Ночь.
На часах около трёх ночи, а парень, чьи волосы смешиваются с темнотой в комнате и теряются в складках одеяла, все ещё не спит, разглядывая на белых стенах что-то, что могло бы зацепить его внимание. Но кроме пустоты он ничего не видит. Глаза его пусты, видно, что его ничего не интересует в этой тёмной ночи. Если представить его сознание, то Вы увидите белую комнату с облупленной краской на стенах. Краска, скрывающая правду. Краска, которая скрывает единственный вопрос, интересующий Тетсуро последние три месяца: «Когда наши вечерние тренировки перешли в разговоры в кафе?» Куроо шестнадцать, и это единственный вопрос, на который он хочет получить ответ. С каждым днём он вновь замазывает в сознании ночные мысли, так же, как и замазывает мешки под глазами маминым тональным кремом. На улице его ждёт Тоору. Сегодня воскресенье, так что есть свободное время, чтобы погулять и порадоваться близостью чужих рук. Единственное, что радует его в последнее время. — Теееетсу, — тянет Ойкава, накидываясь на силуэт юноши, что только-только появился в проеме двери и медленно тянется к воротам. Лёгкая улыбка трогает губы черноволосого, он не в состоянии обнять в ответ, так как боится не сдержаться. Остаётся только сжимать ладони до белых костяшек и царапин, ехидно смеясь в ответ. Капитан Некомы слышит кашель с другой стороны дороги, но не обращает внимание на ещё одного гомофоба-прохожего. Тёплые руки Тоору ложатся на его холодные и успокаивают, не давая злости и отчаянию заполнить разум. Куроо семнадцать, и он понимает, что без Тоору его руки холодные. Они закончили школу вместе, пошли в один институт в Токио. Родители Куроо уехали во второй дом, находящийся недалеко от центра, ну, а сам юноша пригласил нового гостя к себе. И на следующее утро пожалел об этом. Он не знал плакать ему или смеяться, когда увидел Ойкаву рядом с зеркалом своей ванны, чистящего зубы в одном полотенце. Внизу резко кольнуло и он попытался быстро скрыться в дверях кухни. Теперь он ставит будильник на тридцать минут позже, чтобы не видеть полуголого друга. Куроо двадцать, и он поистине счастлив, когда видит Ойкаву каждый день на кухне. Все было прекрасно. Все располагало к тому, что они могут быть парой, что они могут оправдать возгласы одногруппников по поводу: «Замужняя паро~очкааа.» Но всегда есть «но», которое рушит всю их совместную жизнь, как фарфоровое блюдце. Ещё со школы у них была традиция выходить куда-нибудь по воскресеньям. И спустя годы эта традиция не менялась. Одним весенним утром бывшие капитаны пошли в магазин длинным путём, совмещая ехидные издевательства и шутки в разговоре. В это время Кошак, как его любит называть Тоору, уже придумал весь последующий путь. Все должно было произойти романтично, красиво, но все прошло прахом, поэтому, стоя в парке, Куроо не знал как помочь Тоору. Последний же поник так же быстро, как и загорелся. Рядом с ними прошлась парочка из Карасуно — Хината и Тобио. Оба они спорили о чем-то несуразном, но в итоге, обнявшись, пошли вон из общественного места. Тоору стоял, не двигаясь, и Куроо был так далёк от соседа, хотя находился в паре сантиметров от него. И после этого случая шатен вовсе перестал улыбаться. Ему было просто не до смеха, ибо назойливая парочка будто специально находилась именно там, куда хотел пойти Тоору и это начинало бесить. Куроо просто ныл от бездействия. Постоянно толкал Ойкаву, пытаясь вывести из транса юношу, на что последний глупо улыбался. Недосказанные три слова все ещё крутились у него на языке, а подходящего случая для высказываний не было. Каждую ночь, видя пустые глаза соседа, хотелось выть от боли, хотелось забрать его боль. Пусть он будет мучиться в два раза больше, только бы в глазах шатена вновь можно было бы увидеть огоньки счастья. Этим двоим жилось очень тяжело, непонимание друг друга складывалось на ссорах по пустякам. Бывший капитан Некомы весь изводился, стараясь помочь шатену, а последний думал, что обременяет черноволосого. В итоге Тоору опустил руки и в один из вечеров, когда он отказался идти в институт, собрал вещи. Когда пришёл Тетсуро было уже очень поздно, шатен уже все решил и не собирался отступать. — Что... ты делаешь? — в недоумении говорит пришедший, сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. Он бросает сумку и, не разувшись, проходит вглубь квартиры ближе к соседу. Тот прячет глаза, застегивает чемодан и молча проходит к двери. — Прости, Кошак, я правда не хочу тебя обременять. Думаешь, я не вижу, как ты кривишься, видя меня таким... поникшим. — Ты не можешь уйти. — кричит Куроо изо всех сил, чувствуя как дрогнул его голос на последних нотках. Глаза Ойкавы так и говорят: «Дай мне хоть один повод остаться.» И Куроо его находит. Находит, и, кусая губы, тихо хрипит: — Я люблю тебя, черт возьми. На секунду наступает тишина, нарушаемая лишь дыханием Тетсуро. Он шипит, его газа полны злости к этому негодяю, что понял все совсем неправильно, исказив истину по полной. А вот Ойкава спокоен, как удав. Лишь в глазах можно было прочесть какую-то горечь, смешанную с обидой к Тетсуро. Черноволосый же не понимал, за что. За что сейчас он так его мучает своей тишиной. — Прости, — повторяется Ойкава и наконец-то выходит, дернув ручкой чемодана. Дверь скрипит, будто тоже впитывает всю боль произошедшего, но в конце безжалостно хлопается об косяк, как бы ставит точку во всем. От этого сердце ноет. Тоору порезал сердце Куроо, как нож бумагу, одним быстрым взмахом руки и без шанса на востановление. Иногда у людей бывает такое непонятное ощущение, будто в горле застрял огромный ком, мешающий вырваться наружу не то что слова, но и даже банальные всхлипы перекрывает. Это сейчас и происходило с дрожащим Куроо, смотрящего на дверь, которая только-только закрылась за спиной любимого. На вешалке Тоору забыл пиджак. Он пахнет своим хозяином, заполняя воздух его духами, будто он никуда не уходил, а сейчас дожидается Тетсуро в комнате, чтобы поужинать. Лёгкий накат воспоминаний обрушивается на хозяина квартиры, как снег на голову. В коридоре раздаётся грохот, который нарушает тишину во всей квартире. Тетсуро рывком стягивает с вешалки теперь уже ненужную никому вещь и падает на колени. Боль в костях отдаёт с опозданием, но это никак не отражается на лице мужчины, ибо в груди он чувствует боль, что в три раза острее. Слезы стекают по щекам одна за другой, а лицо искажено болью. Хозяин уже пустой квартиры сжимается, прям как кот, комочком на полу и прижимает к себе пиджак. Куроо двадцать один, и он не понимает, зачем дальше жить.Останься хотя бы моей личной причиной никогда больше не быть счастливым.