Поймать чужую душу

*** Жаркий июньский день. Воздух томный, неподвижный, на небе — ни облачка. Солнце светит так беспощадно, что учиться нет настроения ни у детей, ни у учителей. Банально нет сил что-то запоминать, решать, читать. И только у одной парочки даже в такую жару сил хоть отбавляй. — Шизу-тя-а-ан! — Блоха! Прибью! Вот такие выкрики нарушали сонную тишину школы. Учителя уже не пытаются что-то изменить, как-то повлиять на неугомонных Хейваджиму и Орихару — бесполезно. Как не мучился с ними школьный психолог, пытаясь докопаться до истоков такой жгучей ненависти и примирить их, все без толку. Каждый день эти двое устраивают дикие гонки по всей школе с порчей имущества (в основном, портил Шизуо, но и Изая был не безгрешен). Вот и сейчас, услыхавшие знакомые вопли учителя и ученики дружно вздохнули: как всегда, эта парочка, наверное, никогда не успокоится… — Оя-оя, Шизу-тян, похоже, ты загнал меня в угол! — проказливо усмехнулся Изая, разводя руками. Шизуо тяжело дышал, уставившись на ненавистную блоху с яркой злостью. Брюнет пробежался вдоль края крыши, хитро ухмыльнулся, бросив короткий взгляд через плечо. — Что такое, Шизу-тян? Чего не нападаешь? Блоха развернулась передом, прижавшись спиной к заграждению. Блеснул на солнце сталью нож. Стальнокрылой бабочкой запорхал в руках Изаи — Шизуо в который раз подавил неуместное восхищение талантами Орихары. Он на такие ювелирные действия был не способен, в отличие от блохи. Ловкие пальцы Орихары, казалось, были созданы для того, чтобы сплетать в прихотливом узоре нити человеческих судеб… Зловещий скрип, взмах тонкими руками; нож летит в сторону. Бледные ладони хватаются за край сетки, безжалостно разрывая кожу. Шизуо бросился к краю крыши, едва осознавая, что произошло. Вот блоха стоит, откинувшись спиной на заграждение. Вот натужно скрипят столбики; вот один из них выпадает, за ним тянется гибкая лента сетки. Вот худая фигурка падает, скользя пальцами по этой ленте, успевая ухватиться только за самый край. Алая кровь обвивает змейками запястья. Лицо Изаи сосредоточенное и напряженное. Но не испуганное, нет. Как будто не он висит на уровне четвертого этажа, цепляясь и раскачиваясь на этой ненадежной сетке. И Шизуо до него не дотянется — он это сразу понимает. Кусок сетки отклонился на добрых полтора метра от крыши, находясь под прямым углом к стене школы. Хейваджима быстро посмотрел вниз — там же был бассейн. Если блоха грохнется в воду, то сильно не пострадает… Ага, если бы вода была. Но, видимо, планировалась очередная чистка бассейна после уроков, потому воды не было. — Эй, Изая, — позвал Шизуо брюнета. — Попробуй вытянуть одну руку ко мне, может, я смогу тебя за нее схватить. Идея неглупая. С его силой, он точно сможет удержать Орихару, он же, вроде, легкий. Но как только Изая, не говоря ни слова, разжал судорожно сжатые пальцы и протянул руку Шизуо, как накренился еще один столбик, на котором держался кусок ленты, и расстояние между ними увеличилось до двух метров. Угол из прямого стал острым. Изая невнятно пискнул, снова вцепившись в сетку, наплевав на кровоточащие ладони. Жизнь дороже. Что делать, что делать? Вариант смотреть, как блоха падает и расшибается в лепешку, отметался сразу. Хейваджима не монстр. Он человек, несмотря на свою силу. И потому не будет смотреть, как умирает человек, пусть и ненавистный ему. Вообще-то сейчас он видит не врага, а хрупкого паренька, который отчаянно цепляется за последний шанс, который хочет жить до умопомрачения, который не сдается, хоть и больно, и страшно, и выхода нет… — Блоха, держись, я сбегу вниз и поймаю тебя! Продержишься пять минут, Изая?! — голос сорвался на крик в конце, но Шизуо было плевать. — Да… — сдавленный голос подстегнул не хуже кнута. Хейваджима сбежал по лестнице пулей. Вылетев на площадку перед бассейном, он вздохнул с облегчением. Где-то в глубине души зрела твердая уверенность, что он увидит мертвое и разбитое тело Изаи, но нет. Орихара все так же упрямо цеплялся за сетку — за свою жизнь — и сдаваться не собирался. — Эй, Изая, прыгай! Я поймаю! — заорал Шизуо. Несколько томительных мгновений Изая продолжал висеть — наверное, не мог разжать пальцы. Затем… Это было даже красиво. В замедленной съемке, в кино все эти падения выглядят красиво — невесомое падение, свобода на несколько секунд, растянутых в воображении до минут и часов. Для Шизуо падение Изаи тоже казалось бесконечным. Откинутая назад черноволосая голова, вытянутые вверх, к небу, руки — кажется, даже видно, как с кончиков пальцев срываются красные бусинки крови. Безвольное тело в объятиях ветра… Жаль, не видно выражения лица Изаи — какое оно? Расслабленное, смиренное? Наряженное, с закушенной до крови губой? Испуганное? Вот последнее точно невозможно. Изая не выкажет свой страх даже ветру и небесам. На одну секунду Шизуо показалось, что он ошибся и не успеет поймать Изаю. В конце концов, он не самый умный, мог и просчитаться. Но он не ошибся. Костлявое, легкое тело упало прямо ему в руки. Хейваджима машинально сжал руки вокруг Изаи, падая от удара назад. Тут же сел, торопливо разворачивая Изаю к себе. Орихара мелко дрожал, странно всхлипывая, не то смеясь, не то плача. Огромные глаза уставились на Шизуо. Зрачок поглотил радужку, оставив тонкие красные ободки вокруг черноты — признак страха или боли. Или сильнейшего стресса. Или всего одновременно. — Шизу-тян… — едва слышно прошептал Изая. — Ты меня поймал… — Да, поймал, — выдохнул Шизуо в ответ, чувствуя, как у самого от перенапряжения трусятся руки. Которыми он, к слову, продолжал обнимать блоху. Орихара всхлипнул, ткнувшись лбом в грудь Шизуо. Его руки безвольно лежали на коленях, ладонями вверх. Только сейчас блондин заметил, что они все в рваных ранах. Кровь уже не текла, застыв бурыми потеками. А ведь блохе больно, наверное. — Шизу-тян меня поймал, — тихо повторил Изая, всхлипывая уже без остановки. Теперь Хейваджима не сомневался, что он плачет. Тихо, истерично, неосознанно подавляя себя. А Орихара ведь боится смерти — с неожиданной ясностью подумал Шизуо. До ужаса, до потери самообладания боится. И сейчас пытается восстановиться, побороть себя, подавить страх и боль. Натянуть, как резиновую вонючую маску, полную превосходства ухмылочку. Прищурить глаза — чтобы никто не смог разглядеть истинных чувств. Глаза ведь зеркало души, поэтому ты их прячешь, да, Изая? Шизуо понимал это все интуитивно, не пытаясь облекать в слова свои чувства. И так же интуитивно он понял, что Изае нельзя дать сейчас закрыться в себе, упрятать пережитый страх на самое дно подсознания. Пусть все выплеснется: истерикой, слезами, криком. Пусть все выйдет наружу: словами, жалобами, просьбами. Хейваджима несмело сжал руки крепче. Сейчас он как никогда боялся, что навредит Изае. Нет, только этого не хватало. Орихара ему сейчас полностью доверился, вручил свою жизнь на блюдечке с голубой каемочкой, и он будет последней тварью, если предаст это доверие. Поэтому блондин, помедлив, начал мягко гладить Изаю по спине одной рукой, второй прижимая черноволосую голову к груди, легонько ероша непослушные колючие волосы. — Чт… Шизу… — удивление, похоже, пересилило шок. — Блоха. Изая. Все в порядке. Ты живой. Я тебя поймал и больше не отпущу. Все хорошо. Все будет хорошо. Ты живой, — тихо начал говорить Шизуо. Изая напрягся, словно хотел вырваться, но потом прижался к нему сильнее. Дрожащие плечи, костлявое легкое тельце, тонкие окровавленные пальцы цепляются за рубашку — плевать, что ее теперь не отстирать. Изая уже не пытается подавить всхлипы — он плачет, уже не прячась, мешая рваные вздохи с невнятными фразами. Шизуо не пытается их понять, хоть и невольно вслушивается. Он продолжает мерно оглаживать спину блохи — черт, до чего же он худой, каждый позвонок прощупывается, каждое ребро! — и перебирать жесткие прядки. Пока его не заставляет замереть следующее: — Шизу… Никогда меня не оставляй!.. Я же упаду, если ты не будешь… меня ловить. Пожалуйста, будь… вот так. Со мной… Я же один, меня никто не поймает, меня никто не будет держать… Меня же даже не обнимает никто!.. Никто… не хочет. Пожалуйста, всегда… всегда… — особо горький всхлип, Изая цепляется за Шизуо, как за последнюю соломинку. Близость смерти, ее холодное дыхание — смыли все наносное, фальшивое, обнажая истинную природу, истинные желания. Одинокий, никому не нужный; никто не позаботиться, никто не обнимет. Никто не поймает. — Я буду, — негромко отвечает Шизуо. Поддавшись странному чувству, касается губами макушки Орихары. Изая, вздрогнув последний раз, замирает, прижавшись к блондину. Тот просто обнимает его, положив подбородок на макушку. — Эй, Шизу-тян… — Чего? — Ничего ведь не изменится, верно?.. — С чего ты взял? Я тебя поймал, разве нет? — Ага, — нервно хихикает Изая, отстраняясь. У него припухли и покраснели веки, щеки мокрые и тоже красные. Губы в ранах — искусал еще там, на крыше. Уголки губ дрожат в слабой попытке изобразить хотя бы подобие прежней усмешки. Шизуо молча вытирает рукавом рубашки его щеки, и брюнет потухает, прекращая попытки натянуть свою маску. Опускает взгляд на свои ладони, которые вновь кровоточат. — Больно? — Хейваджима берет Изаю за запястья, внутри обмирая от птичьей хрупкости костей; вот сейчас он сожмет чуть сильнее, и они сломаются, как сухие веточки. — Угу, — Изае не страшно, ему почему-то хорошо. У Шизуо — теплые руки; он вообще весь очень теплый, почти горячий. Хоть сейчас и жара, но Изая думает, что замерзнет, едва отлипнет от Шизуо, потому прижимается еще теснее, хотя куда уж ближе? — Тебе нужно в медпункт, — заключает Шизуо. Нехотя ссаживает Изаю с колен, встает, чуть качнувшись — ноги немного затекли. — Шизу-тян, — Изая продолжает сидеть на земле, только поднимает голову и смотрит на Шизуо несчастными глазами. — А у меня колени дрожат и голова кружится. Я не дойду… «Начинается», — обреченно думает Хейваджима. Теперь блоха попытается сесть ему на шею, да еще и ножки свесить; начнет подкалывать, издеваться. Недолго он побыл настоящим. Жаль. Такой Орихара почти понравился ему. «Пожалуйста, Шизу-тян, просто позволь мне побыть с тобой еще. Ни за что бы не подумал, но мне необходимо, чтобы ты ко мне прикасался. Чтобы ты меня держал. Иначе я снова упаду». — Шизу-тян… — Захлопнись, — огрызнулся Хейваджима, легко подхватив Изаю на руки. Снова едва не упал. Легкий, он слишком легкий. И хрупкий до безумия. Такого опасно сжимать в руках слишком крепко — и страшно ослабить хватку. В школьном медпункте было пусто. Шизуо мысленно чертыхнулся: ну и куда делась медсестра?! Усадив Изаю на кушетку, он мрачно осмотрелся. В принципе, обработать и перебинтовать руки он и сам бы сумел, но раны такие, что нужно зашивать, а он не умеет… — Шизу-чан, не волнуйся. Можешь идти на уроки, все нормально. Медсестра придет через час, а я отсюда никуда не денусь, — Изая говорил негромко и спокойно. Неестественно спокойно. — Еще чего, — нахмурился Шизуо. — А если зараза какая-то попала в раны? Нужно обрабатывать их сейчас. Неплохо было бы их зашить… — Не умеешь? Жаль, Шинра сегодня уехал с отцом в Киото. Он мне уже как-то зашивал одну царапину. — Правда? — несколько рассеянно произнес Хейваджима — искал спирт и бинты. Потом он промывал раны Изаи, осторожно, очень осторожно касаясь ладоней. Бинтуя, Шизуо думал, что останутся шрамы. И что несколько дней, как минимум, блоха его доставать не будет. Только это нисколько не радует. — Шизу-тян. — Чего еще? Изая касается забинтованной рукой щеки Шизуо. Смотрит непривычно тепло и неуверенно улыбается. — Спасибо, что поймал. *** — Эй, Шизу-тян! Ши-зу-тя-а-а-ан!!! — Долбанная блоха! Хватит орать! Изая смеется. Он стоит на крыше закрытого магазинчика. Внизу стоит злой Хейваджима с дорожным знаком наперевес. Уже давно они окончили старшую школу, а догонялки свои не бросили. Только перенесли на улицы Икебукуро. — Шизу-тян… — безумная улыбка расцветает на губах. — Поймай меня. Повернуться на каблуках, развести руки в стороны, будто крылья. И упасть спиной назад. Страха нет. Чего не скажешь о Шизуо. Уж чего только он не повидал за время общения с блохой, а такие фортеля Изая выкидывает впервые. И он отбрасывает прочь знак, прыгая вперед и успевая едва ли не в последний момент подхватить Орихару на руки. На этот раз он устоял. Все упреки и ругань замерли на губах, когда Изая посмотрел на него счастливыми глазами. — Шизу-тян меня поймал, — с какой-то детской радостью сказал Изая, широко улыбаясь. — Ну, а куда бы я делся? Я же всегда тебя ловлю. — Всегда… — Изая гладит ладонью щеку Шизуо. Он чувствует шрамы на внутренней стороне. След, оставшийся на память о том дне, когда Шизуо поймал Изаю. Навсегда. Поймал не только тело — но и душу. И эта душа осталась в его руках — пойманная, пригревшаяся, обрадованная, обласканная. Орихара невесомо касается своими губами плотно сжатых губ Шизуо. Отстраняется, насколько может. Лукаво щурится. — Раз ты, Шизу-тян, поймал меня, то возьми на себя ответственность за меня. — «За мою душу. За мое сердце. Они хрупкие. А ты сильный — ты же защитишь меня? Удержишь?» — Блоха, ты обнаглел, — ухмыльнулся Шизуо. И добавил, прежде чем поцеловать Изаю: — Я никогда тебя не отпущу. И даже если упадешь — я поймаю. Зверь, хищник, монстр — он так силен, что становится страшно. Ему страшно сломать хрупкого Лиса в своих руках. Лисья ухмылка, тонкие по-птичьи запястья — вечно мерзнущие руки и душа. Мой, мой, не отдам, не отпущу. Твой, только не отпускай. Лис на самом деле сильный, его так просто не сломать. Но если Зверь разожмет руки — Лис умрет. Вот так, без полутонов и промежуточных состояний — умрет. Просто Изае нужен Шизуо, а Шизуо нужен Изая. Только Изая может выдержать силу Шизуо. И только Шизуо может спасти Изаю от самого себя. Вот так, и никогда им не быть порознь. Могли бы быть врагами навек. Могли бы быть друзьями. А стали любовниками. Но никогда бы им не быть равнодушными, просто прохожими. В мире, где нет Орихары Изаи — невозможен Хейваджима Шизуо. И наоборот. Просто Изая и Шизуо никогда не отпустят друг друга. Вот так, все просто… — Шизу-тян. — Что? — Спасибо… Что ты со мной. — Вишневые глаза теплые, как никогда. Улыбка мягкая, но она только для Шизуо. Прикосновения ласковые и нежные — да, только для него. — Тебе тоже. — Слова простые и, в общем-то, ненужные. Прикосновением, поцелуем, нечаянно-отчаянной лаской они скажут друг другу больше. Просто когда люди друг другу нужны, слова излишни. А важно только поймать вовремя чужую душу.