны. Едва присмотревшись к ней, все ощутили, как внизу у них как бы похолодело. Что-то было не так. Взгляд. Взгляд Рюко. Угрюмый. Злой. Опустошённый. Под голубыми глазами, которые теперь стали мрачнее тучи, образовались тёмные круги. Лицо заметно посерело и осунулось, подборок опущен, рот скошен набок в свирепом оскале. Она вся была словно пропитана этой болезненной злостью. Она стояла прямо перед рядами каверс. И раздался её недовольный голос: — Хватит действовать мне на нервы, ублюдки! Исчезните к чёрту!!! — из-под простыни высунулась рука, державшая ножницы, и один широкий взмах прошёлся по рядам каверс. Затем следующий. А потом вообще ничего нельзя было разобрать. Рюко задвигалась очень быстро, и глазом за её взмахами было трудно уследить. Из образовавшихся разрезов стали выпадать человеческие тела — те, кого Ткани Жизни поглотили. Каверсы потонули во вспышках высвобождавшейся из них энергии, словно во взрывах, быстро погибая. — Как она это сделала?! — кричал Санагеяма. А придерживавшая на себе шапку Нонон только добавила: — Она ещё и людей оттуда вытащила! — Гамагори же посмотрел на устройство, выданное ему Иори. Видя то, как «поработала» Рюко, он вдруг усомнился в эффективности данного устройства. Кровавый всё-таки надеялся, что всё сейчас наладится. Ведь Рюко очнулась — так чего ещё надо! Лучше и быть не может! Он не сдержался кинулся к ней прямо по земле, одолеваемый эмоциями. Матроска в этот раз приложила все усилия, чтобы двигаться самостоятельно, и это выглядело, как минимум странно — одежда передвигалась и действительно смотрелась живой, перепрыгивая с места на место. — Рюко! Ты очнулась! — Кровавый оказался уже рядом с ней, за спиной. Но она не повернулась к нему. Только стояла, сжимая клинок-ножницы, освещённая всполохами пламени. Но потом: — Отойди от меня… Внутри Кровавого будто что-то рухнуло в этот момент. Никогда она так с ним не говорила. — С тобой всё кончено… Я тебя больше не надену. — вдруг оборвала она. — Рю… Рюко! — от отчаяния он завопил так громко, как мог, если только можно было услышать этот телепатический крик. — Один твой вид меня бесит. Потому что мы одного чудовищного рода. — теперь она повернулась к нему. В совершенно чужих, жестоких глазах сверкала такая злоба и ненависть, что ими можно было испепелить целую планету. — Всё верно — я не человек! Я — монстр из Тканей Жизни!!! — она закричала сильно, раздирая себе горло этим криком. Казалось, хуже просто некуда. *** — Это неправильно, Рюкочка! — объявилась позади неё Мако. Кровавый — твой друг! Ты сейчас сама на себя не похожа! Непохожа, непохожа, непохожа, непохожа!!! — пытаясь хоть как-то достучаться, она буквально вцепилась в Рюко. Вцепилась, как клещ. Это был последний шанс пробиться к ней. Рюко смотрела на неё пустым взглядом. Лицо Мако приняло огорчённое выражение, когда она поняла — у неё не вышло. — Потому что это уже не я… Я уже не та. — выдала Рюко охрипшим голосом, в котором сквозила пустота, как в её глазах. — До этого была одна только ложь. Почему это всякий раз происходит со мной? Я даже не человек. Я, как Рагё, чудовище, которое не умирает от смертельных ран. Я думала, люди были созданы для того, чтобы их любили, а вещи — чтобы ими пользовались. А не наоборот… Почему? Почему мне все они лгали?.. На глазах у неё заметно навернулись слёзы. Но теперь ей было всё равно. Её окончательно доконали. — Но ведь… — Мако переглянулась с Кровавым, прочитав в глазах друг у друга отчаяние. — Ой, что-то ты не в духе, Рюкочка! Противный пищащий голосок разорвал эту тишину. Одно из ненавистнейших существ, известных Рюко на белом свете… Хариме Нуй. Только это была не она сама. Ткани Жизни взялись откуда-то из тумана на горизонте, проецируя её бледное изображение прямо сюда. Верхняя часть её тела сама собой парила в воздухе как назойливый призрак. — А ты уверена, что злишься на свой камуи? Разве ты не хотела отомстить за отца? Ты забыла обо мне, своём кровном враге и воюешь с этими отбросами? А ведь мне одиноко! — принялась она витать вокруг Рюко и Мако. Первую она донимала как могла, видя её тяжёлое внутреннее состояние. Рюко вдохнула поглубже и… — Пошла к чёрту!!! — В бешенстве Матои рассекла перед собой воздух, разорвав иллюзию из Ткани Жизни на тысячи кусочков, как простую тряпку. И вдруг в воздухе появилось лицо Рагё с её раскинутыми радужными волосами: — Вот именно! Давай, дочь моя. Рюко на секунду перестала дышать. Широко раскрыв глаза, девушка рявкнула: — Я тебе не дочь!!! Но, совершенно не смутившись, Рагё продолжила разговаривать с ней, а вокруг неё увивалась Хариме Нуй: — Неудивительно, что ты запуталась. Кирюин Соичиро… Нет — Матои Ишшин. Всё из-за подлой затеи этого глупца. Для него родная дочь была лишь инструментом. Как твоей матери, мне понятна твоя злость! — в ответ у изображения в воздухе была снесена половина головы. — Хватит! Ухмыляться! И нести эту чушь!!! — Рюко раз за разом нанесла несколько ударов в пространстве, но впустую. Ухмыляющееся ведьминское лицо Рагё никуда не исчезало. Тогда она окончательно распаляется, нанося удары по воздуху с невероятной быстротой. Часто топоча ногами в белых кроссовках, девчонка бежит следом за призрачной проекцией Рагё, которая хохочет громко и зловеще… — Восхитительно… Какой непоколебимый нрав! Твой вид заставляет мою душу биться куда сильнее, чем вид твоей жалкой и никчёмной сестры! — продолжала насмехаться Рагё. Её изображение всякий раз восстанавливалось в воздухе после того, как Рюко очередным страшным ударом жестоко рассекала его на клочья, и всякий раз она продолжала вновь впиваться взглядом в Рюко. А та рассекала пространство своими ударами так импульсивно, что казалось, эти метания высасывают из неё силы. — Чёрт возьми! Я не позволю оскорблять госпожу Сацуки! — погрозился Гамагори кулаком. И Рагё резко и свирепо отреагировала в его сторону: — А что я должна дочери, которая вонзила родной матери нож в спину?! — потом она возвращается опять к Рюко, которая продолжала зло глядеть исподлобья. — Ты ненавидишь свою мать? Злишься на Рагё? У Рюко тонко задрожали ноздри, и она прошипела через стиснутые зубы: — Разорву на части… Рагё недобро, зловеще ухмыльнулась. Она поняла — теперь Рюко от неё не отцепится, пока не попробует отомстить. И теперь самое время подлить масла в огонь — чтобы рыбка не соскочила с наживки… — Хмм… Что ж, тогда иди ко мне! Разрешим наш семейный спор в академии Покаяния! — объявила Рагё. — Я приду! Приду за твоей головой!!! — Адью, мон ами! — на прощание крикнула ей Хариме Нуй, мерзопакостно улыбнувшись. И обе исчезли… *** Рюко напряглась, подобно хищнику, напавшему на след. И действительно. Она уже собралась идти за ними. — Стой, Рюко. — позади неё оказался Айкуро, закованный в ДТР. — Не останавливай меня! — огрызнулась Рюко, едва повернувшись к Микисуги. — Это ловушка! Слишком опасно прыгать в неё на поводу у ярости! — предупреждал он её. — Хватит уже строить из себя учителя!!! — прорычала она, и мгновенно ударила клинком. ДТР развалился на две ровные части, из которых вывалился Айкуро, шокированный тем, как легко она разрубила его боевой аппарат. — Это ты во всём виноват! — наставив на него меч, кричала Рюко. — Всё знал, и скрывал, а сам в душе насмехался надо мной, как над чудовищем!!! Айкуро понял — он тоже виноват в её глазах. Она не станет прислушиваться к нему. А ещё переживает из-за Тканей Жизни внутри себя. Думает, что из-за этого он её считает монстром. «Если бы ты знала, как ты ошибаешься!» — подумал он. Он поднимается с земли, поднимая на неё глаза. — Это не так, Рюко… — Отвали уже, меня достали твои отговорки! — она угрожающе занесла меч. Позади Айкуро внезапно вырос Цумугу, с игломётами в руках. Оружие было наставлено на неё. — Всё же понимание между людьми и одеждой невозможны. — с невозмутимым видом сказал. Она посмотрела на него с ещё большей злостью: «И этот тоже влез! Ещё оружием мне угрожает! Как какому-то чудовищу!» — Заткнись ты уже со своим бредом помешанного… Я никогда и не была человеком! — прошипела она, поднимая лезвие. — С дороги! Я разорву любого, кто встанет у меня на пути-и-ии!!!!! — яростно прокричав, она заносит руку назад и затем подаётся вперёд, ударяя ножницами перед собой. С клинка сорвалась энергия в виде алого вихря, пронёсшаяся с ураганной силой мимо Айкуро и Цумугу (который теперь тоже удивлённо округлил глаза!). Вихрь докатился до двух небоскрёбов позади и их верхушки треснули, завалившись вниз с грохотом — настолько сильна была энергитическая волна, сгенерированная лезвием ножниц… Рюко достигла своей точки кипения. Боль, злость и отчаяние её доконали, и девчонка просто крушила что попадало под руку, лишь бы унять творившийся внутри кошмар. — Она одним ударом разрубает здания! — воскликнул Гамагори, закрываясь рукой от поднявшихся клубов пыли. — Неудержимая ярость… — вторил ему Санагеяма. Кровавый с тоской смотрел на неё. — Рюко… Рюко повернулась к ним. Сверкнули её голубые глаза — потухшие. Только слёзы заметно блестели. — Да, вот кто я теперь!!! Вы можете просто снять свои Гоку-формы! Но я буду вместе с Тканями Жизни до самой смерти! Это, выходит, не Кровавый был создан, как оружие против себе подобных!!! — в бессознательном жестоком порыве ножницы были воткнуты в землю. Она выплеснула все силы в этот свой крик отчаяния. — Это — я… — Быть не может… — Кровавый не знал, что сказать. Рюко опять напала на него: — Меня бесит даже смотреть на тебя! До чего же я была тупой! Почему… — Кровавый смотрел в её глаза. Это было невыносимо больно — видеть её в таком состоянии… — Рюко! — Не цепляйся ко мне, понял… Она развернулась, собираясь уходить… — Будет цепляться!!! — Мако не выдержала — подхватила Кровавого с земли и попыталась прижать его к Рюко, угрюмо и окаменело взиравшей на них исподлобья. — Ведь Кровавый — твой самый лучший друг! Он всегда будет липнуть к тебе! Как наэлектризованная одежда! Эээ… Рюкочка??? Бесполезно. Рюко пошла прочь, даже не оборачиваясь. Не обращая внимания на ветер, задиравший полы простыни, она молча шла в сторону академии Хоннодзи, волоча за собой в правой руке меч-ножницы. Она уже сломлена, и сама себя таковой ощущала. — Рюко. — Айкуро всё ещё попытался её остановить. На плечо ему легла рука Цумугу. «Не поможет, брат.» — читалось в его взгляде. Айкуро опустил голову, глядя вместе со всеми, как Рюко уходила в туман, унося с собой их надежду на силу воли и духа… *** Взломав магазин, в котором раньше продавались мотоциклы, Рюко взяла самый мощный байк и помчалась в академию Покаяния. Особой цели у неё не было. Во всяком случае, сама она смутно себе представляла дальнейшие свои планы… И всю жизнь. В голове была лишь одна мысль, обращённая к Рагё и Нуи: «Вам всё вернётся бумерангом, твари.»