Второе дно

За окном горизонт горит алым пожаром с рыжими вкраплениями, будто жирные краски размазали на листе бумаги, в самый центр ткнув ослепительной точкой падающего солнца. Смотреть на закат больно, поэтому Ривай поворачивается спиной к невиданной красоте и довольствуется цветными всполохами с обратной стороны век, когда окончательно закрывает глаза. Он отчетливо слышит тяжёлые шаги Ирвина из одного конца кабинета в другой, сопровождающий метания бессвязный злой шепот и в конце удар о стол. Писчие принадлежности звучно подскакивают, дребезжит ложка в оставленной с вечера чашке, следом наступает напряженная тишина. Ривай медленно открывает глаза, щурится (свет после тьмы всё же слишком яркий), смотрит на вздымающиеся в такт дыханию широкие плечи и бесшумно качает головой. - Чёрт возьми! - Ирвин снова бьет кулаком о столешницу. - Мы ничего не выяснили, лишь потеряли треть людей! - Не забывай о схваченных титанах, - веско говорит Ривай, охлаждая пыл, отталкивается от подоконника и задергивает тонкую штору, погружая помещение в подсвеченный красным сумрак. - Пока мы ничего не выяснили, но иметь материал для работы внутри стен лучше, чем гоняться за ублюдками по всей Марии. Жертвы неизбежны, ты знаешь. - Но в этот раз слишком много. Половина погибших осталась бы жива, разреши я сдать позиции. Для выхода за стену на четыре часа потери колоссальны, - Ирвин упирается раскрытыми ладонями в край стола, цыкает и мотает головой, окончательно разлохмачивая волосы. Длинные пряди на затылке и на лбу слиплись сальными иголками, один их вид заставляет Ривая брезгливо кривиться, хотя он знает, что сам выглядит не лучше. После короткой вылазки они не успели умыться, взвинченный до предела Ирвин сразу бросил поводья лошади первому попавшемуся рядовому и, отмахнувшись от осмотра медиков, удалился в свой кабинет, не тратя сил на приглашение Ривая. Но тот и без слов все понимал. Кому-то командир мог казаться хладнокровным: неизменно прямая осанка, чистый взгляд, сосредоточенно поджатые губы - все это должно было внушать уверенность в силе и самоконтроле. Но стоило приглядеться получше, начинали проскальзывать мелочи, выдающие истинное состояние. Сжатые до побеления костяшек кулаки, когда что-то шло не по плану, желваки, проступающие на челюстях, когда титаны вели себя непредсказуемо, сведенные ближе обычного к переносице брови, когда потери становились слишком велики. Для расшифровки подобных знаков достаточно было постоянно наблюдать за поведением, а с этим у Ривая не возникало проблем. Начиная с первой минуты их встречи он использовал любую возможность досконально изучить Ирвина точно так же, как тот изучал его самого. В том, что исследовательский интерес взаимен, сомнений не было. Ривай чувствовал это по долгим пристальным взглядам, по внимательности, которой окружал его Ирвин, по неловким случайно оброненным фразам. - Это моя вина, - прерывая цепь отвлеченных размышлений выдыхает Ирвин, и Ривай не собирается с ним спорить. Подходит ближе, кладет ладонь на плечо, чувствуя пальцами под рубашкой неровно наложенные бинты. - Да, - весомо и утвердительно кивает он, словно придавливает к земле однозначностью сказанного. Молчит, выжидая, пока придет смирение с этой мыслью, не гневная досада и не горькое сожаление, потом тянет на себя, заставляя развернуться, и смотрит, задрав подбородок, словно бросая вызов. - Но они погибли не напрасно, ведь так? Теперь у Ханджи есть материал, она выяснит что-то новое, что поможет нам в бою. И это приблизит нас к победе. Приблизит к свободе. Ривай знает, что лишь в его присутствии Ирвин позволяет себе отпустить внутренний контроль, поэтому старается быть аккуратным, не спугнуть хрупкое равновесие. Оказанное доверие ему льстит. Близость к настоящему Ирвину и ярко-выраженное особенное отношение заставляют Ривая ощущать себя действительно избранным, тем, кого скрытный по натуре Ирвин уже подпустил на расстояние вытянутой руки, и, возможно, собирался подпустить еще ближе. И если сейчас, чтобы помочь Ирвину вернуться в нормальное состояние, нужно начать говорить его же словами, это легко. - Отвратительное чувство... Раньше я думал, со временем оно станет привычнее. Ривай предпочитает промолчать, жгучая вина знакома ему не понаслышке, избавить от нее не способно даже время, и никакими словами тут не поможешь. Ирвин с силой трет переносицу, его брови сходятся вместе, лицо искажается в болезненной гримасе. - Спасибо тебе, - тихо произносит он, не поднимая взгляда, потом порывисто поворачивается в сторону зашторенного окна и объясняется. - За то, что ты здесь. - Пустяки, - бормочет Ривай, хотя в груди мгновенно разгорается горячее приятное пламя. Пользуясь моментом, пока за ним не наблюдают, он жадно рассматривает мужественный профиль Ирвина, словно не видел его никогда раньше. Крупный нос, волевой подбородок, высокие скулы, пухлые губы - эта внешность, неотделимая от внутреннего содержания, будит в Ривае целую бурю эмоций: от чистого восхищения до низменных желаний. - Не говори так, - Ирвин неожиданно поворачивается, наверняка замечает неприкрытое вожделение, но не подает виду, тянется ладонью вперед и невыносимо нежно касается щеки, гладит от скулы до подбородка, немного притягивая к себе. При их отношениях такой жест неприемлем, но Ривай не торопится отстраняться, наоборот замирает в ожидании большего, и Ирвин медленно наклоняется вперед. Сердце пропускает удар, когда между ними остается не больше нескольких сантиметров, на приоткрытых губах ощущается чужое теплое дыхание, горло сжимается, заставляя судорожно сглотнуть, до желанного обоими поцелуя остается совсем немного. И внезапно все прекращается. - Тебе нужно отдохнуть, - прожигая лихорадочным взглядом нижнюю губу, хрипит Ирвин, безвозвратно нарушая момент. Ривай дергается всем телом, осознав в полной мере, что могло только что произойти, отступает на шаг назад, сдерживает порыв облизнуться и рассеянно кивает. - Тебе тоже, - голос его не слушается, ноги ватные, вместо жара в груди распускается предательское разочарование. Это не то, что он должен испытывать, но чувство предельно ясное. Желание снова сократить расстояние и застыть неприлично близко друг к другу настойчиво свербит в подкорке. Неловкость тяжело повисает в воздухе, мешая легким расправиться и дышать глубоко, единственный способ от нее избавиться - уйти, Ривай не раздумывая ни секунды поворачивается к выходу. Называть этот поступок бегством стыдно, но это именно оно и есть. - Я рад, что ты рядом со мной, - шепотом бросает Ирвин в спину, когда Ривай стоит перед открытой дверью. В коридоре намного темнее и прохладнее, там нет беспокойного красноватого сумрака, нет будоражащей близости. Когда Ривай делает шаг за порог, ему кажется, что он вступает в нейтральное течение реки из самого центра водоворота, но колотящееся сердце не думает замедляться, от последних слов становится еще жарче и лучше. - Хорошо, - он кивает, не оборачиваясь, чтобы показать, что услышал и понял все как надо и даже на каплю больше, после тихо прикрывает дверь и трогает губы кончиками пальцев, затем ведет по ним языком, с досадой слизывая воображаемую тень касания и пресный отголосок вкуса. Едва слышится щелчок входящего в паз замка, Ирвин шумно вздыхает, вместе с воздухом выпуская из себя тревогу, на лицо ложится маска усталого безразличия. Он расправляет плечи и идет раздвинуть шторы, чтобы яркий солнечный свет заполнил комнату. Представление для единственного зрителя прошло идеально: тайные знаки, подсказки, мелочи - придумать их проще, чем кажется, гораздо сложнее использовать в нужный момент, не вызывая подозрений. Ривай сейчас слишком ценный солдат, чтобы пренебрегать его чувствами. Если он ожидает увидеть внутренние терзания, лучше показать их, чем разочаровывать отсутствием. Тем более в этот раз Ирвин правда виноват в количестве потерь: не сориентировался быстро по ходу сражения, избрал неверную с самого начала тактику. Но жертвы будут всегда, на пути к высшей цели избежать их просто невозможно. А вот привязать с их помощью сильнейшего воина человечества невероятно мудрый ход. Ривай сколько угодно мог строить из себя хладнокровного, скрыть от Ирвина чувствительное сердце ему никогда не удавалось. За следующие несколько "откровений" должно получиться окончательно завоевать его расположение. Ирвин прекрасно знает, одних схожих идеалов для необходимого подчинения недостаточно, слепая вера и послушание рождаются не из голого уважения и сомнительного чувства долга, а из мешанины куда более ярких и горячих эмоций. Тут приходится кстати зреющая влюбленность, отголосок которой уже сквозит в каждом взгляде Ривая. Используя её с умом, можно будет достичь многих целей с меньшими затратами. Всего-то следует подыграть в нужный момент, добавить улыбок, небрежных касаний. Разбрасываться возможностями, безраздельно завладеть ценным оружием Ирвин не привык. Если потребуется, он пойдет дальше, чтобы поселить в Ривае окончательную уверенность в ответности чувств.