Кто-то прислушивается к себе, кто-то к знакам извне, Кто-то умеет играть на скрипке, кто-то летать во сне, Кто-то врачует людские души, кто-то лечит собак, Кто-то мечтает о дальних странах, кто-то — развеять мрак, Кто-то рискует, а кто-то боится шаг ступить за порог, Кто-то находит вакцину от гриппа, кто-то заводит блог, Кто-то выводит формулу счастья, кто-то растит детей, Кто-то штурмует любые стены, кто-то уходит в тень, Кто-то рукой с пьедестала машет выбывшим из игры. Кто-то выращивает пшеницу, а ты создаешь миры.
1
Женька порылась в куче мусора, которой был завален кухонный стол — по крайней мере, так это выглядело со стороны — и выудила пакетик с остатками чайных сухарей. На самом деле это был не совсем мусор — просто стол был весь заставлен и завален начатыми банками варенья, пакетиками с печеньем, в которых оставалось по две-три штучки, коробками с чаем и из-под чая и прочей подобной ерундой. Да и вообще кухня не блистала порядком. Женьку это мало смущало. В ее комнате творилось то же самое, водоразделом квартиры была гостиная, где периодически наводился марафет, а в комнате Женькиной матери — Ромка как-то видел мельком — порядок царил идеальный. Ромка этим не заморачивался, Женька его устраивала, как есть — с ее безалаберностью, фенечками, книжками, фантазиями и страхолюдной плюшевой мышью на подоконнике. Ему разве что было бы любопытно показать эту квартиру приверженцам теории, что если хочешь знать, какой хозяйкой будет твоя девушка — посмотри на ее мать. Женька между тем развивала любимую тему, не особо заботясь о том, слушает Ромка или нет. — Понимаешь, настоящая книга должна быть полной, полноценной, как сам мир. Она не должна состоять из голого действия: встал, пошел, выпрыгнуло чудовище, расстрелял чудовище, пошел дальше. Должны быть характеры героев, их мысли, чувства, то, что их окружает. И второстепенные герои. И эпизодические, между прочим. Ромка не столько слушал, сколько любовался, как она вещает эту банальщину с видом первооткрывательницы истины. Глаза у Женьки горели, щеки разрумянились, и вообще с нее можно было писать картину «Вдохновляющая на подвиги» или «Провозвестница счастья». — Дальше. Если книга хорошая — на нее обязательно пишутся пародии. Лукьяненко пародии на Крапивина писал. А у Фрая «Идеальный роман» — это вообще сборник пародий. — Кстати, ты знаешь, что есть пародия на «Волкодава»? — спросил Ромка, чтобы показать, что он слушает и вникает. — Пародия на «Волкодава» — это одноименный фильм, — заявила Женька и с хрустом разгрызла засахаренный сухарик. — Да ладно тебе, фильм как фильм. А пародия правда есть, я слышал, большое произведение. Называется «Кошкодер». — Баян. Я об этом слышала сто лет назад. Даже искала ее. Нет такой. — Ну ты еще вспомни, как ты сто лет назад «Сказания о титанах» искала. А в прошлом году нашла и кричала мне по телефону: «Выложили! Все-таки выложили!» В открытую форточку залетал теплый ветерок. Склоняющееся к закату солнце ярче золотило ветви березы под окном, едва начавшей желтеть. После двухнедельной мороси в город вернулась сухая ясная погода. И Ромка, дождавшись, когда Женька допьет, наконец, свой почти остывший чай, сказал: — А пошли гулять! На прогулке Женька продолжала болтать почти без умолку, а Ромка, как обычно, больше молчал, любуясь ей, словно играющим котенком. Он мог без конца смотреть, как она энергично жестикулирует, как встряхивает головой, чтобы убрать с лица заброшенную ветром прядь волос, как улыбается своей озорной улыбкой. И, конечно же, они, как всегда, забыли о времени, и Ромка вернул домой свое лохматое сокровище, едва уложившись в рамки одиннадцати. Женькина мать встретила их с поджатыми губами, и ее «Добрый вечер» прозвучало почти как «Вы имеете право хранить молчание». — Евгения, готовься ко сну. Я на минуту выйду, — сказала она затем и вместе с Ромкой спустилась во двор. — Роман, я должна с вами поговорить. — В свете уличного фонаря лицо Женькиной матери казалось пожелтевшим, как осенний лист. — Вы взрослый человек. Ромка невольно усмехнулся, вспомнив, как вчера, когда они с Игоряшкой устроили во время уборки дуэль на швабре и венике, его собственная мать ворчала: «Детский сад, штаны на лямках». Женькина мать вздохнула. — Хорошо, почти взрослый. В любом случае, вы старше Жени и серьезнее. Поймите, она несовершеннолетняя, ей нет восемнадцати. И со своей наивностью, с этим своим беспечным отношением к жизни она, по сути, еще ребенок. Она не задумывается о будущем. Ей кажется, что все беды мимолетны, все проблемы решаемы. Подумаешь, тройка! Подумаешь, потерянная тетрадь с конспектами! Все это можно наверстать! Женькина мать тяжело вздохнула. Ромка терпеливо молчал. — Видите ли, репутация складывается из мелочей. И зарабатывать ее надо уже сейчас. Женя только что поступила в университет, ей надо думать в первую очередь об учебе — и только об учебе. Вам, кстати, тоже нужно думать о своем будущем, о будущей работе… ну, хорошо, о теме для диплома. И я вас очень прошу, не морочьте девочке голову. Ей еще рано заводить отношения с молодыми людьми. И я не хочу, чтобы моя дочь повторила мои ошибки. — Валентина Константиновна, — проникновенно сказал Ромка, глядя ей в глаза. — У меня никогда и в мыслях не было морочить вашей дочери голову. И я никогда не буду этого делать. А утром Женька разбудила парня телефонным звонком. — Ромка! Привет! Представляешь… — Жень, восемь часов! — сонно проворчал Ромка. — Я вообще-то спал. — Зато я вообще не спала! Во-первых, да, ты прав, пародия на «Волкодава» существует, только называется не «Кошкодер», а «Кошкодафф». Но я не про это хотела сказать. Я такой ресурс нашла!!! Следующие двадцать минут Ромке пришлось выслушивать про замечательный ресурс, на котором люди выкладывают свои произведения по мотивам других произведений, сиречь фанфики, а также ориджиналы — то есть оригинальные произведения. — Слушай, Ром! Может, мне выложить свой «Серебряный ветер»? Мне ж совсем чуть-чуть дописать там, даже не дописать — так, причесать немного! — Да выложи, конечно, почему нет… Ромка еще не знал, что его слова положили начало новой эпохе.2
Следующие три недели прошли под знаком «Серебряного ветра». Женька писала, исправляла, что-то добавляла и звонила Ромке в любое время суток, чтобы похвастаться удачной фразой или уточнить, достаточно ли правдоподобна та или иная деталь. Наконец, она придумала вычурно красивый ник, зарегистрировалась и выложила работу на сайт. Ромка думал, что теперь-то она успокоится. Наивный! На следующий день Женька позвонила ему, когда он перебегал через двор из одного корпуса в другой, торопясь успеть на лабораторную. Над городом буйствовал ветер, разрывая в клочья облака, закручивая в смерчи сухие листья и пытаясь сорвать с Ромкиных плеч небрежно накинутую куртку. — Ромка! — ликующе закричала в телефон Женька. — У меня десять просмотров и три лайка! — Молодец, поздравляю! — ответил Ромка, отворачиваясь от ветра, чтобы он не глушил звук. — Что? — Поздравляю! — Что? — Поздравляю! Ты молодец! — А почему ты сердишься? — обиженно спросила Женька. — Я тебе первому позвонила… Еще неделю или две она не теряла энтузиазма и хвасталась новыми просмотрами. Лайков больше не было, но Женька не огорчалась. — Главное, что читают! — говорила она. — Понимаешь, ты только не смейся, но я верю, что персонажи живы, пока о них кто-нибудь помнит. Ну, ты не подумай, что я на самом деле считаю, будто где-то далеко-далеко есть тот самый остров, на котором они живут. Если хочешь, считай, что это что-то вроде игры. Но когда я знаю, что кто-то о них прочел и, может быть, они кому-то запомнились, мне за них как-то спокойнее. Кроме того, Женьке и самой нашлось, что почитать на этом сайте, и она с упоением составляла список избранных авторов, держа Ромку в курсе, независимо от того, хотел он этого или нет. «Глянь по ссылке, бесподобный рассказ!», — читал Ромка в своей электронной почте, торопливо глотая свой утренний кофе. «Проверь почту, я тебе ссылку одну прислала», — прилетала ему смска как раз в середине ответственной контрольной. — Посмотри, — говорила Женька, повернув ноутбук экраном к Ромке, — это шедевр! Просто шедевр! Очередная порция восторгов высыпалась на Ромкину голову, когда они с Женькой сидели в полупустом маленьком кафе. С некоторых пор они встречались здесь чаще, чем у нее дома. Не специально, просто почему-то так получалось — то Женька звонила Ромке с улицы, то Ромка случайно встречал ее возле университета, и они шли гулять, а потом пить чай и греться в какое-нибудь кафе, обычно как раз в это. Оно находилось в двух кварталах от Женькиного дома, на углу тихой улицы и маленького переулка с деревянными домами. В нем всегда было малолюдно и тихо, может быть, за это оно Ромке и нравилось. В этот день было пасмурно и ветрено, окно, возле которого они сидели, запотело изнутри. Сверху эта полупрозрачная вуаль истончалась и были видны нижние ветви большого дерева снаружи, с еще зелеными, но уже потемневшими от первых холодов листьями. — Вот, гляди! — воскликнула Женька. — Просто супер! Ромка торопливо придержал ноутбук, пока Женька не свалила его со столика, и кивнул. Он уже привык, что к ним постоянно присоединяется стремящееся к бесконечности количество виртуально присутствующих авторов. — А вот это! Эх, мне так никогда не написать! Я этого автора сразу в избранное добавила. А здесь, вот, прочитай этот абзац! Это же чудо! Ромка послушно пробежал выделенный абзац глазами. Женька повернула ноутбук к себе, коснулась тачпада, недолго помолчала, потом сказала: — А это, похоже, мертвый аккаунт. — В смысле? — Ну, гляди, три года назад автор выкладывал произведения чуть ли не каждые две недели. Потом пореже. А два года назад вообще прекратил. Я его все равно, конечно, в избранное добавила, потому что пишет очень хорошо. Но боюсь, он с этого ресурса уже ушел. Обидно. Ромка ничего не сказал, но это «мертвый аккаунт» как-то неприятно его царапнуло. А через несколько дней в том же самом кафе Женька радостно показала Ромке первый отзыв. «Интересная история! Персонажи лапочки! Автор, вы молодец!» — прочитал он и на пару секунд завис. Однако Женька светилась ничем не замутненным счастьем, и Ромка осторожно сказал: — Ну… здорово. Только… э-м-м… тебя не смущает, что Ириан называют лапочкой? — Да ладно! Она, конечно, совсем не лапочка, но все равно же она классная! И потом, может, человеку больше Айя и Джай понравились! Ромка с облегчением согласился, что Айя и Джай и правда лапочки, и больше критику на комментатора не наводил. Женька искренне радовалась, и он не собирался портить ей настроение. Найдутся желающие и без него. Впрочем, он даже не подозревал, насколько скоро.3
Ромка забеспокоился еще до того, как узнал, в чем дело, потому что за все то время, пока они гуляли по мокрым осенним улицам, Женька не сказала и десяти слов. Это было настолько на нее не похоже, что Ромка даже спросил, хорошо ли она себя чувствует. И ее безрадостное «да» ни капли его не успокоило. В их любимом кафе, сдвинув вместе три столика, праздновала день рождения шумная компания. Ладно хоть дальний столик в углу оказался свободен. Они сели, Женька достала из сумки, включила и подвинула к Ромке ноутбук. «Опять фэнтези! Достали уже!» «Неплохо бы заменить название. Повесть с таким названием уже есть». «И не одна! )))» «Или автор кормится плагиатами, или живет под лозунгом: «Чукча не читатель, чукча писатель». Уберите имя Джай! Глаза режет! Джай — это один из главных героев известного романа Громыко». «Автор, учите матчасть. С таким кораблем, как вы описываете, не могут управиться три человека. Господствующим ветром осенью не может быть северо-западный. Человек на лошади не может спастись от волка, так как волк бегает значительно быстрее, чем лошадь». — Так. — Ромка передвинул свой стул, чтобы Женька могла тоже видеть экран. — На первый комментарий можешь вообще не смотреть. Это какой-то тролль мимо пробегал. Скорее всего, открыл несколько произведений подряд и к каждому что-то подобное написал. Женька промолчала. — Ну, название можно и заменить, — бодро сказал Ромка. Увидел, какое у Женьки стало лицо, и добавил, — Хотя если их уже несколько, то не понимаю, кому мешает еще один… — Нет, название я могу заменить, — торопливо, почти отчаянно перебила его Женька. — Но что мне делать с Джаем? Я не могу ему дать другое имя! Он для меня Джай — и больше никто! Имя персонажа — это характер! — Ну и оставь, — Ромка пожал плечами. — Еще и не такие совпадения бывают! Люди законы физики открывают независимо друг от друга, что там имя из четырех букв. Женька серьезно кивнула, но на лице у нее все равно было сложное выражение — сомнение, горечь и какая-то обреченность. — Ну а с кораблем-то что? — Ромка весьма смутно помнил морской эпизод из биографии трех развеселых персонажей — обаятельного воришки, целительницы и воительницы с бензопи… пардон, с двуручным мечом. Вроде, было, плыли куда-то, но недалеко и недолго. — Это когда они корабль угнали и переплыли через пролив. Ну, помнишь, их в плен взяли, а они освободились, когда команда на берегу была, и удрали? Ромка кивнул. — Я за основу взяла двухмачтовую шхуну, — объяснила Женька. — В «Острове сокровищ» с «Испаньолой» управляются семь человек. Я понимаю, что мои не могли бы плавать втроем по морям и океанам. Но им надо было только пролив переплыть! Это-то они могли сделать? — Наверное, — согласился Ромка. — Что там еще? — Он придвинул ноутбук к себе, чтобы перечитать последний комментарий. Шум в кафе становился все громче. Кто-то из компании празднующих взорвал хлопушку, и Женька непроизвольно вздрогнула. Зато друзья именинника радостно завопили. — В природе и погоде я не разбираюсь, какие там бывают господствующие ветра, — повысив голос, чтобы Женька могла его расслышать, сказал Ромка. — Спроси у кого-нибудь с геофака. Там в тексте что? Женька отмотала страницу вверх. «Начало осени выдалось неласковое. По небу непрерывно шли, перегоняя друг друга, тяжелые серые тучи с лохматыми краями. Вскоре свирепая буря, налетевшая с северо-запада, надолго загнала корабли в бухту». — Эм-м… — Ромка поскреб в затылке. — Я чего-то не понимаю? Где здесь говорится, что это был господствующий ветер? В общем, забей и не парься. Тут он с удивлением заметил, что у Женьки дрожат губы. — А вот волк действительно бегает быстрее лошади, — машинально закончил он. — В чем дело? — Ни в чем! Ни в чем! — Женька вскочила. — Все прекрасно! Все просто замечательно! Она выключила ноутбук и принялась торопливо запихивать его в сумку. Ноутбук цеплялся углом и не лез. Ромка забрал сумку, расстегнул молнию полностью, уложил ноутбук и вернул его Женьке. — Да что ты, в самом деле? Брось! Нашла из-за чего расстраиваться! — Да, конечно! — в запальчивости почти крикнула ему Женька. — Все великолепно! И то, что фэнтези всех достало, и то, что я, оказывается, плагиатами кормлюсь! Она вылетела на улицу и с ходу развила такую скорость, что Ромка еле ее догнал. — Да подожди ты! Куда втопила? Я-то тебе что плохого сделал? Женька сбавила шаг. — Ничего. Извини. Мне домой пора. Только позже до Ромки дошло, что Женька просто была ошеломлена неожиданной агрессией (насколько он понимал, довольно нетипичной для этого ресурса) и что в этом состоянии она не способна была отделить мух от котлет и аккуратно разложить по полочкам, снабдив соответствующими ярлычками. Так что, возможно, надо было не обсуждать с ней ценность того или иного комментария, а просто сказать что-то вроде: «Через месяц ты будешь вспоминать это с улыбкой». Но поезд уже ушел.4
В конце октября у Ромки началась рабочая практика, и он приползал с завода поздно вечером, через силу лез под душ, потом ел и валился на кровать. Возиться с железяками оказалось интересно, но очень тяжело. Встречать Женьку по будням после университета он теперь не мог, а в выходные мать железной рукой отправила семейное войско приводить сад в порядок перед зимой. Словом, Ромка не видел Женьку уже больше двух недель. Но поскольку Женька не была обременена предрассудками типа «девушка не должна звонить парню», он не беспокоился, а удивляться, почему она не звонит, было особо некогда. На звонок городского телефона он даже не отреагировал. Отец и они с братишкой пользовались исключительно сотовыми, а на городской обычно звонили подруги матери, любительницы полуторачасовых разговоров. Трубку взял Игорек. — Сейчас позову, — сказал он, а потом, не отходя от телефона, оглушительно заорал на всю квартиру: — Ромка!!! Тебя какая-то взрослая женщина спрашивает!!! Первая взрослая женщина, которая пришла Ромке на ум, была его научная руководительница, поэтому он вихрем влетел в комнату, выхватил у братишки трубку и максимально культурным тоном, на который только был способен, сказал: — Добрый вечер! — Роман, — сквозь треск, шелест и гудение автомобилей ответил голос Женькиной матери (видимо, она звонила из автомата). — Вы извините, что я к вам обращаюсь, — (Ромка поперхнулся воздухом и едва не закашлялся), — особенно в свете нашего последнего разговора, но мне необходима ваша помощь. Ромка перевел дыхание и вежливо спросил: — А что случилось, Валентина Константиновна? — Меня беспокоит состояние Жени. — Даже сквозь помехи на линии и уличный шум было слышно, как женщина волнуется и как ей тяжело говорить. — Понимаете… она практически ничего не ест. Я подозреваю, что она даже пропускает занятия. Она замкнулась в себе и на все вопросы отвечает: «Все в порядке». Я бы меньше беспокоилась, если бы она вспылила, вышла из себя… Но она… Я ее просто не узнаю! — Я сейчас приеду! — перебил ее Ромка. Игоряшка, который все это время, кривляясь, без слов передразнивал не слышный ему разговор, замер и испуганно уставился на него. Ромка схватил куртку и выскочил за дверь. Верхний свет в квартире у Женьки почему-то был выключен — горела крохотная, как ночник, лампочка над дверью в прихожей и неяркое, скорее декоративное бра на стене в гостиной. Валентина Константиновна молча кивнула Ромке на Женькину комнату. Там было темно. В окно попадал свет прожектора со стройки и белыми косыми полосами ложился на пол и на стол. Женька сидела у окна, облокотившись на подоконник и подперев рукой голову. — Что случилось? — спросил Ромка. Женька медленно, как во сне, повернула к нему голову. В разбавленном синевато-белом свете лицо у нее было, как у призрака. — Я удалила свой аккаунт, — безжизненным голосом сказала она. — У меня за последние две недели не было ни одного просмотра. Я мертвый автор. В первую секунду Ромка, навоображавший по дороге всевозможных ужасов, с трудом удержался от того, чтобы облегченно выругаться. Потом сообразил, что, какой бы высосанной из пальца ни казалась ему проблема, для Женьки, раз уж это превратило ее в замороженную статую, последствия могут быть самые серьезные. — Стоп! — он поднял руки. — Тайм-аут. Это как-то чересчур. У меня голова отказывается это так сразу воспринимать. Он присел перед Женькой на корточки и взял в руки ее тонкие ладошки. Они были вялые и холодные. — Ты совсем замерзла тут у окна, — сказал Ромка. — И знаешь, я не ел с утра, у меня голова ничего не соображает. Сделаешь мне чаю? Или, если есть, какао? Женька послушно встала и пошла на кухню. Там она включила чайник, двигаясь, как в замедленной съемке, достала молоко, взяла с полки кружку и насыпала в нее какао и сахар. — Ну, ты уж мне составь компанию, — сказал Ромка. Женька молча взяла вторую кружку. «Черт, — думал Ромка, глядя, как Женька наливает кипяток, добавляет молока, садится напротив и греет руки о горячую кружку, — черт, забрать бы ее с собой и не выпускать из рук ни днем, ни ночью. Черт знает, что творится там, в ее голове». Он отпил глоток какао и велел: — Ну, теперь рассказывай. — Я уже все рассказала, — равнодушно сказала Женька. Ромка слегка подался к ней, всем своим видом показывая, что внимательно слушает. Краем глаза он заметил, как Валентина Константиновна беззвучно прошла по коридору, ненадолго остановилась, издали заглядывая в кухню, и так же тихо ушла. Помолчав, Женька нехотя продолжила: — Ну, сначала отзывы эти… я тебе показывала. — Я помню. — Ага… Потом несколько просмотров было, но, понимаешь, никто не возразил, не написал: «Да ладно, неплохо» или что-нибудь в этом роде, никто даже ни одного лайка не поставил. В общем, все согласны с предыдущими ораторами. А потом вообще тишина. Мертвая. Полная пустота. Женька замолчала. Ромке показалось, что она не договорила, что она собиралась сказать что-то еще, но почему-то передумала. Он оглянулся. Валентина Константиновна бесшумно удалялась по коридору. Ему захотелось постучаться головой о стену. — Понимаешь, — через силу Женька заговорила снова, — это никому не нужно. Я больше года жила с этими персонажами, я сны про них видела, я все о них знала, каждую мелочь. Они для меня были живые. И вдруг оказалось, что все это — картон. Никого они не зацепили. Я думала, мне удалось их показать… создать… понимаешь, оживить… А мне — про то, что фэнтези всех достало, и про скорость бега волка. Никому они не нужны, кроме меня. А я… даже внятно рассказать о них не способна… Внезапная мысль обожгла Ромку, и он торопливо перебил: — Я надеюсь, ты хоть черновик с ноута не удалила? Женька посмотрела непонимающе: — Нет. А что? — Скинь мне его на мэйл. Пусть у меня копия будет на всякий пожарный. А то знаю я вас, творческих личностей. Женька уставилась на него ошеломленными глазищами, и Ромка с изумлением увидел, как они быстро-быстро наполняются слезами, переполняются, и слезы бегут через край — не красивыми медленными каплями, как в кино, а перегоняя друг друга, словно у ревущего ребенка. — Жень, ты чего? — растерянно спросил он. — Я что-то не то сказал? Женька бросилась ему на шею и горячо прошептала в ухо: — Ромка! Спасибо! Спасибо тебе! Потом, когда они вернулись в комнату, чтобы отправить мэйл, Ромка валялся на Женькиной кровати и втолковывал: — Надо быть практичнее. Видишь какой-нибудь тролльский комментарий — все, забыла про него. А видишь, что-то конструктивное — используй. — Да все равно я не буду больше ничего выкладывать, — отозвалась от стола Женька, но уже без прежней трагичности в голосе. — И вообще писать навряд ли буду. — Не, это ты брось! — Ромка даже приподнялся. — Что за упадническое настроение? — Я уже поняла, что мое творчество не представляет никакой ценности. Это что-то вроде семейных историй — интересно только тем, кто меня знает. — Ну, не скажи! И что такое вообще ценность произведения? Назови какую-нибудь книгу, представляющую несомненную ценность. Признанную критиками, прошедшую проверку временем и так далее. — «Мастер и Маргарита». — О’кей. Оставим за кадром то, что моя мать даже дочитать ее до конца не смогла. На необитаемом острове эта книга будет представлять из себя ценность? — На необитаемом острове? Но там же некому ее будет оценить! — Точно. То есть книга является ценностью только для читателей. А читателям требуются разные книги. Для кого-то Донцова ценность, а для кого-то Шекспир. И нельзя судить о том, нужна твоя книга кому-то или не нужна, на основании того, что ее двадцать человек прочитали и она не всем из них понравилась. — Не двадцать! — вскинулась Женька. — Хорошо, — легко согласился Ромка, — двести. А сколько в мире русскоязычных читателей? Так что зря ты ее удалила. Надо снова выложить и ждать, пока по реке проплывет, то есть приплывет твой собственный родной читатель, который именно такую книгу… Его перебил деликатный стук в дверь, сразу же после которого в комнату заглянула Валентина Константиновна. — Роман, может быть, вы чаю хотите выпить? А то время уже позднее… — Нет-нет, спасибо. — Ромка встал. — По правде говоря, мне пора. Женька уже почти улыбалась, так что можно было спокойно идти домой. В прихожей он еще сказал ей напоследок: — Выше нос! Подумаешь, «Серебряный ветер» кому-то не понравился! Напиши «Алюминиевый ветер» какой-нибудь! — Ну, это уже киберпанк какой-то, я такое не умею писать. — Не, киберпанк — это «Ветер из нержавеющей стали»! — «Ветер на микросхемах»! — «Нержавеющий ветер наносит ответный удар»! Женька уже несмело смеялась, и Ромка не знал, что ее решение остается прежним — показывать кому-то свои произведения не имеет смысла.5
Женьке не спалось. Что-то ее тревожило, будоражило, и даже то, что всегда раздражавший ее прожектор на стройке уже несколько дней не горел, не успокаивало, а заставляло напряженно вглядываться в темноту. Ночь, беззвездная, черная, глухая, накрывала город, как туча. Казалось, что-то приближается, назревает в ее глубине, как гроза — хотя время гроз давно миновало. Крупные дождевые капли коротко и резко простучали по подоконнику, словно кто-то с размаха швырнул их пригоршней. Оконное стекло дрогнуло. Поднимался ветер. Женька поднялась с постели, переставила на подоконник закрытый ноутбук, включила настольную лампу на самый минимум — чтобы хоть что-то можно было различить, — и подтянула к себе первый попавшийся лист бумаги. Ветер шумел за окном, громыхал отставшим краем водосточного желоба, гудел в каркасе недостроенного дома напротив. А на бумагу ложились торопливые размашистые строчки — о еще неведомом, только начинающем прорисовываться мире. Строчки, которых никто никогда не увидит. Потом Женьке до утра снились необыкновенно яркие, словно в детстве, сны. Встала она с ощущением чего-то нового на душе — светлого и прозрачного, как небо перед рассветом, когда солнце еще не взошло. Мир-набросок постепенно проявлялся, становился четче и сложнее. Как могучее дерево вырастает из семечка, как ледяные линии на стекле, ветвясь и множась, разрастаются в сложный, завораживающий взгляд узор, так вырастал из небытия ее Город. И поднимались дома, каждый из которых хранил свою историю или тайну. И появлялись двери — старинные, тяжелые, окованные железом или современные, из стекла и пластика, — ведущие куда угодно, но только не туда, куда кажется на первый взгляд. И разбегались в разные стороны улицы, изгибаясь и сплетаясь, так что казалось, будто некоторые из них пересекают сами себя. И возникали глубоко под землей скрытые ходы, по которым неслышно ступают создания из мифов и снов, таящиеся от человеческих глаз. И, конечно, люди, населявшие этот город, тоже были ему сродни. Много дней спустя, когда удивительный город уже вовсю жил своей непостижимой жизнью, Женька открыла страницу почти забытого сайта, щелкнула по строчке Регистрация и набрала в окошке Имя пользователя: «Алюминиевый ветер».