i'm afraid

      Алек откидывается на спинку удобного кресла стоящего за кассой небольшого книжного магазина, в котором он работал уже года два, и погрузился в чтение «Гордости и предубеждения». Минут через пятнадцать дверной колокольчик звякнул, но Алек даже бровью не повел, настолько парень углубился в сюжет. Он обратил внимание на посетителя, только когда над его головой раздалось мягкое покашливание, весьма непрозрачно намекнувшее, что он тут не один. Брюнет поднял голову и потерял дар речи. Перед ним стоял молодой мужчина (парнем его как-то язык не поворачивался назвать, хотя выглядел он не намного старше Лайтвуда) настолько необычной наружности, что Алек впервые не знал (а не не хотел), что сказать. Незнакомец был одет в черную с золотой вышивкой рубашку, нечеловечески узкие кожаные штаны, а на голове был не просто творческий беспорядок, там был творческий взрыв. Секунд через тридцать бессовестного разглядывания он все же понял, что этот мужчина пришел не просто так, поэтому Алек вскочил и, запинаясь, проговорил:       — З-здравствуйте, я Алек, мог-гу я вам чем-нибудь помочь?       — Алек — это от Александра?       — Да, но я предпо… — парень не договорил, когда неожиданный покупатель его перебил.       — Так вот, Александр, мне нужен… — удивительный мужчина на секунду задумался, скользя взглядом по полкам, словно в поисках того, за что можно зацепиться взглядом, и, кажется, нашел. — Томик «Гордости и предубеждения».       Когда Алек молча прошел пару метров и снял с полки новую книгу, уже протягивая ее покупателю, тот попытался схватить его за запястье, и Лайтвуд, одним резким движением откидывая новенький том, с испуганным видом прижал запястье к груди. Да, он знал, что это глупо, бояться прикосновений в мире, где с помощью этих самых прикосновений находили родственную душу. Он этого не контролировал, ясно?! Мужчина изогнул бровь и сказал:       — Я всего лишь хотел сказать, что хочу эту книгу, — с нечитаемым выражением на лице сообщил Алеку он, указал на стоящую рядом книгу другого издательства, более дорогой вариант с качественной бумагой и твердой обложкой. Лайтвуд покраснел до кончиков ушей и пробил указанную книгу на кассе, быстро положив ее на прилавок и избегая смотреть новому покупателю в глаза. Мужчина расплатился и вышел из магазина, и только тогда Алек смог вздохнуть свободно. Этот человек напрягал его куда больше других, затрудняя дыхание и вызывая в животе какое-то непонятное чувство.       К его удивлению, Магнус Бейн (именно так представился тот мужчина) стал постоянным покупателем, хотя Алек сомневался, открывает ли он эти книги по приходу домой, а иногда и просто заходил к парню в магазин, чтобы немного поболтать. Под неиссякаемым напором Магнуса сначала исчезло напряжение, а потом и появилась симпатия, хотя странное чувство не пропадало. И была еще одна очень важная вещь. Бейн больше не касался его. Алек не знал, радует его это или нет. Он определенно не хотел, чтобы Магнус его касался, но он слишком часто думал о том, чего не случилось в их первую встречу. Но теперь Бейн знал, почему Алек отреагировал на попытку прикосновения к нему, Лайтвуд рассказал все на второй или третьей их встрече, когда Магнус просто задержался у кассы, чтобы поговорить с продавцом. Это ведь нормально, да?       Прошло, наверное, пару месяцев со времени знакомства Алека и Магнуса. И с каждым разом Алек все больше осознавал, что влип, потому он думал о нем каждый божий день. Иззи, младшая сестра парня, называла его такими словами, о происхождении которых он совсем не хотел знать, потому что Алек наконец-то влюбился, но не давал этому человеку прикасаться к себе. Лайтвуд-старший бурчал что-то неразборчивое насчет того, что они не вместе, и он еще не был уверен в Бейне настолько, чтобы позволить ему это. И как-то не особо верил своим словам.       Окей, прошло уже почти полгода с их знакомства, и Алек хотел, чтобы Магнус его коснулся. Он мечтал увидеть кучу искр, сыплющихся от их кожи после первого прикосновения, но Бейн упорно не замечал намеков парня на «прикоснись-ты-уже-блять-ко-мне». Так что парень решил брать все в свои руки, пока бабочки, для которых он стал инкубатором в последние полгода, не разорвали его. Поэтому однажды, когда Магнус молча бродил мимо стеллажей с книгами, Алек подошел вплотную к мужчине (и он определенно это почувствовал, судя по напрягшейся спине) и тихо позвал его, сиплым от волнения голосом. Бейн повернулся, и парень увидел затопленную зрачком радужку, тонкие, но такие мягкие на вид губы, резко дернувшийся кадык и как-то очень резко растерял свою решимость.       — Александр?.. — Лайтвуд вздрогнул от голоса и прикрыл глаза, прикусив губу, в попытке справиться с дыханием. И, кажется, Магнус все понял, потому что на его затылок легла мягкая ладонь, а к его собственным губам прижались чужие, настолько идеальные, что Алек потерял связь с миром, утонув в ощущениях. И поцелуй прервался только когда воздуха не хватало настолько, что на внутренней стороне век заплясали яркие пятна. Они так и остались стоять, прижавшись лбами, когда Магнус попросил Алека открыть глаза, которые тот так и не открыл. Неохотно парень повиновался, чувствуя, как в животе скрутился узел бесконтрольного страха. Но единственное, что он увидел — золотое сияние, созданное миллиардами ярких искр вокруг и хитрые золотисто-карие глаза напротив.