***
Ясность мыслей вернулась нескоро. Вокруг была та же тьма, но он понимал, что стоит у холодного каменного столба или колонны. И ещё — что упал бы, не будь привязан. Голова кружилась и тело казалось безжизненным, как у паралитика. Однако... Постепенно неясные контуры обретали чёткость и становились всё более различимы — как и острые зубы боли в местах нанесённых ран. По слабому ровному сиянию он осознал также, что рядом стоят, привязанные к тем же узким колоннам, другие вожди из эльфов. А по холодной и колющей ауре зла, обитавшей в этих стенах — понял, что они в цитадели врага всех эльфов Саурона. Вскоре явился орк-прислужник в черном плаще с капюшоном, зажег факелы вдоль стен, проверил, крепко ли связаны пленные. Но это уже не требовалось: зал осветился до верхних точек остроконечных арок, когда в него вошёл сам Саурон. Вечное сияние чистого зла. Падший майа, приспешник Мелькора. Трандуил ощутил, как давит на его виски чужая злая воля. Его тошнило от боли. Он видел начало пыток, но обморок милосердно прервал их череду, и темнота в этот раз казалась мягкой и долгожданной, как одеяло ночи. Может быть, это Варда сжалилась над молодым эльфийским принцем? Тем не менее, когда — очень нескоро — пришёл его черед, Трандуила привели в чувство быстро и эффективно, плеснув в лицо ледяной водой изо рва под башней. Он распахнул глаза, глотая воздух от режущей боли. Золотое сияние слепило так, что ничего не увидеть — но он не мог отвернуться или закрыть веки снова. Голос сверху гипнотизировал, как удав — кролика. Трандуил молчал: горло перехватывало от боли и ужаса. Окруженным золотым нимбом мучитель подошел ближе, ткнув пальцем в его лицо. Ложбинку под нижней губой оцарапал коготь, неприятный, как у орка, и длинный, как у дикого зверя. Он дрожал бы от страха, если бы не был уже до предела вымотан в битве, и теперь просто ждал своего конца, надеясь, что истязания не будут слишком долгими. Но Гортхаур, в общем, вдоволь натешился с вождями нолдор. Молодой синда из Дориата его интересовал слабо — оттого он и принялся за него последним, когда тот и сам был готов очнуться. Впрочем, он успел наглядеться на него, стоящего с безжизненно поникшей головой и перекосившимися плечами. Этот момент был почти трогателен. Нет, его он, естественно, не разжалобил. Скорее заставил... присмотреться. Молодость и невинность, давно забытые самим падшим майа, казались ему забавными. Оттого он подлетел поближе, рассматривая его, обжигая золотом своего света. Венец из лесных цветов и зеленых листьев, теперь повядший и жалкий, чудом сохранившийся в волосах, запутавшись там, рассмешил жестокого ещё сильнее — и напомнил ему о первых эльфах; о тех временах, когда он был с ними дружен. Эльф устало открыл глаза, медленно, как не желающий просыпаться ребенок, и Саурона неожиданно поразил их свет, голубой, прозрачный, наполненный золотыми искрами его собственного отражения. — Что тебе нужно от меня, Гортхаур? — спросил его этот эльф нелюбезным тоном. — Юный сапфироглазый наследник гордого короля Орофера... Тебе так же не повезло с характером, как и отцу? — золотое сияние распалось на тысячи тонких нитей и сплелось вновь в образе золотоволосого майа Майрона с кошачьими прищуренными глазами. И он подходил к Трандуилу, продолжая: — Такой же гордый в своём ничтожестве, как и он? Такой же... Хм... Дай подумать... жалкий, но считающий себя чем-то важным? Трандуил промолчал. Саурон видел его мысли: и страх предать каким-то образом своего короля, и ужас перед возможностью остаться в застенках его цитадели, подвергаясь изощреннейшим издевательствам. Но уродовать это нежное гордое личико он не собирался, тем более, что тому и так досталось от дракона: пол-лица обожжено, левый глаз выглядит побелевшим и слепым. Он бы даже подлечил его, если бы помнил ещё, что такое "помощь" и "сочувствие". — О, этот надменно сжатый рот, — вкрадчиво продолжил Саурон. Ему хотелось поиграть с этим юным по его меркам эльфом. Испугать его страшными пытками, которых он так боится, и посмотреть, как тот широко раскрывает глаза от страха. — Ну конечно, что ты можешь сказать? Что ты знаешь и можешь вообще? Поскольку твои высокородные соплеменники уже поведали мне всё, что намеревались сделать, что мне остается ждать от тебя? Разве что наказать за неприветливый тон? Содрать с тебя шкурку и вывернуть её наизнанку? "Забавная маленькая игрушка, — думал сейчас он. — Посмотрим, насколько ты сможешь быть послушен?" Но майа вовсе не собирался делать что-либо сам. Ему отводилось кресло наблюдателя. Он сел на трон и приготовился смотреть. Забавляться с эльфом предполагалось звероподобному орку, уже подошедшему к нему взамен падшего майа. Его оторвали от колонны, держа зашиворот, и кинули на пол: всё равно он не мог двигать ни рукой, ни ногой — затекли от стояния. Да и слабость — синда давно обессилел. Орк плотоядно обнюхал его, и Трандуил ощутил, что отвращение и страх вытесняют даже делавшую недвижным его тело боль. — Тс-с... Не рыпайся, — прошипел ему орк, и шершавая когтистая лапа придавила его к полу. Предупреждение было излишним — слишком уж он устал. Орк схватил его зашиворот и подтащил ближе, под глаза повелителю, кинув на середину зала. И Трандуил увидел распотрошенные безжизненные тела соратников и других предводителей эльфов; одни валялись на полу, залитом темнеющей постепенно кровью, другие так и остались стоять у колонн, убитые быстро и сразу. Перед лицом Трандуила пронеслись картины мучений, которым они подвергались. Его непроизвольно передернуло. Губы скривились в страдальческой гримасе. И этот страх вызвал у слуги Моргота лишь больше презрения. — Если ты не смог вынести даже взгляда на них, — он обвел рукой зал, кивая на погибших эльфов, — то что можешь вынести вообще? — Больше, чем ты думаешь, Гортхаур! — запальчиво бросил эльф. — Да? — улыбаясь, поинтересовался тот, — а сколько унижений? Много? Встанешь передо мной на колени? Поцелуешь мою руку? — Никогда! Но тот не разозлился его строптивости, а захохотал, и хохот отразился от высоких сводов, ударил в уши, заставляя зажмуриться от боли в них. Орки схватили Трандуила, заставляя встать на колени, а тот не давался, насколько мог. Едва они отпустили его по приказу хозяина, как эльф встал на ноги, желая вырваться — тщетно, конечно, — и снова упал, весьма веселя наблюдавшего за ними Саурона, чьи ступни находились в метре от его лица. Он поднял полный ненависти взгляд к его золотому нимбу. Не стоило труда прочитать его пожелания своему врагу. Тот нагнулся к нему. — Ну, раз уж ты распростёрся передо мной ниц, показывая преклонение... то стоит и мне показать гостеприимство: я пью сегодня кровь твоих соплеменников. Будешь? — глумливо поинтересовался Саурон, протягивая бокал. — Нет! — Теперь начнёшь! — расхохотался тот. — Нет, — прошипел Трандуил. — Будешь пить, будешь! — отчего-то всё смеялся над ним этот золотой демон. — А знаешь, почему? Чтобы забыть. Трандуил пытался встать, но отчаянно путался в полах своей порванной мантии и верхней сорочки; доспехи с него, конечно, давно содрали. — Освободите уже гордого принца от так сильно мешающей ему одежды, — приказал Саурон. И Трандуил ощутил, как его кожи касаются грязные лапы орков, с ужасом дёргаясь, чтобы не дать им коснуться себя. Вскоре он стоял перед ними почти голый, и свет Саурона озарял его стройную фигуру. Тот продолжил: — Ты кажешься себе равным героям прошлого, страдавшим в борьбе со злом и искушениями. Дай, мы добавим сейчас к ним ещё одно! — и Саурон распался на стаю летучих мышей, разлетевшихся в стороны с насмешливым хохотом. Орки напали на него стаей каркающих ворон, повалив на пол. Трандуил чувствовал их дыхание, и слышал, как тот, кому Саурон разрешил сделать с ним больше, чем другим, фыркает от нетерпения, нападая сзади и царапая его когтями. Дальнейшее его память упорно из себя вытесняла. Он лежал на полу, в луже крови, стекающей вниз между его бедер, и смотрел в потолок отрешенным взглядом. Боль пульсировала внутри, не давая обнаженному телу остыть. Саурон перед тем, как этот забавный заносчивый сын короля Орофера снова потерял сознание, нагнулся к нему, спрашивая с лживой нежностью: — Ну что, прекрасный? — Как же невыносимо больно... — прошептал еле слышно он. — Это могло бы быть даже приятно... если бы ты сам хотел наказать свою гордость. Должно быть, эти слова Саурона отравили его сильнее других.***
Да, слова искусителя надолго запали в его память. Они то скрывались под высокими слоями пережитых утрат и скорбей, то прятались за длинной чередой забот, то вдруг проявлялись, всплывая наверх из омута его памяти. Как сейчас, например. О, как он был зол на себя! Сына пришлось отпустить восвояси — не в последнюю очередь из-за полулюбовных шашней с рыжей девицей из лучников. По цепи ассоциаций вспомнилось и всё остальное. Двенадцать гномов сбежали просто потому, что на праздник урожая все перепились, и некому было проследить за заключенными! ("Будешь пить, будешь пить..." — шептал в голове голос зла с кошачьими оранжевыми глазами). Наконец, его народ превратился в лесных изгоев, низшую касту эльфов! Отвратительный лес приходилось отвоевывать по клочкам у потомства Унголианты, и о светлых днях в Дориате приходилось лишь вспоминать. Война, утомительная, тяжелая и затяжная, то вспыхивавшая, то затихавшая, заставляя в моменты мира нервничать ещё сильнее и ждать худшего, не прекращалась в этом проклятом Средиземье будто бы никогда. Как он от неё устал! Трандуил сидел в комнате охраны, ожидая старшего среди лучников и стражей, — опытного Нальфейна. В соседней зале рядовые стражи — большой отряд —переодевались, шумели и перекидывались смешливыми репликами. Он от нечего делать смотрел на них. "Пожалуй, это мысль, — признался он наконец себе. — Мне нужен кто-то из них". Кто-то, чтобы охранять его. И кто-то, чтобы сделать своему королю больно. Трандуил посмотрел внимательнее, оглядывая каждого. Это был отряд охраны дворца, его личный, а значит, лучшие из лучших. Выбирал он их, конечно, не сам, полностью доверяя это приближенному начальнику, но они были хороши не только как воины. Ряд одинаковых, серебристых с белым воинов выстраивался возле него во время военных походов, и лица их были ровными и строгими. А тут, где они не носили ни шлемов, ни доспехов, становились видны различия между ними. Кто-то был смешливым и шумным, кто-то тихим, с мягким голосом. Внешне же все были высоки и светловолосы, кроме одного, скорее, пепельно-серого. Он, конечно, вспомнил его, иногда стоящего в карауле у дверей, но как следует присмотреться решил только сейчас. Машинально встав и подойдя к двери, оценивающе посмотрел на него. Почти самый крупный из всего отряда, но ведёт себя так, будто стыдится этого. Что, в детстве часто дразнили толстым? Лицо идеально, хотя нижняя челюсть, пожалуй, тяжеловата. Он поймал себя на том, что рассматривает его чересчур откровенно и пристально, и тот, заметив, упорно опускает лицо и глаза, не желая, а вернее всего — просто боясь встречаться с ним взглядом. И, кажется, стесняется: об этом говорили напряженная поза и порозовевшие скулы. Черты лица и впрямь красивые, но неподвижные и холодные. Был в этом нехороший знак, означавший недостаток мысли и эмпатии, но Трандуилу он играл на руку. Подошедший Нальфейн нарушил процесс созерцания, и несчастному стражу, не находившему места под взглядом владыки, выдалась передышка, благодаря которой он успел завершить процесс переодевания куда быстрее. Разговорить начальника стражи, гордого поболтать с королем, было несложно: — Первый раз вижу, что меня охраняют нолдор. Начальник стражи недоуменно приподнял брови. Трандуил кивнул в сторону заинтересовавшего его стража: — Я имею в виду того, что покрупнее, с серыми волосами. Как его? — Маэглил. Кажется, его отец был из нолдор. Можно убрать его из числа стражников, о король, если желаете... — Нет, не стоит. Это так, к слову. Ведь я могу доверять ему не меньше других? — Конечно. — Ведь ты понимаешь, что охранять нужно не столько мой сон — назгул с ним — а вход в сокровищницу? А главное — молчать после того, что можно там увидеть? — О, с этим он справляется. Парень не из болтливых, — хохотнул Нальфейн. — Не разговаривает вообще ни с кем! Ну, кроме как по службе, конечно. Туповат, но молчалив. "О, это то, что надо!" — отметил про себя лесной король. Взгляд того эльфа, настолько ушедший в себя, что казался бездумным, выдавал его оторванность от остальных товарищей — да и окружающего мира в целом, пожалуй. А может, просто слишком сильно устал... В любом случае! — Зато, наверное, хорошо рисует? — Как вы отгадали, владыка? И впрямь... — Нолдор, они же все... — с этими словами они удалились прочь от дверей стражницкой, беседуя и проблемах охраны рубежей и взаимодействии с сопредельными народами. Предположение подтвердилось, что вселило в Трандуила надежду — и некоторый элемент ожидания. Нужно было дождаться, когда подойдет его черед стоять в карауле у дверей зала — там он посмотрит на предмет своего интереса поближе. Дни тянулись долго, а стражей часто привлекали к вылазкам против пауков и стычкам со случайно забредавшими в лес орками, после которых они имели право отоспаться и пропустить свой черед стояния в карауле, — но в жаркий день конца лета Трандуил всё же дождался. Когда он входил поутру в малый тронный зал, тот стоял у дверей, и волосы серебрились под лучами солнца, а за их пределами были почти чёрными. Король надеялся, что он будет смотреть перед собой и в пустоту, не видя ничего, но страж почти обжег его внезапным любопытным взглядом. День стоило оставить свободным от нежеланных визитеров и бесконечно дергавших его лучников, охранявших границы, и Трандуил отправил их большим отрядом на обход и вылазку в степь. Нет, ты, Маэглил, останешься здесь и будешь охранять своего царя. Отлично. Можно было предаться эпикурейскому времяпрепровождению спокойно и беззаветно. Трандуил велел принести вина, отослал всех слуг и откинулся на спинку трона, наполнив бокал до края. Прекрасно. Просто великолепно. Скоро разум подернется мутной пеленой забвенья, а мечты и воспоминания окружат его сонмом, поющим хором о славных былых временах. Весь день можно любоваться на своего красавца... И он смотрел, потягивая глоток за глотком. Рот безвольно приоткрыт почти всегда. И видно было, что он совсем не привык говорить. Вряд ли сможет поддержать простой разговор: будет бояться его, короля, и отделываться простым ""Да, да" и "Нет, нет". Но убедиться стоит. Стражник смотрел на мерно пьющего вино Трандуила недвижно, но с неодобрением. Вино ему виделось ядом, отравляющим душу и тело, короля же было почти жаль. Но он боялся его — и оттого молчал. И вздрогнул, когда тот обратился к нему: — Подойди сюда, — и поманил его рукой. — Алебарду можешь оставить. Он приблизился. — Послушай меня, Маэглил... Так? Ты, наверное, хорошо рисуешь, а? Я угадал? — и он нетрезво улыбнулся. Страж уловил запах вина. "Совсем пьян, — подумал он. — На ногах не устоит. Что ему от меня нужно?" Он ненавидел пустые разговоры. — Немного умею, мой король. — Немного? А сможешь исправить роспись на той стене? Видишь, краска почти облезла. Пойди, посмотри, — и он махнул рукой в другой угол зала. — Да, узор почти не виден. Многое придется рисовать заново. — О, можешь перекрасить полностью. — Совсем? — Да. Главное — придерживаться тех же мотивов. Ну что? — Я бы попытался, господин. — Прекрасно. Приступишь завтра. Хотя зачем нам ждать? Можешь приступить сейчас. — Но... Вы уверены? — Да, да! "До чего неумный, — подумал Трандуил. — Не дай Эру, будет так же недогадлив и дальше". Слуга притащил ему щетку, кисти и старую краску. Маэглил возразил было, что в полнолуние стоило приготовить бы новую — из толченого мела и свежих цветов — но нарвался на раздражение Трандуила и принялся за работу, отчищая шелушившиеся края росписи. Солнце жгло его сзади, как и неотступный взгляд короля. — Можешь раздеться: жарко, — сказал сзади Трандуил. Больше походило на приказание. Он стянул легкие латы и тунику, украдкой посмотрев из-за плеча на короля. Тот с преувеличенным вниманием разглядывал вино в бокале, точно пытаясь угадать номер его оттенка. И он отвернулся, продолжая красить. Трандуил, подняв глаза поверх бокала, оглядел всю его крупную фигуру, тяжеловатый торс и широкие плечи. О, такой будет ворочать его, как собака — безжизненную тушку барсука. От предвкушения сводило зубы. На следующий день стражника ждала стена, готовая для росписи, — и Трандуил, улыбнувшийся ему уголком рта. Но Маэглил не увидел в улыбке ничего хорошего. Король будто злился на что-то — и не хотел его отпускать. Он принялся за кисть — а тот за вино, и к концу дня оба не стояли на ногах, но по разным причинам. В следующий раз они увиделись, когда осень вступала в свои права, а Маэглилу выпала ночная стража у царских покоев. Изобразив крайнюю степень опьянения, Трандуил с удовлетворением отметил, что выбранный им страж тут как тут. Стоит под дверями с мечом на поясе и алебардой в руке, при виде короля вытянувшись и сделав строгое лицо. Скопировав его выражение, Трандуил, стараясь казаться нетрезвым, с трудом фокусируя взгляд на нем, приказал: "До трёх ночи стоишь тут — затем идешь охранять вглубь спальни. Стеречь у кованой двери, в ногах у кровати. Всё, вольно!" — и захлопнул за собой дверь. "Снова напился, — брезгливо подумал стражник. — И как его не тошнит?" Трандуил вошел в спальню, задернул тяжелые занавеси на окнах. Проверил все засовы и ключи, и потайной вход в сокровищницу. Неспешно разделся и лег, с удовольствием вытянувшись на простых простынях изо льна. В другое время он уснул бы мигом, но сегодня ожидание не давало спать обоим по две стороны от входа в спальню. Он раздвинул ноги и выгнулся, украдкой касаясь пальцем отверстия между ягодиц. Нажал на него, пытаясь просунуть внутрь палец, — и отдернул руку, оцарапавшись одним из перстней. Было неприятно, но тем лучше. Боль. Он должен снова испытать ту боль. Как память; как наказание. Время прошло быстро, поскольку он всё-таки уснул и продремал до последнего, но вот дверь безо всякого стука отворилась и столь же бесшумно захлопнулась за Маэглилом. Фигура его в свете луны казалась темной, и волосы чернели, а не отливали белым золотом, как у остальных. Тем лучше: меньше увидят. Он встал возле ложа, как и было приказано, и застыл. Трандуил перевернулся, смотря на него. — Как я напился... кошмарно, да? Можно делать со мной, что хочешь. Он откинул с себя одеяло. Было и впрямь жарко, но цель его, конечно, была другая. Маэглил оставался недвижен и молчал в ответ на его откровения. Ему было ужасно неловко и стыдно видеть своего короля таким. К его счастью, король уже через две секунды провалился в сон. Но он не простил ему его молчания. Утром его вывела из череды размышлений внезапная боль. Хлыст просвистел за ухом. Он вскочил, оборачиваясь. Спину обжигал удар. За ним стоял разозленный Трандуил. — Как ты посмел уснуть на посту? — Я не спал, нет, нет, — принялся неловко оправдываться стражник. Оба знали, что это правда. Начальник стражи, смотря на глубокий след от удара по спине, пожалел его, хотя, конечно, вслух ничего не сказал. И Маэглила из числа приближенных стражей он не убрал, хоть тот и стал бояться владыку ещё сильнее. Внезапные вспышки гнева для короля Трандуила не были большой редкостью.***
В глухую ноябрьскую ночь они встретились снова. — Маэглил... Иди сюда, — похлопал Трандуил по ложу рядом с собой. — Не бойся. Тот тяжело опустился. — Сними с себя всё оружие, только тихо. Положи тут, у кровати. Послышался тихий лязг и вслед за этим его низкий послушный голос: — Хорошо, мой король. — Теперь сядь рядом, — кровать тяжело скрипнула. — Я хочу, чтобы ты поласкал меня. — Да, господин. Слышно было его замешательство и крайнее смущение. — Не стыдись, Маэглил. Это даже хорошо. Я хочу, чтобы ты взял меня... сзади. И Трандуил откинул с себя покрывало. Растянулся на кровати, раздвинув бёдра. Молодой эльф, как видно, колебался. Может быть, решал про себя, не лишился ли владыка ума? И не позвать ли на помощь? Но нет. Мысли Маэглила были темны и известны лишь ему одному. И он отчаянно боялся не угодить своенравному королю, хотя дух у него захватывало от того, насколько сильно решил тот его к себе приблизить. Маэглил тяжело заворочался на ложе позади него, примериваясь к более удобной позе. Затем взял его за бедра, легко подтащив поближе к себе, и осторожно погладил по ягодицами внутренней стороне бедер. Трандуил стиснул зубы, чтобы не кончить прямо сейчас. Он завел руки за спину, раздвигая ягодицы и демонстрируя другому эльфу узкое темное отверстие. Он ощутил, как тот придвигается ближе, кладет ладонь ему на поясницу, поглаживая и прося прогнуться сильнее. Маэглил так же, как и он сам несколькими часами ранее, осторожно надавил на анус пальцем, помассировал, побуждая открыться и постепенно проникая сложенными вместе пальцами глубже внутрь. Гладя его, он просунул их ещё дальше, надавив вниз, на простату. Трандуил вскрикнул от болезненного и внезапно приятного ощущения. Подался навстречу, желая испытать это ощущение вновь, но тот, как назло, медлил. — Что случилось? Продолжай, — раздраженно поторопил его он. — А как же масло или бальзам, господин? Будет больно. Может даже пойти кровь... — Пусть... — простонал Трандуил, отчаянно прогибаясь в пояснице навстречу шершавым неосторожным пальцам. И он продолжил ласки, добавив третий палец, что уже было слишком много; Трандуил визжал и стонал под его руками. Он понял, что кончил раньше возможного, почувствовав облегчение и накатившую волну блаженства. Он лежал на влажном пятне на простыне под собой, но это было уже не важно. Несмотря на навалившуюся слабость и головокружение, он подгонял молодого эльфа, заставляя продолжать. Трандуилу до сих пор оставалось только гадать, насколько велик его прибор в эрекции, но теперь, взвыв от внезапной боли, он понял, что маленького размера ожидать было глупо. Хотелось вырываться от этого ощущения, будто тот разорвал всё внутри, но руки держали его за бока, стиснув тонкую кожу короля до синяков. Маэглил, конечно, превосходил его весом и навалился сзади, не давая сдвинуться с места. На глазах снова появились слёзы — но прошли. Стражник начал двигаться, ласково поглаживая его, будто приручал дикую лошадь, которая норовит оборвать наброшенные поводья. Но это тоже было больно — за исключением тех моментов, когда член проезжался по его простате: тогда король, старавшийся молчать и вспоминавший былое, взвизгивал, забыв обо всех приличиях. Движения, начавшиеся с медленных и бережных, становились всё более настойчивыми и глубокими. Эльф за его спиной тяжело дышал, то с силой притягивая его к себе за бедра, то отпуская. Через две минуты он кончил в него, выйдя наконец из его заднего прохода. Трандуил почувствовал чужое семя, разлившееся внутри, поблагодарил Эру за то, что он не дева, и обессиленно упал лицом вниз. Стражник, отерев член, может, и рад был бы упасть рядом, но вместо этого сел обратно на край кровати, будто снова ожидая приказа. — Благодарю тебя, Маэглил, — и Трандуил величественно махнул рукой в его сторону, отпуская. — Ты всё сделал хорошо. Ты сильно боялся? — Нет. Я... Я тоже давно хотел этого, о король. — Ах ты наглец! — возмущенно зашипел Трандуил. — Завтра я тебя снова высеку! Вон!